кисок пьёт растворимый кофе (1/1)

Кисок заваривает себе кофе. Он заваливается на кухню ближе к десяти: солнце затапливает серую мебель, лупит в светлые стены, отскакивает от них и тонет в узких кисоковых зрачках. Кисок тупо пялится на белый кафель, обкладывающий собой стену, смотрит на настенный фартук с абстракцией, опоясывающий половину стены, – спина Сонхвы в домашнем тёмно-синем лонгсливе вписывается в залитую светом кухню донельзя гармонично, свисающая с острых лопаток ткань сжирает солнце, попадающее на неё, а сам Сонхва даже, кажется, не дышит.Кисоку впервые не хочется с ним пересекаться. Раньше было как-то непринуждённо и почти всё равно, раньше Кисок щупал Сонхву за руку или шею, больше даже не от своего маньячества, а чтобы того пораздражать. Раздражённый Сонхва обычно запрокидывает голову под таким диким углом, что глотка едва ли не рвёт кожу на шее, та натягивается, как тонкая прозрачная ткань, жилы – ещё чуть-чуть, и наружу полезут. Сонхва тонкий и отстранённый, поэтому с ним хочется сотворить что-нибудь дурацкое и диковатое: кинуть чипсами, ущипнуть за бок, подъебнуть как-нибудь или выбесить.Но потом Сонхва спрашивает: ?Почему ты постоянно мёрзнешь??, - и отвечать Кисоку на это не хочется совсем. С Сонхвой делать тоже ничего не хочется, поэтому Кисок тупо стоит, думая, как же так не рассчитал время.- Ты рано.Сонхва встаёт вполоборота.- У меня дела, - Кисок запинается о собственные слова – ну какие, к чёрту, дела? – и неловко замолкает будто бы на полуслове.- Бары открываются гораздо позже.- Ты правда думаешь, что я тупо сижу в баре каждый вечер?Сонхва забавно фыркает, и Кисок просто проходит мимо него, даже не притрагиваясь, хотя ещё вчера он бы специально тиранулся о его плечо. Иногда Кисоку кажется, что через прикосновения он просто хочет убедиться, что человек рядом с ним настоящий. Кисоку важно, чтобы рядом кто-нибудь был. Он достаёт из ящика пакетик растворимого кофе, совсем не думая о Сонхве – просто думает, чего бы сожрать. Сонхва пьёт зелёный чай, вокруг него витает запах молочного улуна, тёплый и сладкий. Кисок злорадно открывает see’s coffee, заливает кипятком и испаряет запах Сонхвы ароматизатором черники. Ложка раздражающе стучит о чашку, и Кисок почти чувствует своей спиной в домашней разношенной футболке, как у Сонхвы припекает от этого звука. Кофе из пакетика кажется вкусным, потому что к другому Кисок не привык, и он опрокидывает в себя половину кружки одним махом, обжигая язык.Единственное, что остаётся от Сонхвы, когда он сваливает на балкон, – отблеск бело-изумрудной пачки сигарет.Кисок открывает холодильник: там в основном еда, которую им с Сонхвой привозят родители. Иногда у Кисока от одного взгляда на неё начинает щипать глаза, потому что он, на самом деле, любит очень мало вещей, в основном его либо ничего не впечатляет и он выглядит равнодушным, либо его что-то раздражает – но родителей Кисок любит очень, и сожалений по их поводу у него тоже очень много. Кисок совсем не плохой, серьёзно, но просто у него есть черты характера, которые сложно принять, и самая суровая из них – та, из-за которой он не может принять кого-то другого. Кисоку не очень нужны сексуальные отношения, Кисок любит, когда тепло и мягко, любит долго спать и сохранять спокойствие, потому что беситься он начинает с пол-оборота.У Кисока были девушки, были женщины, но надолго они не задерживались, и каждый раз мама снова приносила эти дурацкие контейнеры с едой, а во взгляде её было столько смиренного ожидания – ни капли разочарования – что Кисоку тошно становилось. Он уже давно оставил позади то время, когда боишься, что станешь разочарованием родителей: Кисок образован, он неплохо зарабатывает и вообще он совсем, совсем не плох. Но у каждой медали есть две стороны, и та, которая вроде как должна быть личной жизнью, у Кисока стёртая и убогая. Его это вообще не колышет, если честно, но он чувствует тяжесть, думая о родителях. К родительской еде Кисок не притрагивается и тему семьи с родителями не поднимает.У него нет проблем, он нормальный. Просто люди ему нравятся до тех пор, пока молчат.Сонхва, кстати, часто молчит. Может быть, Кисока поэтому так тянет к нему. А ещё к Сонхве классно прикасаться, он всегда тёплый.Кисок выходит на балкон, баюкая в руке почти пустую чашку с кофе, и застывает в дверном проёме. Ему вообще плевать на то, что вся кухня провоняет. Сонхва опирается локтями о перила, смотрит куда-то в даль улицы. Они живут недалеко от центра, дома тут понатыканы так плотно, что едва ли не друг на друге – высокие и серые – но их окна выходят на тихий проезд между этих громадин. Вдоль дороги толпятся ларьки и небольшие магазинчики, первые этажи заняты какими-то забегаловками, но сейчас – тихо-тихо. Летняя пыль летает всюду и блестит на солнце. Солнце стекает по лицу Сонхвы: щёки у него в следах от акне, редких и глубоких, но Сонхва всё равно охренеть какой красивый, и каждый его изъян – что душевный, что физический – делает его каким-то по-настоящему идеальным, не абсолютным, а повседневно идеальным. Сонхва из тех людей, что красивы даже когда спят и когда просыпаются, красивы, когда устали, когда в плохом настроении, когда смеются, широко открывая рот – им не нужно позировать и что-то из себя строить. Сонхва идеален в каждом своём недостатке: сейчас у него на макушке вихор, потому что он ещё не причёсывался. Кисок ловит себя на мысли, что пялится, но потом убеждается, что Сонхва просто-напросто мешает любоваться утренним летним пейзажем. Конечно.Сонхва открывает и закрывает крышку зажигалки – щёлк-щёлк-щёлк – и не выдыхает дым, а просто открывает рот, чтобы тот поднимался вверх полупрозрачной зыбкой тучей, мазал его лоб, тёмные волосы, смешиваясь с воздухом и растворяясь. У Сонхвы хребет торчит совсем как у мальчишки, тонкие запястья выглядывают из рукавов (там ещё по три таких же поместилось бы), и весь он выглядит таким неприкасаемым, таким шатким, что, наверное, на его месте Кисок тоже не хотел бы чувствовать чужие прикосновения. Как будто они могут сломать.У Кисока нет тайн, он просто не любит говорить о себе. Это скучно.- Я там работаю, придурок.Он подходит к Сонхве одним шагом, выхватывает вонючий ментоловый мальборо из пальцев, затягивается с таким смаком, что тлеющая бумага едва слышно хрустит, сгорая, и сваливает подальше, перекидывая окурок через перила.Кисоку не нравится скучать.