Часть 4 (1/1)

Не сегодня-завтра Томас, мать его, обязательно убьется.Это видно по тому, как он стоит. По наклону его бедер, когда он опирается на стол, по развороту этих идеально американских плеч. У него глаза как последние капли меда на дне банки, и он смотрит на Маркуса, будто в голове у него никогда не было и мысли чего-то бояться. Его ботинкам незнакомы проселочные дороги, и вот он думает, что готов быть священником в таком городе, как Снейкспринг.Маркус знает, что они здесь делают каждое третье воскресенье. Воображение с готовностью подбрасывает картинку: молитвы, наставления… Томас, который открывает Ящик и запускает туда руку с невозмутимо-благообразным лицом. Он выберет самую большую змею?— это уж наверняка! —?и покажет ее пастве. И все божьи люди выдохнут: ?Аминь?.Вот такой это человек?— отец Томас, до мозга костей. Человек, который сует руки в змеиный клубок. И не из какой-то особой веры, ничего подобного. У Маркуса самого вера словно гора, но на его долю выпало слишком много укусов, чтобы доверять змеиным кольцам. А Томас проделает все это из чистого сумасбродного бесстрашия.Он не спросил тогда, почему Маркус не спит, почему сидит на крыльце и ждет, когда же явится Дьявол, привлеченный запахом снов Томаса. Если бы спросил, Маркус ответил бы правду. А Томас бы рассмеялся и сказал: ?Тогда я не буду спать??— как будто это не противоречило изначальной цели.Томас уже знал здесь всех. Он знал, что миссис Грэм живет на Хэймейкер и Питч?— и, к слову, в этом городишке сам черт ногу сломит. Маркус стоит у стены старого магазина с содовой на Мэйн-стрит, смотрит, не видя, на утреннее солнце и думает о Томасе, Дьяволе и куда же запропастилась эта гребаная улица.Он спросил бы у прохожих, вот только в душу закрадывается подозрение, что едва ли кто-то радостно бросится помогать чужаку. Провинциалы не жалуют незнакомцев.Засунув руки в карманы и нервно пожевывая губу, Маркус шагает к центру. Вопреки этой присказке?— про праздные руки и игрушку Дьявола?— Дьявол не такой уж бездельник. Да, он определенно непостоянный парень, но в то же время очень, очень занятой. Маркус хорошо его знает и в курсе, что ему нравится.Каждому человеку в городе грозит опасность. И так будет, пока с запада продолжает дуть кисло-сладкий ветер.Маркус разглядывает указатели на каждой улице, которую пересекает. Поттерс Филд. Пендергаст. Мертвая Собака. Адское Пламя. Беги. Обойдя несколько кварталов, он в ярости возвращается на Мэйн-стрит и вдруг замечает оазис в пустыне, наполняющий его сердце облегчением.Снейкспрингская Публичная БиблиотекаКогда Маркус был ребенком, совсем мальчишкой, вид библиотеки неизменно проливался бальзамом на его душу. И это чувство не ушло до сих пор?— имелся вокруг библиотек некий ореол безопасности. Место, где ребенок мог оставаться ребенком, заходить бесплатно и впитывать книжную премудрость?— лишь бы не шумел. Грейс Ким наверняка провела здесь бессчетное количество вечеров?— как и любой другой городской ребенок.Что более важно, здесь должны иметься карты. ?Ну что ты творишь? —?думает Маркус и тут же злится на себя за то, что допустил предательские мысли. —?Это же ложный след?.Но насрать, что он чувствует себя бессильным. И насрать, если ему хочется, чтобы Томас верил, будто он знает, что делает.Маркус упирается рукой в гладкую стеклянную дверь и толкает.В тот миг, когда нога ступает на потертый старый ковер, Маркуса накрывает волна ностальгии?— до того сильная и неожиданная, что он забывает дышать.Маркус помнит, каково это?— открыть дверь и вдохнуть пропитанный пылью и запахом книг воздух. Аромат свободы. Свободы от боли, от временных рамок, от школы, от отца. Библиотека Снейкспринга пахнет точно так же, как любая другая библиотека в мире.Маркус помнит библиотеки своей далекой молодости?