КОГДА-ТО. МЕЛЬКОР (1/1)

В помещении?— привычно-душно, привычно-накурено. Песни?— все о том же, лица?— все те же, да, может быть, еще парочка новых. В конце концов, много ли неформальной молодежи может приехать в далекий северный город, который не на каждой карте-то и отмечен?Их компания стала старше, отчаяннее и вкушала все прелести и горести подросткового возраста.Аппетиты росли вместе с их носителями?— шуметь хотелось громче, хамить наглее, драться больнее, а домой либо возвращаться позже, либо не возвращаться вовсе. В салмаровой комнате им стало предсказуемо тесно. Нужно было срочно найти другое место, место, где бы они чувствовали себя полноправными хозяевами и где, по выражению бабушки того же Салмара, ?на ушах стоять? можно было сколько душе угодно. Ну и делать вещи поинтереснее, разумеется.Вседозволенность манила: быстро сколоченная инициативная группа самых предприимчивых и морозостойких во главе с Мелькором приступила к самозахвату гаража в заброшенной части города. Оставшаяся часть компании в предвкушении потирала руки и клятвенно обещала помочь с ремонтом. Пустую ?коробку? (один этаж, подвал, ржавый хлам внутри прилагается) нашли быстро, а вот строительство… Строительство несколько затянулось.Мелькора это злило до зубовного скрежета. Ему пришлось столкнуться со всеми возможными проблемами бригадира, у которого половина рабочих?— пьющая, а вторая?— ленивая до одури. Когда дело дошло до перспективы укладки стекловаты в стены и пол, распила балок и прочей деятельности на трескучем морозе, большая часть тусовки как-то синхронно подхватила ОРВИ, а остальные исступленно набросились на учебу. Деньги на стройматериалы никто скидывать тоже особо не хотел, поэтому в ночные грабители городских строек были назначены все те же члены инициативной группы. В количестве трех человек.—?Ну вот,?— расстроено сообщил Салмар, рассматривая свою пятерню. —?Перчатку порвал. Бабуля наваляет теперь.—?Ты это, руки-то не отпускай,?— пропыхтел Мелькор. Вдвоем они волокли стибренную у кого-то вагонку. Волокли уже давно, и если бы не пушистый снежок, который присыпал промерзшую землю, тянущийся за ними змеиный след выдал бы расхитителей с головой. Сзади сонно тащилась Валакирка, тощая девчонка, упрямо не оставляющая двоих пацанов наедине с гаражом, и ловила языком снежинки.—?Все, бросай,?— скомандовал Бауглир. —?Валакирка, ты стекловату вчера всю распихала?Девчонка глянула на Мелькора с непередаваемой смесью высокомерного презрения и детской обиды. Ростом она едва дотягивала Бауглиру до груди.—?Не. Произноси. При мне. Слово. Стекловата. Ты хоть знаешь, какие места у меня теперь чешутся?! Чтоб у тебя там зачесалось!—?Ну, хочешь, почешу? —?мигом нашелся Бауглир и тут же получил болезненный тычок в живот.—?Блин, за что?! Хочешь бревна таскать?— таскай, кто тебе мешает! А я стекловату буду класть!—?Ага. А Салмар?— на трубе играть. Вот потеха будет!—?На трубе?— это всегда пожалуйста,?— миролюбиво согласился Салмар. —?Что скажешь, солнце наше ясное, Бауглир? Долго нам тут еще батрачить?Мелькор стянул шапку и утер ею лоб.—?Подвал почти закончили. Обошьем вагонкой, положим пол. А электричество будем тырить вон от туда.Салмар проследил взглядом за указующим перстом бригадира.—?Тогда нам понадобится электрик-камикадзе. И бутылка водки.—?Это Утумск, детка. Найдется все.—?Так когда закончим-то? —?Валакирка снова ткнула Мелькора под ребра. —?Я, веришь-нет, забодалась мерзнуть на отшибе в компании двух идиотов.—?Через пару недель откроемся, зуб даю.—?Не откроемся?— я тебе его вышибу.—?А клуб назовем ?Утумно?.—?Клуб? —?оживился Салмар. —?Прям клуб?—?А почему нет? Самогоном твоей бабули барыжить будем. А тебя отправим за барную стойку, от трубы подальше.—?И бабулиными котлетами,?— захихикал Салмар. —?А то она меня ими на убой кормит. Помру так, того и гляди. Но на счет трубы?— и не мечтай, Бауглир.Закончили в итоге через месяц. Мелькору удалось сохранить зуб, откупившись от Валакирки с ее маленькими каменными кулачками бутылкой шампанского и длинной тирадой благодарственных комплиментов на тему ее удивительного трудолюбия, преданности, вкуса в одежде и умении укладывать стекловату. Открытие состоялось в первый день весны?