Снимок 19 (1/1)

Луи сделал снимок и разочарованно посмотрел на фотографию, которая получилась немного смазанной. Зейн, до этого момента попивавший лимонад из пластмассового герметичного стакана с трубочкой за несколько столиков от него, обернулся и громко вздохнул. – Сначала настройся. А потом, когда будешь нажимать на кнопку, дождись характерного звука. Только тогда и нажимай до конца, – отчетливо сказал он, наблюдая, как Луи снова целится в него из его же фотоаппарата. От напряжения у него чуточку дрожали руки, потому что он не выпускал его уже несколько часов. Через несколько мгновений страдания Луи увенчались успехом, и он с торжественным лицом пересел за стол к Малику, прихватив с собой свой имбирный чай. Зейн забрал фотоаппарат и бегло просмотрел снимки, отмечая, что у Томлинсона уже почти получается. И он почти не заляпал объектив пальцами. – Весь смысл в том, чтобы делать это тайно, – тоном учителя заметил Зейн, убирая фотоаппарат в чехол, пока Томмо пристраивал свою сумку на свободном стуле и довольно сжимал и разжимал пальцы. – И не на мою зеркалку. – Какой же ты зануда, – вздохнул Луи, залпом допивая чай. Малик поморщился, вспоминая, сколько имбиря Луи натер в кружку. – Я хотел, но сидеть за мусорными бачками холодно, и я не смог тебя приблизить, – Зейн скорчил рожу, но потом подумал, что, наверное, это логично, если Томлинсон никогда не имел дела с фотоаппаратами. Он вообще игнорировал все это. Ну, до недавнего времени. – А твой фотоаппарат нужен, чтобы ты не мог снимать меня.Они сидели в уличном кафе с пластиковыми столами и стульями, и Луи откровенно лукавил, потому что за столиками было также холодно, как и за мусорными бачками. Разве что зонтик немного защищал от ветра и мелких капель дождя, которые все-таки затекли Луи за шиворот, когда он немного отъехал на стуле назад, чтобы вытянуть ноги. Зейн пожал плечами. – У меня их шесть, не считая пары камер и дряхлого полароида, – небрежно отозвался Малик, покачав головой. У него был вполне сытый голос, хотя они позавтракали очень давно, чего не скажешь о Луи, у которого уже потихоньку сводило желудок. – И пока ты там копался, я успел быстро снять тебя на мыльницу, – Зейн вытащил из глубокого кармана обычный цифровик и помахал им у Луи перед носом. – В профиль ты потрясающе красив. Томлинсон со вздохом покрутил в руках пустую кружку из под чая, постукивая донышком по столу. Он почему-то думал, что будет намного проще, когда все это планировал. Хотя на самом деле он просто подумал тогда, дома у анонима, что они могли бы поменяться ролями на время, пусть у него и не хватало навыков. – Вся эта кампания затеяна для того, чтобы ты перестал меня снимать, и смог жить нормальной жизнью, – терпеливо повторил он, нахмурив брови, как было всегда, когда он объяснял особенно навязчивую мысль, которая долго не давала ему покоя.– Для чего? – медленно уточнил Малик.– Чтобы нас не было в жизнях друг друга, – развивал мысль Луи. Зейн будто бы не изменился в лице, хотя у него побелели костяшки пальцев, когда он сжал руки в кулаки. Томлинсон великодушно продолжил. – Ты будешь отдельно, найдешь себе кого-нибудь. И я буду отдельно, построю новые отношения. Все счастливы. Малик смерил его непонятным взглядом, который Луи мог бы расценить, как угодно, потому что было очень тяжело понять, что у анонима на уме, если он не говорил в открытую. – Ты лжешь, – наконец, сказал Зейн. Луи поднял глаза. – Если бы ты хотел от меня избавиться, мог бы просто заявить в полицию. У тебя есть улики и на руках, и мой адрес ты знаешь. Или мог бы просто игнорировать мое присутствие, раз уж я сказал тебе, что больше не буду присылать тебе фотографии. По крайней мере, пока ничего не произойдет. Но ты уже неделю как взял отпуск, и мы...– Заткнись, а, – попросил Томмо, отворачиваясь. – Может, я и не хочу. Ты... ты засранец. Я настолько привык к тому, что ты есть в моей жизни, что не могу уже адекватно жить без тебя. Все время кажется, будто чего-то не хватает.