— теплые, темные, пыльные, и эта ничем не отличается. Окна из узорчатого стекла превращают утренний свет в вечерний, пронизанный тыквенно-оранжевым сиянием. Внутри библиотека куда больше, чем выглядит снаружи: из главного помещения, где на ковре темнеют несколько следов, двери ведут в меньшие комнаты. Стены заполнены книжными стеллажами, и за некоторыми дверями виднеются долгие ряды полок из дерева и металла. В углу лестница, она ведет наверх?— должно быть, в закрытое хранилище.Библиотекарская стойка у противоположной стены, прямо напротив двери. Маркус подходит и звонит в маленький колокольчик.У женщины, сидящей за стойкой, алая помада в тон ногтям, и еще она не отрывается от книги. Ноги небрежно заброшены на стол, губы слегка шевелятся. Ажурные чулки в тусклом свете кажутся паутиной.—?Утро доброе,?— Маркус не горит желанием оставаться незамеченным. —?Мне нужна карта города.—?Ага, конечно,?— женщина продолжает читать.Одной рукой она теребит прядь волос, они цвета неспелой кукурузы и аккуратно собраны на затылке широкой черной лентой. От этого женщина кажется моложе, хотя Маркус заключает, что по-любому лет на десять ее старше.—?Мне срочно,?— повышает он голос.—?Минутку,?— бормочет она. —?Карта города? Да этот город размером с…Женщина, наконец, поднимает глаза, и выражение ее лица меняется. Она захлопывает книгу.—?Привет,?— на ее губах заинтересованная улыбка. —?Простите, вы, э, приезжий?—?Точно,?— соглашается Маркус. —?Он самый.Она бегло окидывает его взглядом, улыбается шире и протягивает руку.—?Я Черри, библиотекарь. Ну, один из. Вы священник?Маркус смотрит на книгу?— ?Коктейли и криптозоология: необычные напитки мира?*.—?Экзорцист,?— уточняет он, выгнув бровь.Глаза Черри загораются интересом.—?Экзорцист?—?Да.Ухмыльнувшись, она встает и, вытянув шею, кричит в сторону лестницы:—?Эй, Лес!До Маркуса доносится негромкое шебуршанье?— словно кот забрался в шкаф. Потом откуда-то издали отвечают:—?А?—?Здесь парень интересуется штукой, которая спит под городом!—?Вы знаете об этом? —?шипит Маркус, упершись ладонями в столешницу, и по привычке озирается, убеждаясь, что вокруг нет лишних ушей.—?Приметы сходятся,?— Черри с такой же готовностью подается вперед. —?Старого священника цапнула змея. Такого у нас не бывает, вообще никогда. Со времен Гефеста Шоу. Лес!Лес оказывается низеньким комком энтузиазма в очках с розовыми стеклами и в отвратительной желто-оранжевой рубашке, наполовину заправленной за пояс вельветовых штанов. Замерев на ступеньках со стопкой книг под мышкой, он замечает Маркуса и роняет челюсть.—?Привет, дружище,?— говорит он, обменявшись взглядами с Черри. —?Вы здесь новый?—?Верно,?— у Маркуса появляется впечатление, будто он не вполне понимает, что тут творится.—?Он экзорцист,?— поясняет Черри, и Лесу едва удается удержать книги.—?Лестер,?— он охотно протягивает руку. —?Муж Черри. Второй библиотекарь.—?Салют. Отец Маркус Кин.—?Тот самый отец Маркус Кин? Который гоняет демонов отсюда и до Аризоны?—?Вижу, вы наслышаны.—?Черри пишет о вас для ?Фрик-шоу Мэйсона-Диксона?,?— язвительно сообщает Лес.Черри, откинувшись на спинку стула, щурит на мужа один глаз, но того гримасами не смутить.—?Она более… религиозна. А мне скорее интересна сама пелена, чем то, что за ней скрывается.—?Почему бы вам не обзавестись своей сектой, отче? —?вдруг предлагает Черри. —?У вас типаж подходящий. Аллилуйя, возложение рук, шипучка… У нас здесь священник каждое третье воскресенье хватается за клубок змей и объявляет, что Господь хранит его. Вот и вы осели бы где-нибудь, начали бы ходить по воде или, например, шпаги глотать…—?Я и мои желания в данном случае не важны,?— честно отзывается Маркус.—?А мне это нравится,?— Черри ставит на стол оба локтя, красные губы изгибаются в улыбке. —?