— по счастливой случайности все болеющие как раз выздоровели, все ботаники забили на учебу, поэтому в ?Утумно? был полный аншлаг. Двое отцов-основателей встречали гостей у автобусной остановки, последнего очага цивилизации, и вели темными закоулками к новому логову. Мать-основательница стояла в дверях и собирала со входящих дань или, как выразился Мелькор, ежемесячный членский взнос. Платили кто чем богат?— кто бутылкой, кто тремя банками тушенки, кто жутко спутанной елочной гирляндой (которую споро распутали и присобачили на стены), кто горстью мелочи и смятых купюр. Валакирка принимала разномастные взносы и важно говорила ?проходите?.Внутри хозяева расстарались как могли?— подземная (и самая теплая) часть помещения была отведена под посиделки и громко названа концертным залом. На первом этаже складировали весь имеющийся запас алкоголя и сигарет, там же стояла газовая горелка и большая кастрюля, в которой варили то глинтвейн, то макароны. Первому этажу было предначертано стать баром?— по задумке Мелькора с настоящей стойкой, которую еще предстояло сколотить. Но пока сюда просто свалили весь хлам, применения которому не нашлось. А все, на чем можно было сидеть или лежать, стащили вниз.Бывший подвал, а ныне?— концертный зал, был похож на уютную полутемную табакерку с деревянными стенами и самыми неожиданными источниками освещения?— от елочной гирлянды до детского ночника. В розетку?— предмет особой мелькоровской гордости?— воткнули обогреватель, который, впрочем, скоро пришлось выключить, потому что народу набилось столько, что стало нечем дышать. Трофейный ковер, самолично спизженный Бауглиром чуть ли не из-под носа у хлопающей его выбивалкой тетки, условно очерчивал границы сцены. Посреди него стояло огромное, прямо-таки монструозное кресло, тихо собиравшее снежок на городских окраинах и очаровавшее Мелькора настолько, что он наотрез отказался уходить без него. Кресло нарекли троном, то же самое нацарапали на подлокотнике и в первый же вечер объявили, что любая задница, посмевшая примоститься на его продавленное сиденье (кроме, разумеется, седалища Его Высочества) обрекает себя на приключения самого экстремального характера.Троица гордых совладельцев посматривала на посетителей с затаенной ухмылкой, снисходительно принимая комплименты, и обменивалась быстрыми понимающими взглядами, в которых смешалось ликование и невысказанный вопрос ?А где же вы, сволочи, все это время были?!?. И все же настроение было благостное. Мелькор запихнул диск ?Sire? в маленькую дарственную магнитолу и, художественно посвистывая, отправился варить глинт из портвейна ?Три топора? да пожухлого лимона. К гадалке не ходи?— стоит взять в руки гитару, оторвать задницу от ?трона? ему уже не позволят. Давно уже выучил он повадки этой компании. Да и себя знал неплохо.Впрочем, не обошлось в тот вечер и без сюрпризов. Вообще, конечно, этот вечер стоило назвать Сплошным Сюрпризом.Вертлявый низкорослый подросток с неказистым пухом над верхней губой и слишком крупным для узкого лица носом весь вечер тёрся вокруг Мелькора. Бауглир видел его в компании впервые, и поэтому по-человечески понимал стремление парнишки примкнуть к кому-то более ?сильному?, но никому из стаи собравшихся вокруг него не по-юношески прожженных шакалят не мешал бы лакомиться новеньким, если бы они того пожелали.В тот вечер Бауглир на всю жизнь усвоил ценный урок, который в народном фольклоре интерпретируется как ?не суди о книге по обложке?; а что ценнее?— заполучил товарища на многие годы вперед.Его звали Омар.Накатив сомнительного мутноватого пойла из горла пластиковой бутылки, которую собравшиеся бережно передавали друг другу, Омар резко дернулся с продавленного дивана и вскочил на колченогую табуретку.Он не был ни смущен, ни испуган. Оглядев замершую на мгновение аудиторию поплывшим маслянистым взором, он четко произнес:—?Стих.Все синхронно повернули головы и притихли; Мелькора стих настиг перехватывающим руку ощутимо поддатого Салмара, который вознамерился разбавить портвейн-глинтвейн самогоном. Так и замерли, а парнишка?— с виду ну точно ходячее пугало?— продекламировал с отчаянным напором поэта-революционера:И краток путь уроненной звездыНедолог свет ее полетаНам, в этой жизни, всё, выходит, до пиздыИ ценностью не больше голубиного помёта.