Заграница. (1/1)

— Бир! Еки! Уз! Тоёрт!За окном переливается струнная музыка. Женский, хорошо поставленный голос, неторопливо отсчитывает.Женя открывает глаза.Дома. Он — дома, и одно это уже хорошо.Ночь прошла успешно. Не ворочался на влажном от пота матрасе, а спал. Без ?вертолетов?, кошмаров, внезапных пробуждений и судорог сердца.Мутит после вчерашнего, но пока вполне терпимо. Сквозь тюлевые занавески видны силуэты кипарисов. Лезет в комнату настырное солнце. Ровно и уверенно гудит кондиционер.— Работай давай! — по-казахстански сообщает голос с улицы и гул становится громче.Возле кровати стоит откупоренное пиво. Почти полная бутылка для оздоровительной утренней врезки. Благоразумно: Жене тридцать восемь лет, и пора уже заботиться о здоровье.Васильев спускает ноги с кровати. Он борется с искушением выпить все пиво немедленно, делает пару глотков и ковыляет в ванную.Вещи разбросаны по всей комнате, вперемешку с книгами и пакетами из супермаркета. В беспорядке, давно уже по-хозяйски прижившемся у него, нет ни холостяцкой небрежности, ни унылого упадка жилья алкоголика. Его книги и одежда похожи на усталых людей, пережидающих бомбежку в подвале.Женя разглядывает себя в зеркале. Грудные мышцы, конечно, уже не те, да и руки заметно отощали. Но каждое утро он делает сотню отжиманий, как бы ни провел предыдущий вечер: дисциплина — прежде всего. Иначе, с его-то образом жизни, на плаву не удержаться. Разве последние пару месяцев зарядку не делал — ему ногти на ногах подстричь некогда, какие уж тут отжимания… Ноги тоже стали совсем худые, много ходит пешком. Живота почти нет. Особенно, если втянуть. Лицо помятое, но если умыться холодной водой, станет почти как новое.Беда только, что вода из крана всегда идет теплая, с мерзким болотным привкусом. Говорят, ее ни в коем случае нельзя пить, даже кипяченую. Может, и так, но Женя не тратит деньги на покупную.Брился он вчера, сегодня вполне сойдет и так. Зубы чистить раздумал — от зубной пасты запросто может проблеваться. Полувыдавленный, смятый в самой середине тюбик противен уже тем, что здорово похож на самого Евгена. А еще тупая бритва-одноразка… И пересохший обмылок на фальшивом мраморе столешницы... Иногда Васильев представляет, как они оживут, точно в ?Мойдодыре? или ?Федорином горе?, и выскажут ему все, что думают. Да толку-то... Женя и сам знает, что они скажут. Стоит под душем, намыливает подмышки и пах. Размышляет — не подрочить ли. Особой бодрости не ощущает. Ладно, может, чуть позже.После водных процедур, ничуть не посвежевший, Евгений возвращается в комнату, напяливает шорты и футболку. — Жылдамыра?! — раздается из-за окна.Пиво прохладное — кондиционер у Евгена всегда на восемнадцать по Цельсию, поэтому ему везет просыпаться не в луже пота. Квартиру Васильева сосед-немец называет ?Зибирия? и в гости приходит в вельветовой куртке. Немца зовут Иван (Евген до сих пор удивляется креативности его родителей). Круглолицый, в очках, он смахивает на фашиста-тыловика или на протестантского пастора, приторговывающего наркотой в свободное от службы время. Ваня живет этажом ниже, прямо под Женей. Иногда ему лень ему звонить или писать смску, и он просто стучит пустой бутылкой об пол. Пиво казахстанцы разливают в удобную тару — ноль шестьдесят три, такую бутылку — темного толстого стекла — приятно держать в руке. Не Америка, где упитанные дядьки в клетчатых рубашках потягивают пиво из нелепых бутыльков — горлышко едва заметно в здоровенном кулаке. Но тут — уважающий мужчину Восток, при всей внешней тщедушности местных мужичков. Иван приходит обычно со своим, баночным — объясняет, что банки легче тащить из магазина, чем стекло. ?И ты после этого зовешь меня Обломовым?? — усмехается Васильев. Ваня парень начитанный. Объясняет, что он не ленив, но рационален. Как Штольц. Женя говорит ему, что пиво в жестянках гораздо хуже по вкусу. Немец рассудительно замечает, что все казахстанское пиво говно, а вкус говна — всегда говеный. Независимо от того, в стекле оно или в банке. Жене наоборот многие местные сорта нравятся, но спорить с немцем о пиве — глупо. Сейчас Ваня свалил на летние каникулы к себе в Германию. Их убогая бетонная четырехэтажка, общежитие для иностранных специалистов — ?