Очень нравится.—?Надеюсь, занудой вы не стали,?— фыркает Лес.—?Нет,?— криво улыбается Маркус. —?Я умею развлекаться.Лес и Черри снова обмениваются взглядами, и Маркус чувствует нервное возбуждение, закручивающееся в животе.—?Мне нужна карта,?— напоминает он, тщетно силясь сдержать усмешку.—?А, ну да,?— бормочет Черри, ныряя под стол. —?Вы же здесь из-за штуковины, которая спит под городом.—?В некотором роде. Что вам об этом известно?—?Только то, что удалось почерпнуть из книг и собственной проклятущей интуиции, простите мой французский,?— виновато отвечает Лес. —?Мне кажется, это скорее чувство, чем что-то осязаемое. Будто некое зло, если вам удобно так его называть, растет под городом. Как щель или трещина в земле.—?Ясно,?— Маркус судорожно соображает.Щель. Трещина.—?Они через всю историю проходят. Этакие волны зла, которые нарастают, нарастают и формируют… оргазмический катаклизм. Обычно они сосредоточены вокруг человека, места, времени. А Черри,?— сухо говорит Лес, поправляя очки,?— считает, что это больше похоже на… фейри.—?На Дитя Дьявола,?— запальчиво поправляет Черри, выныривая из-под стола. —?Злого духа или полубога, но точно не на чертового фейри, Лес.Она шлепает на стол аккуратную подшивку бумаг, которую Маркус без дальнейших предисловий начинает пролистывать. Качество оставляет желать лучшего: копия копии с копии, выцветшие синие и красные чернила, обширные участки карты, усеянные серыми точками, обозначающими, должно быть, фермы. По просьбе Маркуса Черри оставляет на маленьком желтом квадратике библиотечного здания печать?— крошечную змейку в очках и шапочке выпускника. Серыми линиями дорог Маркус отслеживает путь, по которому пришел?— до самого дома старого священника. Который сейчас?— дом Томаса. Затерянный в кукурузе, вдали от всего и всех. Изолированный.—?Спасибо,?— он торопливо комкает карту и сует в карман. Она высовывается оттуда, словно потрепанный хвост воздушного змея. —?Мне пора бежать, но приятно было пообщаться, правда.—?Не очень-то вы любезны,?— Черри поднимает бровь.—?Я вернусь,?— бросает Маркус через плечо, уже на середине пути к двери. —?Правда.—?Рады видеть в любое время, мудак,?— отзывается Лес, но Маркус слышит в его голосе улыбку.Дом на Хэймэйкер и Питч?— высокое узкое здание, стиснутое двумя другими. Краска цвета засохшей крови осыпается хлопьями, на окнах кружевные занавески, над звонком висит разукрашенный крест. Маркус предпочитает постучать. И не получает ответа.Отойдя, он задирает голову, высматривая движение в окнах. Кружевные занавески не двигаются. Свет не горит, но перед домом стоит машина?— должно быть, миссис Грэм.Маркус снова стучит. Тишина.Маркус, который еще не встречал дом, куда не смог бы проникнуть, обходит здание по кругу. По обе стороны два узких прохода ведут к заднему дворику. По тому, что слева, Маркусу, пусть он и худощав, пришлось бы идти боком, так что он ныряет в правый и пробирается через умирающую растительность.Двор открытый, заросший травой, с высоким забором и засохшей клумбой. Есть и черный ход, но Маркус не пытается стучать, а отходит назад и вновь смотрит на окна. Ничего: ни движения, ни света.Нахмурившись, Маркус на секунду задумывается, а стоит ли овчинка выделки, если он даже не уверен, посещал ли Дьявол этот дом. Однако сомнения уходят столь же быстро, как и приходят?— Маркус знает Дьявола, знает последствия небрежности?— и он начинает рыться по карманам в поисках отмычек. Но не успевает их вытащить, как слышит громкий стук. Вскидывает голову, и там, в окне второго этажа, маленькая девочка. У нее рыжие волосы и бледное, как луна, лицо. Она барабанит по стеклу, раз, второй, ее глаза широко распахнуты, губы двигаются. Маркус видит, что она встревожена, почти слышит голос, но слов не разобрать. Тогда девочка дышит на стекло и начинает выводить буквы.