Салмар громко гыгыкнул в ответ на незатейливое четверостишие и охнул, получив острый тычок под ребра от Валакирки. Омар, впрочем, опять же не смутился и окатил взглядом аудиторию, словно спрашивая: ?Продолжать??Аудитория против не была.Тогда поэт продолжил:Не загадать желанья?— не успеть.Нам не родиться ни умнее, ни богаче.И даже ежли нам вот так, вот здесь влачить свой векТо, бляха муха, без винища это точно сверхзадача.Собравшиеся одобрительно взвыли, и, в ответ на просьбу, прозвучавшую в строках автора, благодарные слушатели волной принесли ему почти пустую коричневую пластиковую бутылку.Омар с честью принял подношение из рук первых почитателей, молчаливым поклоном обозначая вынужденный перерыв в декламации на два-три горячительных глотка.Мелькор хлопал громче всех, оглушительно подсвистывая в такт.Когда Омар спрыгнул со своей ?сцены? и двинулся в гущу толпы с явным намерением слинять, Бауглир перехватил его руку.—?Слышь, ты куда?—?Домой, меня бабка к десяти ждет.—?Задержись. Это было правда хорошо. Я хотел бы, чтобы ты прочел что-нибудь ещё. Уверен, у тебя есть. А там, как пойдет, может, и тексты моих песен с тобой посмотрим.Омар улыбнулся?— открыто и добродушно. В тот вечер он домой не ушел?— такие предложения поступали не каждому и не каждый день.—?Эх, как же всё же жаль, что трубы с собой нет,?— в отчаянии ударил ладонью в пол Салмар. —?Под такие стихи необходимо достойное музыкальное сопровождение.На этом отчаянном аккорде и накрывшем его хохоте собравшихся и включили музыку громче.Когда тянучий как смола голос солиста любимой группы Мелькора дошел до пика своей мощи, Омар склонился к Бауглировому уху и проорал:—?Слышь, а че фамилия такая странная?—?Какая? —?не понял Мелькор.—?Бауглир. Ты еврей что ли?—?Какой я тебе еврей нахрен? —?изумленно развел руки в стороны Мелькор.Действительно, жилистого, но уже не по годам развитого в плечах Мелькора с евреями роднил разве что цвет волос. И то, у Мелькора они были категорически прямыми и дополнялись сталью серых глаз.—?Ну, мало ли,?— предостерегающе выставил ладони Омар. —?Ты не подумай, я ничего против евреев не имею, сам армянин.—?Да не еврей я!—?Да ладно, ладно. Не надо так орать. Будто ты еврей, а всех только хочешь убедить, что не еврей.—?Слушай, я не еврей, кончай эту тему.—?Ладно. —?Омар запалил сигарету, вдохнул паршивый дым и продолжил. —?Просто у меня стих есть про евреев. Я хотел тебе зачесть.—?Почему, блин, мне, если я не еврей? —?начинал закипать и так не особо сдержанный Мелькор.Ситуацию, как и многожды раз до этого, спас Оссэ.—?Мелькор, а ты споешь? —?оживился он, поднимая белокурую голову от общего чана, из которого пытался пить без помощи чашки.—?Спою, спою. И не пускай, блять, слюни в глинт, ты на водопое, что ли? А ну передайте гитару.Гитара мигом выпорхнула из своего угла и была доставлена Мелькору по цепочке поднятых рук.—?Первый концерт в клубе ?Утумно? объявляю открытым,?— ухмыльнулся Мелькор, ласково подкручивая колки.—?Вот я дебил. Трубу не взял,?— снова подал голос Салмар. Аудитория зашлась гиеньим хохотом долго не могла успокоиться. Все знали, что в поддатом состоянии Салмар начинает поминать свою трубу буквально через слово.—?Ну все, хватит ржать,?— приказал Мелькор через пару минут, утирая слезы. —?Салмар, ну прости, мужик, ты чего… Ах ты там смеешься. Извлеките Салмара из-под стола, куда он залез в пароксизме самоиронии, а потом заткнитесь уже все и слушайте.Песне на третьей ему начала подпевать Валакирка. Другие пытались тоже, но, в отличие от них, у Валакирки получалось. Голос у нее был тихий, не как у других девах из компании, но зато слух?— отличный. Мелькор уже не первый раз ловил себя на мысли, что вдвоем у них выходит… ну, довольно мило. Кроме того, Валакирка знала все его песни наизусть и никогда не путалась в тексте?— хотя он не мог припомнить ни одного раза, чтобы она что-то похвалила.Еще одним доводом в пользу того, чтобы серьезно обдумать дрейфующую на задворках сознания мысль был тот факт, что слушатели ее никогда не затыкали.—?Все, антракт, ядрена вошь,?— объявил Мелькор, чувствуя, как горло превращается в терку.