Зейн улыбнулся. Луи не мог сказать, что ему не нравится улыбка анонима, но когда это происходило вот так самодовольно, это немного раздражало. Потому что это значило, что Луи попал впросак, и прав именно Зейн, а не он. Вообще, как заметил Томмо, в восьмидесяти процентах именно аноним и был прав. И между тем, Томлинсон понимал, что произошедшее — самое искреннее, что было в его жизни. Никто и никогда не был так предупредителен и обходителен, не открывал ему свою душу, и еще ни для кого он не был всем. Нет, Луи не был ханжой, конечно, мать его любила, но детей у нее было много, и она должна была любить их всех одинаково, а кого-то, кому она нужнее, даже больше, ведь не все такие, как он, и могут спокойно противостоять невзгодам судьбы. Относительно спокойно. И еще он не понимал, почему ему так комфортно в компании того, кто по факту и юридически являлся его преследователем. Кого он должен бояться, презирать и ненавидеть. Возможно, все дело было в том, что классический преследователь — толстый мужчина с потными ладошками, а Зейн абсолютно не такой. Возможно, все дело в том, что он — единственный человек на всем белом свете, которому действительно интересно, что с ним происходит, кого волнует именно он. Это эгоистично, думал Луи, но неужели так плохо желать, чтобы кто-то о тебе заботился? Неужели так отвратительно нуждаться в ком-то? Томмо выдохнул. За последние месяцы ему надоели вопросы. Он хотел свободы, хотел, чтобы все было ровно и приятно. Чтобы... больше не нужно было думать, без конца сомневаться, чтобы раз в жизни плыть по течению. Для этого, наверное, надо было разрешить все до конца. – Слушай, ты, про всех все знающий, – окликнул Зейна Луи. Малик улыбнулся, но уже приятной, спокойной, солнечной улыбкой. Луи немного смутился, как и всегда, когда нужно было спрашивать такие вещи. Или наблюдать за этой спокойной и (почему-то) родной улыбкой. – Меня давно волнует один вопрос.Луи открыл было рот, но ему стало мерзко. Как будто, если бы он произнес это вслух, нужно было потом ополаскивать рот. Если не с хлоркой, то хотя бы с мылом. Аноним посмотрел в его глаза. Луи давно думал, что он буквально считывает все с сетчатки. Или очень хорошо его знает. – Деньги, – ответил Малик равнодушно. – С самого начала его волновали исключительно деньги. Найл мигрировал, денег у него не было, как и у всей его семьи. У Стайлса, кстати, тоже с деньгами все плохо было (поэтому потом Вы и жили у тебя дома). Влюбленный по уши Гарри и подумал внезапно, сидя все в том же школьном туалете, что может обеспечивать свою зазнобу. Но сам Стайлс зарабатывать не умеет.Луи вспомнил, как Гарри сказал, мол прости, что транжирил твои деньги, но почему-то до последнего надеялся, что изначально дело было не только в этом. Или не настолько в этом. – Вот он и решил пожить за мой счет, – с отвращением произнес Луи. – Ну, не отрицай: даже когда ты не зарабатывал деньги сам, у твоей семьи всегда был сравнительно неплохой достаток, – назидательно ответил Малик. Луи посмотрел на него с нескрываемой озабоченностью. Малик округлил глаза. – Нет, лично меня твои деньги не волнуют вообще.Томмо склонил голову и почти минуту сидел так, пока Зейн не толкнул ему свой лимонад, чтобы Томлинсон промочил горло. Луи показалось это таким жалким, словно они два школьника, сидящие после уроков, и им некуда пойти. Возможно, так и было. Возможно, если бы что-то пошло не так (что-то пошло именно так), это произошло бы раньше. Никто бы никого не обманывал. Один не терзал бы себя, бегая по пустой комнате, ударяясь о стены, прикасаясь к глянцевым, матовым, бумажным страницам с распечатанными фотографиями, желая оказаться с настоящим человеком, а не с суррогатами из фотобумаги. Второй бы не страдал, размышляя, почему его отношения не похожи на те, сказочные, которыми могут похвастаться его друзья, однокурсники и коллеги. Все могло бы быть по-другому. Наверное, это угнетало сильнее всего. – Как все глупо, – сказал Луи.– Очень глупо, – согласился Зейн.– И не логично, – проговорил Луи.– И не логично, – кивнул Зейн.– Я хочу уехать, – немного погодя признался Луи.– Я подгоню машину, – быстро предложил Зейн и встал со стула.– Насовсем уехать! – воскликнул Луи, схватив его за руку.Зейн наградил его внимательным взглядом, словно снова пытался что-то уловить с сетчатки его глаз или прочитать его мысли, потому что Томмо снова чувствовал себя, как на ладони. Зейну хватило нескольких секунд, прежде чем он мягко заставил Луи убрать руку. – Я подгоню машину, – терпеливо повторил он.Луи подумал, что, наверное, не будет забирать из дома вещи.