ЕТИГОМОПУ Маркуса екает в животе.Подскочив к дому, он бьет кулаком в стену. Затем шарит взглядом по земле, подбирает камень и кидает в окно. То, к счастью, не разбивается, и видно, что девочка практически всхлипывает от облегчения.Камень, знак, жест.Ты не одна. Тебя заметили.Маркус колотит в заднюю дверь, оббегает дом и снова стучится в парадную. Ничего. Он уже готов воспользоваться отмычками, и плевать на взлом и проникновение, как вдруг замки начинают скрежетать. Дверь приоткрывается, и в щели появляется еще одно бледное луноподобное лицо.—?Кто вы? —?шепчет женщина. —?Что вы делаете?—?Вы миссис Грэм? —?Маркус старается сохранять ровный тон.—?Да, сэр, и это частное владение.—?К черту,?— Маркус делает шаг вперед, и миссис Грэм как бы съеживается, ее глаза бегают, пальцы цепляются за дверь.—?Сэр,?— выговаривает она слабым дрожащим голосом,?— если вы прямо сейчас не уйдете, я… я… я вызову шерифа Морроу.Маркус смутно слышит стук захлопывающейся дверцы машины позади, но не обращает внимания: на шее миссис Грэм распятие. Оно ярко блестит на солнце.—?Я позвоню шерифу! —?миссис Грэм повышает голос. —?Я не шучу!—?Миссис Грэм,?— Маркус поднимает руку в примирительном, как он надеется, жесте. —?Меня зовут отец Маркус Кин. Я священник.У миссис Грэм перехватывает дыхание, глаза становятся круглыми, как блюдца.—?Отец Маркус? Тот самый отец Маркус?—?Здесь все в порядке? —?вопрошает голос прямо над ухом, и Маркус едва не выпрыгивает из кожи.—?Черт подери, приятель,?— заикается он, отшатываясь.Мужчина, который незаметно подошел сзади, высок, крепок и смотрит с подозрением?— что на Маркуса, что на миссис Грэм. А еще на нем форма, и у Маркуса сжимается сердце. Шериф Морроу.—?Вы из воздуха взялись, что ли… —?неуверенно бурчит Маркус.—?Я так и знала! —?пронзительно выкрикивает миссис Грэм, распахивая дверь. —?Вы следили за моим домом!—?Ничего подобного, мэм,?— Морроу, словно извиняясь, наклоняет голову. —?Я следовал по обычному маршруту, и…—?Вы следили! Вы… —?миссис Грэм будто бы давится собственным криком и только через секунду, совладав с голосом, шепчет:?— Просто уберите отсюда этого человека. Пожалуйста.—?Сэр,?— беззлобно говорит Морроу, уверенно взяв Маркуса за плечо. —?Я вынужден попросить вас уйти. Вы пугаете леди.—?Перестаньте церемониться! —?возмущается миссис Грэм. —?Арестуйте его! Вы шериф или кто?Маркус вглядывается в лицо Морроу, надеясь, что выражения глаз будет достаточно, чтобы убедить его в обратном.—?Вы же понимаете, что в этом доме что-то не так.Морроу выдерживает его взгляд, но следующие его слова обращены не к Маркусу.—?Я могу задержать его, но только до завтрашнего дня, миссис Грэм. И ради вас я это сделаю.—?Ладно,?— выдыхает она. —?Он, должно быть, пьян.—?Я не пьян.—?Он священник, мэм.—?А мне какая разница! —?ее голос снова крепчает. —?Мне все равно! Не подпускайте его к моей Харпер. Она еще не готова… Ее здоровье… Ее болезнь крови… Она не готова…—?Сэр,?— Морроу кидает на миссис Грэм холодный взгляд искоса. —?Пожалуйста, следуйте за мной. И Маркус, огорченный и негодующий, подчиняется.***Маркус лежит на спине, заложив руки за голову, и пытается игнорировать твердость холодной металлической лежанки, составляющей всю скудную обстановку камеры. Он бороздил шагами эти несколько квадратных футов, пока, фигурально выражаясь, не протоптал дорожку на полу. И теперь здесь больше нечего делать, кроме как лежать, пялиться в отвратительный горчичный потолок и потеть. Жара удушающая, свет слишком резкий и слишком холодный, кожа в таком свете кажется землистой. Это не первая камера Маркуса, но, несомненно, одна из самых неприятных.Ну, или была бы таковой, если бы не кое-какие доступные развлечения.