—?Бухла Его Величеству! —?донесся из полумрака салмаров голос. —?Чарку к губам Непревзойденного!В руки Мелькора доставили полный страшного пойла эмалированный жбан. Сделав долгий глоток, он передал ?чарку? Валакирке, примостившейся на подлокотнике королевского трона. На правах застройщика за свою задницу она могла не бояться.—?Слышь, Валакир,?— начал Мелькор, чувствуя, как самогоно-глинто-портвейн накрывает его затылок нежной и тяжелой лапой. —?Хочу тебе кое-чего предложить…—?Подкатить ко мне хочешь? —?томно спросила хмельная Валакирка, потянувшись на своем насесте изящной черной кошечкой. —?Ну ладно, давай уж. Жги, Бауглир.Подкатить к Валакирке Мелькор, из чисто мужского спортивного интереса уже проделавший то же самое со всеми девушками из их компании, пытался не единожды. Но всякий раз?— как-то без особого азарта. Запал его кончался на удивление быстро, почему, он и сам не мог объяснить. Может быть, они просто не совпадали в каких-то загадочных биоритмах, потому что, когда полупьяную Валакирку внезапно пробивало на флирт, Мелькор оставался равнодушен, как скала. Потом?— Валакирка трезвела, а Бауглир, озаренный решением все-таки за ней приударить, снова получал от ворот поворот. Так и жили.—?Я вообще не понимаю,?— несвязно продолжила она, стекая с подлокотника к нему на колени,?— мы с тобой постоянно тусим вместе, как вышло, что мы еще не переспали? Ты тут, наверное, с каждой девушкой уже… того? ПОЧЕМУ ТЫ ЗА МНОЙ НЕ ВОЛОЧИШЬСЯ?Последнее гневное замечание было сопровождено фирменным ударом под ребра. Валакирка оседлала его и прожигала взглядом, взяв бауглировскую печень на прицел сжатого кулачка.—?Бляяяя, Валакир,?— выдохнул Мелькор, массируя ушибленный бок. —?Ну ты наверное просто это…?Если я сейчас скажу ?как свой пацан“?— мне пиздец.?Мелькор нутром понял, что это благое озарение спасло его от смерти?— жуткой, лютой смерти от рук разгневанной девицы. Валакирка?— могла.—?Просто?— что??С другой стороны, скажу ?я тебя уважаю“?— и меня полтусовки сейчас же на британский флаг порвет. Уууу, какое затруднительно положение.?Впрочем, соображал Мелькор всегда быстро.—?Ну ладно,?— сообщил он и веско положил пятерню Валакирке на затылок.Кулак все-таки влетел ему в печень.—?Придурок! Сам себе отсоси!—?Я тебя вообще в группу хотел позвать, ты, бешеная баба…—?В группо-что?!—?Протрезвей и уймись, потом поговорим!—?А я бы тебе отсосал. Ты такой крутой,?— задумчиво проговорил Оссэ, подползший с подножию трона. —?И атмосфера располагает…Атмосфера?— располагала. Все, кто не пил, действительно уже разбились на парочки и вовсю обжимались по углам. Настал тот неизбежный момент вечеринки, когда культурная программа отработана и начинается другая, некультурная. Какую-то девчонку умудрился подцепить даже Салмар?— возможно, именно из-за того, что не взял трубу?— и вовсю тискал ее, запустив грабли под майку.—?Что, Содом и Гоморра, да, сладенький? —?спросила девка. Отвлекшиеся было зрители тоже проявили живейший интерес.—?А давай, отсоси ему,?— внезапно поддержал голос из темноты.—?За всех нас отсоси!—?Давай, Оссэ!—?От-со-си! От-со-си! Всеобщее воодушевление охватило всю компанию. Десятки сверкающих глаз впились в них, ожидая захватывающего зрелища.Оссэ шало повел глазами.—?Тебе понравится.Оссэ был удивительным. Исключительным исключением. Единственным, которое запомнил Мелькор за всю свою юность.Конечно, тусовка была неформальной, творческой. Кто-то писал стихи, кто-то рисовал, все слушали что-то из зарубежного и даже что-то понимали, все неизбежно читали одни и те же умные книги. Но это были дикие времена и далекий северный город, примостившийся не иначе как у Большой Медведицы под задницей. Все одевались на вещевых рынках в дешевые синтетические костюмы и жили по одним, близким к тюремным, понятиям. Девчонки почитали за счастье урвать ужасные цветные леггинсы или шерстяной капюшон, парни хвалились друг перед другом китайским ?адидасом?. Оссэ был другим. Мелькор знал его с детства. Всегда аккуратно и чисто одетый в светлые рубашки и джинсы, со светлыми, ?не по понятиям? длинными и мягкими волосами, с глазами в обрамлении пушистых ресниц, он казался более невесомым, чем приземленная Валакирка?