Навязчивый мотив // Тао/Крис (1/1)

Спускающиеся на город сумерки рождают длинные тени в углах комнаты; Крис спиной прислоняется к холодной серой стене, пальцами сжимает край выпростанной из брюк рубашки. Иррационально ему?— тревожно. Открытое окно, конец перспективы города тонет то ли в тумане, то ли в сизом дыме из труб заводов (на краешке сознания запечатлевается ответ?— второе).—?Тао,?— зовет в пустоту. Голос ломается как и что-то внутри Криса. —?Тао,?— повторяет еще раз, но с дрожью не удается справиться.Чертов город уже отравил его своим ядом, уже спутал мысли и чувства, уже связал руки, посадил на короткую цепь, ткнул лицом в собственные страхи. Как собачонку какую-то, гав-гав, Крис.—?Тао,?— звучит как всхлип, как влажный выдох; растворяется в вечернем воздухе, мешается с дымом, отдает смрадом, гарью, прахом урбанизации.Тао появляется откуда-то сбоку, складывается из небрежных росчерков графитовых теней и алых пятен света, рождается из ничего?— возможно, как однажды вселенная; возможно, он состоит из звезд, из созвездий и галактик, и носит в себе собственное солнце.Боязно обжечься, но сейчас Крис понимает?— все держится на нем. Его жизнь. Его собственный мир. Его?— все. Вот так, глупо и иррационально, сосредоточивается на одном человеке, раздается мятной свежестью и горечью его сигарет.Даже сейчас Тао, кажется, окружен никотиновым облаком; а может, то дым с поминального костра цивилизации; может быть, они вдыхают прах предков; апофеоз частиц; катарсис ученых.—?Я закрою окно,?— кивает Тао, хотя Крис?— ничего не сказал.Но за окном, на девятнадцать этажей ниже: первый снежный покров, неоновая суета под звуки индастриала и запрещенного хип-хопа, там маскарад лицемеров и глупцов.И не сказать, что девятнадцати этажей достаточно, чтобы оградить себя от вируса потребительства, от заражения чумой цинизма.Пафосные речи и дрожащие руки?— так сейчас выглядят герои, Крис?А закат пробирается меж полуопущенными жалюзи; алые вертикали подобны лезвиям; вдох отдается болью меж ребрами, клинки умирающего солнца уже коснулись тела Криса.И в лужи на полу собираются?— капли его крови или солнечные слезы? Их жадно лакают тени. Боязно стать?— такой же тенью.Тао берет его за руку; Крис вздрагивает.Уродливые шрамы на костяшках, Тао. Разве тебе не претит их касаться?—?Солнцестояние миновало. Скоро дни станут длиннее, Крис. Тьма отступит,?— успокаивающий и ровный тон, Тао в такт каждому слову большим пальцем гладит шрамы.Слова достигают разума, но не сердца; пульс все еще выходит за границу сотни ударов в минуту; шумит кровь в ушах, смешиваясь с монотонным гулом города под их ногами и шепотом космоса над головами. А вот космос внутри Тао обычно?— молчаливый.—?Расскажи мне что-нибудь,?— до отвращения к себе, но Крис?— умоляет.И в полупустой комнате так необходимы другие слова, кроме его рваных реплик, его просьб о помощи, его признаний в собственной слабости и беспощности перед лицом наползающей тьмы, беззвездного неба.—?Что тебе рассказать?—?Что угодно. Пожалуйста.Хочется закрыть глаза и забыться сном, но образы под веками?— преследуют: горящие алым злые взгляды, немо движущиеся губы, вспышки сотен камер, направленных на Криса при каждом его падении, каждом неверно сказанном слове. Запечатление чужой жизни на пропитанную ядом иронии и лжи бумагу?— отвратительное хобби.А Тао не спешит говорить. Сигарету в его пальцах лижет язычок пламени; табак вспыхивает фениксом и тут же осыпается пеплом под стать чувствам Криса; дым окутывает их едким облаком. В груди першит. Кашель. Слезящиеся глаза.—?Даже не знаю, что тебе рассказать, Крис. Через несколько часов новый год. Я уже раздал всем красные конверты, но больше никак не подготовился. Дома у меня стоит бутылка виски. Я не собирался отмечать, поэтому даже не вытащил ее из упаковки.—?Почему ты не собирался отмечать?На самом деле ответ заранее?— на кончике языка; меж переплетенных пальцев; тенями на стенах.—?Потому что решил быть рядом с тобой.Обрывается очередным облаком отравляющего дыма.И возможно, Крису немного стыдно и противно от себя, от собственной слабости и ничтожности, когда от нужды в чьей-то близости ломает, когда одиночество походит на пытку; когда бамбуковые трубочки музыки ветра исполняют лишь реквием, а в качестве аккомпанемента?— учащенное сбитое дыхание, шуршание одежды, заездающие в голове надоедливые поп-мелодии.Так было год назад, два, три, четыре.Изменилось лишь в этом году, лишь с появлением Тао; впервые Крис увидел его в пятне солнечного света: растрепанные обесцвеченные волосы, нелепые голубые линзы, рваные джинсы в холодный стеклянный март, пластыри на пальцах; он же раздавался на улице гитарными переборами. И книжно-заезженно-фальшиво тогда испуганному ночными кошмарами Крису?— хватило взгляда.Сейчас?— не хватает; жадная нужда в большем.—?На самом деле я думал,?— внезапно продолжает Тао, когда докуривает и роняет сигарету на пол. —?Что ты согласишься отметить со мной. Можем пойти куда-нибудь в город, а можем ко мне домой.Пожимает плечами, обращает взгляд в пустоту; возможно, мыслями он в горах на краю перспективы; возможно, в сине-зеленом морском пространстве. Возможно?— нигде.Крис тянет с ответом. В его представлении праздник: гротескное веселье и излишне громкий смех, слепяще яркие гирлянды и обжигающие бенгальские огни, огненно-красные конверты и сгорающие в их пламени люди.А по его опыту: холодная кровать, тревожное ожидание, шуршащая темнота.—?Неважно, пойдем,?— дергает головой убирает челку с глаз?— Тао.—?Куда?—?Расскажу тебе, каково встречать новый год с кем-то.