Вздохнув, Маркус глядит сквозь прутья: там сидит за столом шериф Морроу?— шелестит бумагами и пинает старый телевизор всякий раз, когда картинка грозит смениться помехами. Личных вещей на столе немного. Обувная коробка, набитая письмами и засунутая под блокноты. Календарь с дикой природой Северной Америки. Из корзины для бумаг торчит угол журнала про рыболовство и охоту. Шериф выглядит так, будто здесь живет, и Маркус ощущает укол сочувствия. Он никому не пожелал бы находиться в подобном месте?— и неважно, по какую сторону решетки.—?Вы меня здесь всю ночь держать будете? —?интересуется он.Морроу, слегка ухмыльнувшись, поднимает и тут же опускает глаза. Пишет что-то на планшете.—?Угу, боюсь, что так. Иначе миссис Грэм с меня шкуру спустит, а она, между нами говоря, давно подыскивает повод меня освежевать.Он снова поднимает голову, на сей раз с более серьезным видом.—?Но я вас не виню. За то, что отирались у ее двери.—?Ой ли?—?Мистер Грэм умер не так давно. Упал с лестницы. Вскоре после этого девочка, Харпер, перестала ходить в школу.—?Боже,?— бормочет Маркус.—?Я ничего не могу поделать, сколько бы ни торчал в машине у нее под домом?— с горечью говорит Морроу, сосредоточив все внимание на планшете. —?В нашем городе ничего подобного не бывает. Во всяком случае, так хочется Марии Уолтерс.Несколько минут они проводят в молчании. Маркус таращится в потолок, шериф яростно строчит в планшете. Потом, наконец, вздыхает, откладывает ручку и трет переносицу большим пальцем. Он похож на человека, который редко сердится и оттого плохо знает, что делать со своим гневом. Маркус гадает, каково это.—?У нас редко встретишь новое лицо,?— нарушает тишину Морроу.Уронив планшет на стол, он берет тонкую стопку листов и машет ими в сторону Маркуса.—?Мистер Маркус Кин?—?Это я.—?Выдаете себя за священника,?— в голосе шерифа деланная неприязнь, но глаза веселые. —?Хм, я, может, и далек от религии, но разве это не грех, отец?Маркус смеется и чувствует прилив удовлетворения, когда Морроу к нему присоединяется. Подтянувшись, он опирается спиной на холодную стену.—?Я был священником,?— признается он. —?Сейчас?— нет.—?Отреклись от сана?—?Не по своей воле.—?Ясно,?— шериф хмурится. С металлическим дребезжащим звуком выдвигает ящик стола и запускает туда руку. —?В Библии, которую я у вас конфисковал, полно какой-то несусветной, простите за выражение, хрени.Он вытаскивает отлично знакомую книгу, и Маркус думает обо всех других вещах, наверняка нашедших там приют. Его распятие. Его сигареты. Нож, который он пристегивает к ноге?— на металле выгравирована латинская строка из Притч Соломона (глава 23, стих 2).** Морроу делает движение открыть Библию, и Маркус непроизвольно напрягается.—?Пожалуйста,?— просит он,?— не надо.Рука шерифа замирает в воздухе. У него нет никакого резона слушаться, но все же он осторожно опускает книгу на стол, и по телу Маркуса прокатывается теплая волна благодарности.—?Как вас зовут? —?интересуется он, расслабившись.—?Питер.—?Питер, можно мне назад мое курево?—?Ни в коем разе, сынок. Эти штуки тебя прикончат.—?Сынок? —?смеется Маркус. —?Да я старше тебя.У Питера глубокий теплый смех. Смех, который так и обещает, что все будет хорошо. Опершись на локти, шериф смотрит на Маркуса, как на рождественский ужин. И Маркус, в попытке поддержать разговор, кивает на коробку с письмами.—?У меня… э… с тактом не ахти…—?Ты пытался влезть в дом незнакомой женщины.—?Но я не мог не заметить, что они адресованы Питеру Озборну. Я думал, твоя фамилия Морроу.Питер, слегка покраснев, кашляет в кулак.—?Да,?— он снова складывает руки на груди и смотрит с прохладцей. —?Озборн?— фамилия моего мужа, он умер. В таком городе, как этот, меня бы не поняли.—?А.Это откровение приносит с собой целый клубок эмоций, запутанных и непонятных. Маркус сидит, как истукан, слова застревают в горле.