— предводительница местных амазонок, с вечно разодранными коленками на тонких ногах-спичках, с руками в кошачьих царапинах, с вечно втянутыми в куртку обмерзшими ладонями, красным носом и грязными, свалявшимися в сосульки волосами.Валакирка всегда била первой и защищалась нападением, Оссэ не защищался ничем, кроме легкой улыбки. И никогда, за всю его молодую жизнь, его ни разу никто не побил, даже когда его склонность к вызывающе-открытому, нетрадиционному выбору партнеров стала очевидна даже учителям в их средней школе.Его мать была швеёй, что объясняло и выбор одежды, и редкое для тех лет наличие денег в семье. Отца у него не было вовсе, что также легко объясняло, почему его не выпороли за первые поцелуи с одноклассником в четвертом классе.Местные гопники боялись нечеловеческого магнетизма Оссэ как огня. Ведь тут как: сегодня пойдешь пидора наказывать, а завтра он томно вываливается из твоей квартиры на свет божий и НИЧЕГО НЕ СТЕСНЯЕТСЯ.Оссэ влился в их тусовку легко и непринужденно, словно был создан для нее. Его манерность и привычка говорить в нос (которую сам Оссэ гордо величал ?французским прононсом?) удивительно не напрягала ни-ко-го.Самого же Мелькора удивляло в себе отсутствие раздражения на вечные обращения к нему из разряда ?Солнышко?, ?Зайка?, ?Милый? и прочее, как удивительно не раздражала привычка Оссэ лапать всё вокруг и всех вокруг.Казалось, он не мог заговорить, не стиснув руку на твоем плече, не дотронувшись до груди.Вот и сейчас он сопроводил свое вкрадчивое предложение стискиванием Бауглировой лодыжки под джинсами.Мелькор медленно отхлебнул из жбана, оценивающе взирая сверху вниз на парня, готового взять у него в рот при всем честном народе. В этом что-то было… Он почувствовал возбуждение?— но совсем иного рода, не как с девчонкой. Глядя на бледное, уж больно женственное лицо, на мутные голубые глаза, полные подобострастного обожания, он захотел запустить пятерню в эти мягкие волнистые волосы, медленно стиснуть, впечатать порочными, явно знававшими мужское тело губами в свою ширинку… Повозить носом по грубой ткани джинсов, чтобы было болезненно, властно…Что он и сделал.Зал разразился одобрительными воплями.Оссэ не сопротивлялся. Позволил водить своим лицом по паху, а потом, положив ладони на разведенные колени Бауглира, медленно и веско провел языком по вздувшейся ширинке.Мелькор почувствовал, как побежали мурашки по пояснице. Его всегда, с самых первых фантазий, до мгновенной мощной эрекции возбуждала послушность.—?Соси,?— коротко приказал он.Оссэ улыбнулся, и что-то победоносное в этой улыбке подсказало Бауглиру, что победитель в этом бое вовсе не он. Впрочем, после бешеного количества выпитого ему было не до таких тонких материй, тем более, что публика ждала (а Мелькор никогда не мог удержаться от своей маленькой страсти её эпатировать), и публика рукоплескала, когда немалых размеров возбужденный член был бережно извлечен Оссэ из всех слоев грубой ткани.Мелькор сделал еще глоток, высоко запрокинув голову, когда мягкие влажные губы обхватили головку. Отставил чарку и устроился в кресле с максимальным комфортом. Оглядел собравшихся, которые теперь предавались разврату, безотрывно наблюдая за своим повелителем.Выглядело это одновременно странно и возбуждающе. Мелькор к тому времени уже неплохо знал, что нужно делать и как выглядеть, чтобы обострить и максимально продлить приход своих верноподданных.Он уверенно улыбнулся и снисходительно взглянул сверху вниз на Оссэ, который не забывал томно смотреть из-под ресниц, не выпуская головки члена изо рта.Многого Мелькор не ждал. Была пара девчонок, которых он уболтал на минет, и неуклюжее обсасывание вместе с неуверенными попытками удержать красивое лицо, полное страсти, всегда доставляло ему разве что эстетическое наслаждение и льстило самолюбию.Поэтому он ухмыльнулся, уверенно запустил руку в волосы Оссэ и направил его на себя максимально глубоко, упирая член в самое горло, чем вызвал ожидаемый синхронный выдох аудитории. А что более удивительно, и самого Оссэ.Внезапный любовник явственно простонал, обласкав член Мелькора вибрациями связок, а затем сделал невероятное: выдохнул, закрыл глаза, смял пальцами джинсы на бауглировых коленях и пропустил член глубоко в горло, уперевшись носом в пах.