Виктор - е? жа?сы? — почти пуста. Кроме Евгения и старичка-япошки, сейчас никого не осталось. Япошка живет сверху...Женя представляет себя оккупантом, залезшим в курятник. Сплошное кудахтанье. Хлопанье крыльев. Грохот упавшего ведра. Солдатская ругань... Все это — местный диалект. Раздается резкая автоматная очередь. Вздрагивает, едва не выронив бутылку. Партизанен?! Женя открывает глаза. Нет, Васильев не фриц-курощуп в белорусской деревне. Он — обычный шетелдиктер. Иностранец. Алыста.Никто не стреляет. Просто выходной, и кто-то по этому поводу стучит по всем кострюлям. А может, сегодня будет свадьба в соседнем доме. Раннее время — не помеха. Казахстан ложится и встает рано. Выстрелами казахи отмечают успехи в делах и рождение детей. Ими они отгоняют злых духов и приманивают богатство. Под грохот и треск встречают весну, женятся и даже хоронят. Казах рождается в шуме и взрывах, живет среди всего этого с удивительным спокойствием и умирает в привычной обстановке — под грохот, при залпах фейерверков и столпотворении родственников. Женя возвращается в комнату. Стягивает футболку. Еще на балконе разглядел на ней пятна от соуса. Он находит в шкафу относительно чистую. Меняет шорты на мятые льняные штаны, легкие и широкие. Один из плюсов житья в Казахстане — здесь можно ходить в чем угодно, хоть в пиджаке и семейных трусах. Гладить одежду вообще не принято: Женя не встречал казахстанцев, которые этим бы занимались. А вот чистой одежда все-таки быть должна, поэтому весь Алаш-Кала и увешан бельем — одна нескончаемая общегородская постирушка. Где-то с час Женя еще шарится по сети. На ?proza.ru? скучно и уныло. Рецензий новых на него никто не пишет и уже давно. Последнюю рецензию он получил такую: ?Автор, Вы психически ненормальный человек и у Вас явные наклонности садиста и сексуального маньяка... Куда катится наша страна, если такие авторы имеют возможность издавать свои мерзкие рассказики... Пугает то, что ходит по земле такой человек с такими вот мыслями в голове... А мы все рядом с ним живем... А ведь таких, как он — много, скрытых моральных уродов!.. Кстати, если с Чикатило снять очки — вылитый автор! ? Сам Женя никого там не читает и тоже никому не пишет. В надежде заглядывает на ?udaff.com?, но в комментариях — лишь вялая ругань сторонников независимой Украины и радетелей Российской империи. Заходит в почту. Женя знает, что от Ксюши письма нет и не будет. Он кликает по каким-то новостным ссылкам, но текстов не понимает. От скуки заходит на ?Одноклассников?. Как обычно, в ?гостях? неизвестные девки, с каждым месяцем фотки девок все блядовитее... Хоть бы написали пару слов, так нет — заходят и уходят: рожа у Васильева на фотке та еще. Впрочем, и в жизни не лучше. Пара сообщений от бывших однокурсников. Стандартные: ?привет, ты как?? Евген никому не отвечает.Последний сайт, который он открывает — ?Полушарие?. Мужчина кликает в разделы ?Казахстан? и ?Казахстанский русский клуб?. Проходится по темам. Все то же: уныло и скучно. В правилах сайта требуют после шутки ставить смайлик. Или писать — ?шутка?. Что можно ожидать от них... Женя называет этот сайт ?Полужопие?. Проматывает скроллом глупые посты русских девок, выскочивших замуж за казахов. Девок, сбежавших из дичающей Сибири и Дальнего Востока в сытый Казахстан. Но что-то их тревожит, тяготит — это видно по темам. Девки нахваливают работящих и заботливых казахстанских мужей, поливают дерьмом пьющих и ленивых русских, и все равно проскакивает в их строках тревога — жизнь в чужой стране не всегда сахар. Комментариев не оставляю, Женя снова забанен, на этот раз ?за разжигание национальной розни?. Зачем-то опять роется в пепельнице. Евген напяливает кроссовки. Ногти все же надо будет постричь как-нибудь. Васильев выходит из квартиры. В лицо, будто с размаху, бьют ватной подушкой. Горячей подушкой, полежавшей на печи. В коридоре кондиционеров нет. В Алаш-Кале лето. Утро закончилось. Его цель — соседний поселок, что за стеной кампуса. За невысоким забором видны унылые стены шестиэтажек. Мужчина проходит мимо автостоянки — черным блеском сияет ряд новеньких чистых ?