—?Это проблема? —?тихо спрашивает Питер, но не отворачивается, не отводит взгляд.Он не такой, как Маркус.—?Нет,?— со всей возможной искренностью отвечает Маркус. —?Нет, это… совершенно не проблема.Когда-то давно, когда он еще позволял себе фантазировать о таких вещах, ему импонировала мысль взять себе чужую фамилию. И порой он любил воображать, что раз священник обручен с Богом, а Бог?— это духовный отец, то называться отцом Маркусом?— примерно оно и есть.Но Церковь отняла у него и это. И теперь Маркус носил колоратку, как горюющий после развода человек продолжает носить обручальное кольцо.Питер с неловкой улыбкой потирает затылок. Некоторое время оба молчат: Маркус лежит на спине, свесив ноги с лежанки, Питер листает бумаги, то и дело что-то поправляя и дописывая сладко пахнущими черными чернилами. Маркус бросает на него взгляды украдкой, быстро переводя глаза обратно на потолок. Ему интересно, поглядывает ли на него Питер.—?Советую поспать,?— мягко говорит шериф немного погодя. —?Ты здесь, боюсь, до завтрашнего утра застрял. Если честно, дневной сон тебе бы не повредил.—?Так плохо выгляжу, а?—?Уверен, что ты будешь выглядеть куда лучше, когда приведешь себя в порядок.Маркус издает смешок?— резкий, полный нервного смущения, о котором тут же жалеет. Интересно, сказал бы Томас то же самое, если бы был здесь?—?Тебе, может, подушку принести? —?сбивчиво предлагает Питер.—?Не надо. Я научился спать где угодно.—?Прости,?— говорит Питер, и Маркус сам не знает почему, но от тона, которым это сказано, у него покалывает где-то глубоко в горле.—?Все нормально,?— бормочет он, закрывая глаза. —?Знаешь, ты очень любезный шериф.—?А ты очень воспитанный заключенный.—?Погоди, пока не узнаешь меня получше, детка.Даже с закрытыми глазами Маркус ощущает на себя взгляд Питера. И ухмыляется. Впервые за долгое, очень долгое время он чувствует себя в безопасности.***Маркуса будит пиликанье сверчков.Или, может быть, цикад?— он слишком устал, чтобы задумываться. Холодный металл врезается в бок, болит повздошная кость, и рука совсем онемела. Маркусу приходилось спать и в худших местах, но сейчас от этого не легче.Он уснул впервые за несколько суток.Маркус садится, трет глаза. Свет выключен, а окон здесь нет, и Маркус не знает, день сейчас или ночь, понятия не имеет, сколько проспал. Часов тут тоже нет, может, и к лучшему?— чего хорошего в том, чтобы пялиться в темноту и следить, как мучительно медленно текут секунды. Прошлая ночь, пусть тоже бессонная, далась ему легче: там были светляки, и прохладный ветер, и бодрствовать на крыльце оказалось почти приятно.Стол Питера пуст. Маркус надеется, что шериф ушел ночевать домой. Домой в свой пустой дом.Маркус все еще смотрит на стол, когда понимает, что сверчки смолкли. Он хмурится. Закрывает глаза, прислушивается. Тишина. Ни звука.Кожа идет мурашками, и Маркус распахивает глаза. Этот запах. Кисло-сладкий западный ветер. Гниющие яблоки в мертвом саду.Маркус сидит тихо, очень тихо, затаивается, словно пугало посреди поля. И смотрит, смотрит, смотрит.Радуйся, Мария, благодати полная…Потом приходят звуки. Скрип дверных петель, дверь открывается, медленно закрывается. Шаги?— медленные, ровные, тяжелые.—?Питер? —?окликает Маркус, вопреки предчувствию надеясь, что шериф что-то забыл и просто возвращается за пальто.Вспыхивают лампочки, раз, другой, и вдруг взрываются волной шипящего потрескивающего света. Маркус, дезориентированный, полуослепший, вскидывает руки, защищая глаза.—?И дня в каталажке не просидел, а уже на короткой ноге с шерифом? Лупить бы тебя покрепче, парень, глядишь, и не вырос бы педиком.Маркус судорожно моргает, силясь прогнать цветные пятна, прыгающие перед глазами. Через прутья решетки на него смотрит Дьявол. Он сидит на столе Питера, скрестив руки и вытянув ноги. Он выглядит очень довольным.