От неожиданности Мелькор забыл выдохнуть. Подрагивающий кадык выдавал в нем острую необходимость в кислороде, но легкие словно свело спазмом.Он осторожно положил вторую руку на голову любовника и с трудом взял себя в руки, когда тот почти полностью выпустил член изо рта к вящему разочарованию Мелькора, обвел твердым языком обнажившуюся крайнюю плоть и отдельно?— уретральное отверстие, слизывая выступающие тягучие капли смазки, после чего вновь медленно заглотил член до самого основания.Мелькор почувствовал, что сознание расплывается. Такого с ним не было еще никогда. Никогда от секса. От алкоголя было, если выпить лошадиную дозу какого-нибудь редкого в их тусовке качественного коньяка.Соперника, прилюдно бросившего ему перчатку, он критически недооценил, и теперь из последних сил сдерживал рвущийся из самых темных глубин тела постыдный радостный скулёж.Он зло рыкнул, выбираясь из топкого болота неконтролируемого кайфа, и перехватил власть. Обхватил голову Оссэ под затылком и задал нужный ритм, резкий, грубый, максимально эффектный и некомфортный для любого, как ему казалось, любовника.Любого, кроме Оссэ, который предусмотрительно накрыл губами зубы и застонал лишь громче и задышал чаще, поддаваясь без единого намека на сопротивление, впиваясь короткими ногтями в грубую ткань где-то рядом с бауглировой задницей.Он все же попросил пощады, но лишь для того, чтобы наконец отдышаться.Мелькор сразу понял, что это была вовсе не капитуляция. Обжигая снизу горящим пьяным взглядом, Оссэ касался ствола припухшими малиновыми губами и добавил к ласкам руку, массируя крайнюю плоть подушечкой большого пальца.Он с вызовом улыбнулся тяжелому, прерывистому дыханию своей давно желанной жертвы, скользнул носом ниже по коже и обхватил губами мошонку, влажной рукой скользя по стволу резче и чаще.Это было поражение. Мелькор больше ничего не контролировал. Он забросил одну руку за спинку огромного кресла, впившись в него побелевшими костяшками и даже не осознавал, что правая нога ритмично постукивает пяткой по полу. Всё, что он смог, это прикрыть закатывающиеся глаза и заменить похабный крик резким выдохом. И еще одним. И еще.Оссэ ловил мутноватые белые капли ладонью и целовал низ напрягшегося Мелькорова живота горячими губами. Пользуясь временной недееспособностью хозяина, запустил вторую руку под его футболку и жадно водил пальцами по горячей влажной коже.На собравшихся парочек удовольствие предводителя имело эффект магический: девушки позволяли больше, стонали громче, парни были смелее, жестче, развязнее.Среди тех, кто пару в этот вечер не нашел, в углу, где Омар тихо перебирал струны мелькоровской гитары на мотив одной из его песен, на трехногой табуретке сидела Валакирка и, прожигая взглядом Бауглира, часто прикладывалась к бутылке чистого горького самогона.Оссэ Мелькор прервал быстро. Остановил его руку под своей футболкой, сипло выдавил: ?Харэ?, отстранил ногой и, заправляясь на ходу, слегка пошатываясь, ушел наверх, отбивая на шаткой металлической лестнице мелодию подбитых железом сапог.За варкой новой порции алкоголя было проще скрыть подрагивающие пальцы. Но главное?— можно было переварить произошедшее наедине с собой и своим членом, который, как и всё остальное тело, включая голову, предательски активно отреагировал на друга детства.Сказать, что Мелькор рефлексировал, было бы слишком сильно, но он как минимум уже окончательно протрезвел и от этого злился: зря переводить алкоголь он не любил.Поэтому характерно дрогнувший пол и стон некой особо голосистой девицы раздражили его лишь больше.Он стал зло тыкать алюминиевой ложкой в ни в чем не повинный лимон недельной свежести, куксистой рожицей расплывшийся в кастрюле горячего и очень (это было важно), очень высокоградусного пойла.Он вздрогнул, когда пальцы Оссэ коснулись его выше локтя.—?Прости, что подкрадываюсь,?— прошептал он, кладя подбородок на плечо Бауглира. —?Тебе не понравилось? Я позволил себе лишнего?—?Эээ… —?что говорить в такой ситуации, Мелькора жизнь не готовила. —?Я вообще не уверен, что хочу с тобой это обсуждать как что-то плохое или хорошее. Оссэ, братан, мы пьяны, ты сделал мне минет ?