Подкат первый, педагогический (1/1)

Алекс Хаке с трудом осваивался в группе. Наверное, потому что он был самым маленьким и ещё не умел пить.Говорят, совершенство приходит с практикой, но в случае с Хаке это обнадёживающее правило почему-то не действовало.— Водка, водка, русские витамины… Алекс, сколько тебе? — спрашивал Бликса, наклоняя бутылку над щербатым стаканом.— Шестнадцать, — угрюмо отвечал Хаке и прятал глаза и паспорт. Он немного боялся того, что последует, стоит лишь ему потерять голову, а Бликсе — запереть дверь бункера, где коротали они суровую берлинскую зиму. Тогда запляшут по стенам страшные тени, и он падёт, падёт бесповоротно, и стоны его будут гулко разноситься под низкими сводами, заглушая отчаянный стук в дверь и разъярённые вопли Айнхайта снаружи…— Шестнадцать с половиной, — уточнял Алекс, краснея от предвкушения неизбежного.Баргельд довольно ухмылялся и отмерял означенное число капель — так, чтобы только покрыть донышко. Этот юноша ему определенно нравился. Особенно, если соглашался играть по правилам — не то, что совсем недавно (на самом деле — лет десять уж как назад), когда имел наглость заявляться в ?Risiko? с рогаткой наперевес и одноглазым котенком в качестве платы за выпивку.— Руки-руки, куда руки? — приговаривал бывало Бликса, отнимая у юного Алекса пиво. — Ну и куда мы руки тянем?— Дай! Дядя, дай! — хныкал малютка и теребил велосипедную цепь у себя на шее.— Ну ладно. Только маленькими глотками — холодное, — предупреждал Бликса и великодушно протягивал Алексу бутылку с нацепленной соской.Столь же великодушно он отмывал потом с паркета очередное свидетельство печального факта — Хаке не умел пить от слова ?совсем?.Повзрослев, Алекс понял смысл ограничений. Теперь он действовал более осторожно и экспериментировал лишь в непосредственной близости к санузлу или там, где пол было не жалко. На свой восемнадцатый день рождения Хаке ушел на дальние пустыри и отважно выпил там полбутылки светлого пива. Три дня спустя его тело нашел цыганский табор.Shit happens. Но ведь это не значит, что надо прекращать попытки.Никто не мог остановить юного Хаке в его стремлении к бесплатному алкоголю. И к воде на утро после. Именно поэтому друзья ласково называли его Жаждущее Животное.Всё же Алекса по-детски радовал всегда момент, когда ледяная жидкость вливалась в рот, обжигая горло, а потом вдруг это НАЧИНАЛОСЬ. Стены бункера плыли перед глазами, вязкая волна ударяла в грудь и голову, а ноги делались как ватные. И Хаке с громким торжествующим воплем падал, падал позорно и окончательно, увлекая за собой столик с лампой-коптилкой. Тени плясали, словно взбесившиеся дикари, и ошпаренный маслом Бликса кричал красиво и в такт, а Франк за дверью выл, в бессильной злобе царапая ногтями металл. И Алекс терял сознание, в глубине души надеясь — в этот раз у него вышло чуть лучше, чем в прошлый. Он ещё научится пить. Обязательно научится.***Каждый раз, спускаясь в погреб за углём для растопки или за огурцами к ужину, Айнхайт находил Алекса странно тихим, как правило — в томных неестественных позах и состоянии сродни коме и экстазу одновременно. — Не наигрались ещё? — вздыхал Франк. — Может, в комнату пойдёте?Бликса безмолвствовал, прикрывая дымящееся колено, и смотрел горделиво и зло. В этот раз у них определённо почти получилось.— Ишь, сопит. Будто зверёк какой, — неловко умилялся ФМ на спящего в куче рубероида Хаке.— Олененок, Франк. Олененок, — отстраненно задумчиво произносил Бликса и выпускал сигаретный дым из ноздрей двумя разветвленными клубами.Айнхайт не понимал, о чем это он — какие олени? К чему такие взгляды? На что это Бликса ему намекал? Будто Франк не Франк, а деревенский валенок какой-то. Неуютно. Неожиданно. Бессмысленно!