У Дьявола, каким знает его Маркус, широкие ладони и ноги танцора. У него лицо слишком похожее на лицо Маркуса?— тот же лукавый рот и те же морщинки в углах глаз, когда он улыбается. Лицо отца, идеальное, вплоть до чисто выбритых щек и царапины на подбородке?— он порезался тем утром, прежде чем взять молоток и расколоть своей жене череп.У Дьявола, каким знает его Маркус, голос знакомый, как собственное отражение в зеркале. Голос его отца и?— когда это в интересах Дьявола?— отцовский же акцент. Отец жил в Англии, прежде чем перебраться в Штаты, и мама надеялась, что ее сын никогда не ступит на английскую землю. Она много на что надеялась.Дьявол показывает зубы в подобии улыбки.—?Вот и ты,?— говорит он. —?Моя излюбленная тень.—?Что тебе надо? —?Маркус надеется, что Дьявол не знает, как сильно пересохло у него во рту и как крепко он сжимает край лежанки.—?Я беспокоился,?— приветливо отвечает Дьявол. —?Этим вечером я снова пришел к дому священника, но там не было тебя, чтобы меня прогнать. Я мог бы зайти и сделать все, что мне заблагорассудится.Маркус кидается на решетку, стискивает прутья побелевшими пальцами. Скалится, рычит без слов. Нынче Дьяволу так легко лишить его дара речи.—?Успокойся,?— хмыкает Дьявол. —?Инфаркт схватишь.Он легко соскакивает со стола и начинает ходить туда-сюда. Даже звук его шагов тот же самый?— тяжелый и неотвратимый, каким слышал его маленький Маркус за дверями своей детской.—?Почему? —?рычит Маркус сквозь железные прутья. Дьявол близко, так близко, протяни руку?— и достанешь. —?Почему он? Только из-за того, что он священник?—?Он пророк,?— Дьявол разворачивается на каблуках, пронзительно скрипя резиновыми подошвами. —?Враг посылает ему видения. О тебе, обо мне, о моем дитя, которое я породил под этим городом задолго до того, как Гефест Шоу начал помышлять о Новом Мире. Такие дары сберегают для святых, а не для священника из захолустного городка. Я заглядывал в его разум, он далеко не святой.Дьявол останавливается прямо перед решеткой, склоняет голову к плечу, изучая. Маркус чувствует, как колотится сердце, как кровь кипит и замерзает одновременно. Ему приходилось убегать от Дьявола, пусть он сам же его и преследует, но на этот раз бежать некуда. Дьявол знает об этом. И улыбается.—?Знаешь, он спал в мансарде. Должно быть, думал, что ты вернешься поздно и захочешь занять кровать.—?Что тебе нужно от меня?—?Я хочу заключить с тобой сделку, Маркус Кин.—?И все, блядь? —?смеется Маркус. —?Мы уже играли в эту игру, я всегда выигрываю. Она у меня в печенках сидит. Надеешься на сделку после того, что сотворил с Грейс Ким и Харпер Грэм? Да катись ты обратно в свою преисподнюю.Яростные глаза превращаются в щелки, а Маркус думает: ?Я вижу тебя, старый змей?. Левая рука Дьявола тянется к решетке, пальцы обхватывают прут, как бы проверяя на прочность, наглядно напоминая, что железо?— ничто для Дьявола. Любые стены, клетки и города?— ничто.—?Я и пальцем не трогал девчонку Грэм и ее старую свинью-мамашу,?— отцовский акцент на языке Дьявола густой, как масло. —?А что касается юной Ким,?— продолжает он,?— я всего лишь исполнил ее сокровенное желание. Я пришел не за детьми. И не за священником.Маркус трясет головой, сердце стучит все быстрее. Это Дьявол, это из-за него гнев разгорается так легко и так сладко вскипает в венах.—?Я знаю,?— говорит Маркус с хитрецой. —?Ты пришел за тем, что спит под городом.—?Высший балл,?— кивает Дьявол. —?Папочка бы тобой гордился.Маркус преследует Дьявола полтора года. Он изучил его жесты и его манеры?— во всяком случае, какими он их видит. Он знает, что Дьявол снова начнет ходить, за долю секунду до того, как это случается на самом деле. Старые рабочие ботинки отца поскрипывают, Дьявол делает шаг.