на слабо?, всё ок, живем дальше. Разве нет?Минуту горячее дыхание Оссэ тревожило кожу слишком близко от шеи. Он свел руки поперек Бауглировой груди в объятии, сбив последнему дыхание. Как теперь уже казалось?— нарочно.Оссэ провел носом по вороту рваной футболки к уху Мелькора и жарко прошептал:—?Трахни меня.Бауглир резко обернулся всем корпусом. Взгляд его не обещал ничего радужного.Он ожидал просящих глаз, срывающегося с губ униженного ?Пожалуйста?. Он ждал этого, чтобы с чистой душой врезать по морде и выставить за дверь, на не по-весеннему ледяной ветер в одной этой рубашке, чтобы в себя пришел и понял, кому и что предлагает.Но он не встретил ни того, ни другого. Лишь взгляд, привычно доброжелательный, и улыбка, такая… понимающая, что тошно становилось.Оссэ выглядел так, будто знал точно, что на морозе он сегодня не окажется.—?Трахни. Я знаю, как сделать так, чтобы Тебе было хорошо.—?Мне? —?сбился с настроя Мелькор.—?Тебе,?— Оссэ обнаглел окончательно и мягко притянул Мелькора ближе к себе за шею, зашептав в ухо. —?Потому что Мне с тобой в любом случае будет хорошо. Ты потрясающий.В паху отдалось сладкой тянущей болью, такой предательской в этот момент. И Мелькор знал, что уже не откажется. Было у него такое поверье: ?Не отказывай члену, если он просит, и однажды он не откажет, когда попросишь ты?.А Оссэ лишь с легкой улыбкой забил свой финальный:—?Можешь делать что угодно?— мне понравится. Потому что с Тобой.Мелькор скривился:—?Да ну. Грязно.—?Грязно? —?Оссэ прыснул. —?Милый, я знаю о чём говорю, и знаю, что предлагаю. Я не стал бы делать что-то… что может быть неприятно. У твоей Валакирки руки точно грязнее, чем моя…—?Так,?— Мелькор хмуро вскинулся. —?Не надо тут про Валакирку. И,?— Он угрожающе вскинул палец. —?Я тебе больше не милый.?— Любимый,?— мгновенно отозвался Оссэ, завороженно следя за сменой эмоций на Мелькоровом лице. —?Невероятный. Неутомимый. Бесподобный. Огром…—?Оставим это,?— недовольно заявил Мелькор и в тот же момент почувствовал поцелуй на своих губах.Не стал терпеть его и секунды?— с отвращением отстранил от себя Оссэ к стене, на расстояние вытянутой руки, сжав ладонью его шею.Перевел дыхание и всем телом вжал его в ту же стену новым поцелуем, не убирая руки, сильнее сжимая пальцы на пульсирующей под ухом венке.—?Подожди, секунду, пожалуйста,?— с улыбкой прошептал Оссэ, прерывая грубый болезненный поцелуй.—?Чего еще? —?Недовольно пробурчал нависший над ним Мелькор.—?Свет мой, вот так,?— Оссэ взял лицо Мелькора в ладони, прикрыл глаза и нежно прикусил его за нижнюю, а затем за верхнюю губу. Осторожно обхватил губами каждую по очереди, и лишь затем с легким выдохом благодарно пропустил язык Мелькора в свой рот.Бауглир был в бешенстве от таких мягких понуканий. В бешенстве ему хотелось грубо оборвать фразой ?Не нравится?— иди нахрен?, но от каждого касания по телу расходились такие волны, что волосы дыбом вставали. Поэтому он обязательно припомнит Оссэ каждый из таких ?уроков?. Просто потом, не сейчас.А сейчас он чувствовал и свое, и чужое возбуждение. Это было что-то… особенно пикантное. Целовать парня, чувствовать стояк в его штанах, ощущать, в общем-то, чужую физическую силу тоже. Но при этом не встречать сопротивления. Только чужое ежесекундное желание подчиниться тебе. Равному.Прерывистое дыхание в перерывах между поцелуями, подрагивающие руки, дергающие пряжку его тяжелого армейского ремня.Сейчас, уперевшись руками в хлипкую стену по обе стороны от головы Оссэ, Мелькор гораздо больше ощущал себя хозяином положения, чем в мягком кресле в подвале.И все же он не был уверен, что сможет или захочет продолжать, что его возбуждения хватит для этого неожиданного секса.Но Оссэ умел.Когда Мелькор высвободил ноги из упавших на пол штанов, оставшись в футболке и берцах, Оссэ вынул из заднего кармана небольшой поблескивающий квадрат, надорвал упаковку зубами и, заглянув Мелькору в глаза, медленно раскатал презерватив по его члену и провел по нему рукой, доводя Бауглира до звериного состояния.Мелькор содрал с себя футболку и расстегнул ширинку Оссэ.?— А ты… —?Оссэ выдохнул и прижался сильнее, когда руки Мелькора стащили джинсы с бедер. Весь его прононс как ветром сдуло, когда по коже побежали мурашки.