ауди?. Он здоровается со сторожами у боковых ворот. Дедки лет шестидесяти, в зеленых кителях и фуражках, беззубо улыбаются. Один из них подмигивает Евгению и изображает жестом процесс выпивания. Женя давно уже местная знаменитость. Сначала стыдился, теперь привык. Васильев кивает в ответ. Вход в жилой блок. Решетчатые ворота для въезда машин сейчас закрыты. Рядом особого вида калитка, вроде узкой и длинной клетки. Надо войти, протиснуться вбок — и вылезти на свободу. Это чтобы жильцы не протаскивали свои велосипеды в кампус, а оставляли на парковке. Клетку установили недавно, но не все в поселке еще привыкли. То и дело, по старой привычке, подъезжают на великах и скутерах, останавливаются, свешивают ножки со своих драндулетов, открывают рты и смотрят на новые ворота.О чем-то переговариваются, разворачиваются и едут вглубь поселка, к другим воротам. Подъезжает следующая партия. Встает у ворот. Созерцает их несколько минут... Женя выходит из кампуса. Летом Алаш-Кала напоминает ему огромный, невероятных размеров софит. Льется, бьет, ослепляет невыносимо горячий свет. Где-то среди микротрещин стекла ползет, обреченно шевеля ножками, жаростойкий муравей. Если приглядеться получше, то муравей — это, конечно, Женя. Он бредёт по местной торговой улочке. Просачивается сквозь толпу неторопливо шаркающих ногами аборигенов — в пижамах, трусах и ночнушках, пробираюсь сквозь припаркованные велосипеды и скутеры, натыкаюсь на длинные оглобли мусорной тележки, перешагиваю через лотки с фруктами и расстеленные на тротуаре коврики с бижутерией. Но улица все равно почти пуста и безжизненна. Когда солнце уползет за эстакады и крыши домов, здесь все изменится. Появятся признаки вечерней, настоящей жизни: подвесные лампы над гроздьями бананов и лотками с креветками, яркие витрины магазинов одежды, розовый свет массажного салона, тележки-жаровни, пластиковые столики и стулья, музыка из динамиков, россыпи пиратских дисков... Заскользят в толпе небритые уйгуры-карманники с наглыми и цепкими взглядами. Мамаши в ночных рубашках и пижамах — летней одежде окраины города — выведут погулять перед сном детишек. Сейчас все утопает в болезненном свете. Васильев давно к нему привык. Как и местные, не носит темных очков. У разморенных продавцов — сонная одурь в глазах. Мужики задрали футболки и лениво почесывают животы. Липкое, душное марево колышется над городом, стекает на асфальт, отталкивается от него и струится, плывет... Редкие платаны. Раскаленная улица. Казахстанские девушки , что постарше, обмахиваются веерами. Девушки в коротких джинсовых шортах и обтягивающих футболках прячутся под светлыми зонтиками. Васильев разглядывает их узкие спины и грязные пятки в шлепках. Девчонки здесь совсем другие. К ним надо привыкнуть, как и ко всему тут. Северянок он всегда легко узнаю по коренастой фигуре, кривоватым коротким ногам и круглому лицу-?сковородке?. Глаза у них узкие, но не щелочками. По форме — как подковки для обуви. Реденькие ресницы и брови. Южанки — совсем маленькие, тонкокостные. Больше похожи на вьетнамок — с их резкими линиями скул, острыми подбородками и выступающими вперед зубами. Ему же нравится юго-восточный, казахстанский тип. Высокий рост, длинная шея, узкое лицо и белая кожа. К внешности казахстанок привыкаешь быстро. Мешанина одинаковых плоских лиц с широкими носами, куцыми бровками и темными глазами внезапно проясняется: взгляд выхватывает из толпы болтающую по телефону смуглую симпатяшку с коротким игривым каре, или надменную, с роскошной гривой волос и дорогим макияжем красотку — она потягивает холодную колу за столиком ресторана под неумолчный бубнеж ухажера, рано начавшего толстеть очкарика с добрым лицом. Казахстанки... Их походка, жесты, манера одеваться перестают удивлять или смешить. Понимаешь — в местных девчонках что-то есть. Непонятное тебе. Все еще чужое, непривычное, но зовущее. Так русалочий голос, переливаясь в ветвях, манит робкого горемыку. И тот бредет, чтобы пропасть навсегда...