—?Давным-давно я породил одного из своих детей здесь, под землей,?— голос Дьявола так же тих, как едва различимый Божий глас. —?И с тех пор мое дитя спит. Но теперь оно пробуждается?— слишком рано, и я здесь, чтобы вновь погрузить его в сон, пока не придет его время.Томас видел сны об этом, рассказывал Маркусу. Своими старыми костями Маркус чувствовал в них правду. Тварь, спящая под городом, тянула щупальца, наполняла город злом. Она убила старого священника, того, что умер от укуса змеи. Ни один из священников не умирал от этого, только не здесь, не в этом городе, над которым многие годы витало благословение Гефеста Шоу.Дьявол снова останавливается перед решеткой, стоит, спрятав руки в карманы и полуприкрыв глаза.—?Я тебе так скажу,?— в его голосе сквозит раздражение,?— раз и навсегда. Приелись мне эти игры за твою тухлую душонку, когда-нибудь ты ее мне на блюдечке бесплатно притащишь, попомни мои слова. А пока не путайся под ногами, не то я так нашпигую священника кошмарами, что он до конца жизни глаз не закроет.Маркус, который умеет чувствовать суть вещей, тяжело садится на лежанку, протяжно выдыхает. Он не боится выказать перед Дьяволом слабость, для такого они слишком долго друг с другом знакомы.—?Знаешь, что я думаю?—?Всегда.?— Я думаю, ты меня боишься.Дьявол медленно, лениво моргает.—?Так боишься, что дождался, пока я попаду за решетку, и только потом явился со своими угрозами,?— Маркус скалится. —?Ты, мертвоглазый падший боров.—?Спокойной ночи, Маркус Кин.—?Ты боишься меня, и мне это нравится.—?Впереди долгая ночь,?— Дьявол вздергивает верхнюю губу?— так всегда делал отец, и так до сих пор делает сам Маркус. —?Я скажу новому священнику, что ты передавал привет.Лампочки над их головами шипят и плюются, потом гаснут, погружая участок в темноту и тишину.Маркус до рассвета кружит по камере, шипя и ворча под нос. Только когда приходит Питер?— широкие плечи и тяжелые шаги?— он понимает, что уже утро.—?Собирайся, цветочек,?— бодро сдернув с пояса ключи, шериф отпирает замок. —?Мамочка и папочка пришли за тобойМаркус грустно улыбается, надеясь, что шериф не заметил пробравшей его дрожи.Питер не один, за ним неловко, словно забытые дети на вечеринке, маячат отец Томас и незнакомый мужчина с кислым лицом и тростью. Томас бледен, как труп, его губы искусаны, а руки сложены так, чтобы скрыть их дрожь. С явным облегчением Томас оглядывает Маркуса с головы до ног и лишь тогда слегка расслабляется.Комок удушающей ненависти встает в горле. Маркуса тошнит. Ему хочется что-нибудь сломать. Вместо этого он держит лицо и сердечно, обеими ладонями, жмет Питеру руку.—?Твое барахло на столе,?— добродушно сообщает шериф, не отпуская его пальцы. —?Все, кроме сигарет.—?Пошел ты,?— отзывается Маркус, и Питер смеется. Придвинувшись чуть ближе, Маркус искренне говорит:?— Спасибо тебе. За все.Томас тем временем бледнеет еще сильнее. Сверлит взглядом землю, медленно моргает и молчит. Потом, наконец, выговаривает:—?Маркус, это доктор Беннетт. Беннетт, это отец Маркус Кин.—?Рад знакомству,?— бросает доктор Беннетт, и судя по тону, об этих словах он разве что в книжке читал.—?Спасибо, что приехали,?— улыбается Маркус, но выражение лица Томаса не меняется, плечи каменные.Маркус не особенно умеет утешать, никогда не умел. Но Господи, как же ему хочется успокоить Томаса, показать, что он здесь, что такого не повторится. И тогда он, не успев толком подумать, грубо обхватывает Томаса за шею, подтягивает рывком и впечатывает слишком крепкий поцелуй в висок.—?Вряд ли у тебя есть курево? Мое Питер забрал.Томас выворачивается из-под руки?— еще более закаменевший, чем прежде.—?Нет,?— бормочет он. —?Пойдем. Доктор Беннетт отвезет нас домой.