Мелькор не ответил.—?Стой, подожди,?— невнятно проговорил Оссэ, в исступлении водя носом по груди Мелькора, целуя ключицы, грудь, пытаясь спуститься ниже к животу, жадно исследуя руками плечи и спину.—?Ты постоянно говоришь ждать, сколько еще, почему не сейчас? —?прорычал Мелькор куда-то ему в загривок, впечатывая грудью в стену, чувствуя, как член сводит возбуждением до боли.—?Тебе так больно будет,?— Оссэ снова смотрел в глаза со смесью мольбы и шалой одури, и шептал едва слышно, хрипло. —?Любимый, пожалуйста, дай мне сделать этот секс незабываемым для тебя.Он завел одну руку за спину, быстро, стараясь скрыть это неловкое движение.Но Мелькор заметил и выдохнул, прижавшись лбом к горячему лбу Оссэ, на который налипли несколько светлых, влажных от пота прядей.—?Блять, мужик. Ты же мой друг, сколько я себя вообще помню. Мы с тобой пацанами по одним подворотням лазили, я же… черт, я же пиздил за тебя, тех, кто с тобой то же самое делал, мать твою…Оссэ не ответил, но моментально прервал этот самоуничижительный спич лишь тихо, пьяно застонав на выдохе и резко вжавшись впалой грудью в грудь Мелькора. Он крепче обхватил его за шею свободной рукой и закинул на бедро Мелькора одну ногу, дав соприкоснуться их возбужденным членам.Он часто задышал, с шипением выпуская воздух через плотно сжатые зубы. Мелькор взглянул на него: на прикрытые глаза, на сухие, искусанные губы, подбородок с капелькой пота. Почувствовал, как вибрации чужого тела передаются ему, накрывают его с головой, срывают крышу и мешают думать здраво: чужое горячее тело?— вплотную к нему самому. Он почувствовал, как плывет его собственный взгляд и отловил миг, в который сломались последние хлипкие стенки: он потянулся и поцеловал сам, руками проследовал путь от спины до ягодиц, и сжал их, прижимая к себе Оссэ всем телом.Последний прервал поцелуй горячим выдохом и закусил нижнюю губу, как-то очень не искусительно, доверчиво положив жаркую тяжелую голову Мелькору на плечо.Мелькор всегда первее всех рвался делать не принятые в обществе вещи, считающиеся ?плохими?, ?недопустимыми?, ?неприличными? и даже ?развратными?, но это… Это было что-то другое. Это считали плохим даже самые отпетые плохиши их города. Какое-то извращение самого извращения.Он отлично понимал, что ЭТО длится дольше пары минут, и весь этот секс никак не спишешь на одно лишь алкогольное опьянение.И всё его воспитание бунтовало, язвительно подкидывая нелестные прозвища мужеложцев, и Мелькор сознательно слал его глубоко нахуй, открывая языком мужской рот и сжимая медвежьей хваткой мужскую задницу.От этого как-то… пёрло. Как от кислоты, наверное, или еще чего-нибудь столь же, или еще более запрещенного.Это даже по ощущениям было далеко от секса с девчонкой: более узко, тесно, сухо. Член вошел жестко, и в этой позе казалось нереальным ввести его до конца. Хотя обоим это не было нужно. Оссэ впился пальцами в Бауглирову спину и задвигался сам, резко насаживаясь максимально глубоко. Он ограничивался только выдохами и тихим шипением вперемешку с ругательствами. Его брови трагично изламывались, а дыхание становилось чаще, когда член Мелькора проходил в нем под особым углом, и он старался максимально продлить кайф от каждого такого толчка.Мелькор же просто останавливал постоянно уплывающее сознание, и двигался резко и грубо, поддаваясь каким-то животным инстинктам.В какой-то момент это стало невыносимо, и Мелькор, сам вспотевший, безумный, с кровавыми ямками от зубов на губах, резко отстранил от себя Оссэ и почти бросил животом на стол рядом с конфоркой, на которой выкипали остатки алкогольного варева.Мелькор плотно зажал ему рот и вошел снова, теперь до основания, и откинул голову, с наслаждением отдаваясь рваному ритму похабных шлепков.Оссэ кусал тыльную сторону его ладони и сжимался под ним от толчков особенно сильных. Он пропустил одну руку под животом и стал ласкать сам себя, когда понял, что Мелькор скоро кончит.Удивительно, что снизу никто не поднялся, чтобы застать их в самый пиковый момент. Никто не ломился в потемках за спиртным, никто не спешил подышать воздухом.Лишь разноголосый хор громких пошлых стонов был им аккомпанементом.