Это называется ?шахматы? (мистер Шейбель) (1/1)

—?Опять он сидит перед той глупой коробкой. Я говорю тебе, Сьюзан, она напоминает мне гроб. Гроб, в который меня положат, если он продолжит в том же духе. Ох, Сьюзан, принеси мне таблетки скорее. Что-то мне не по себе снова. Скорее же! Господь милосердный, он же меня в могилу сведет…Миссис Шейбель чертовски хорошо умела притворяться больной. С самого детства она манипулировала решением мамы отпустить дочь в школу или нет, а теперь отрывалась по полной на невестке и внуке. Дело было в том, что старая миссис Шейбель страх как не любила шахматы. Может быть, потому что ее первая любовь?— Эдвард Смитт?— отказал ей, когда узнал, что в игре она полный ноль. Он важно заявил, что будет встречаться лишь с той девушкой, которая сможет обыграть его в шахматы. Потом он встретил ту выдру Люси Монтгомери, но… В общем, бабушка ненавидела шахматы. Один вид старенькой потрепанной доски вызывал у нее страшную мигрень. И по словам бабушки, она могла вот-вот умереть, а все из-за внука. Он почему-то пристрастился к этой поганой игре, хотя ему пророчили чудесное будущее бейсболиста, баскетболиста, игрока в американский футбол. В настоящего спортсмена, как думала бабушка.Полностью проигнорировав слова бабушки?— в этом он был невероятным специалистом?— Том абсолютно спокойно переставил белого коня. Черный король, казалось, опасливо обернулся, предчувствуя скорый проигрыш. Но Том не собирался проигрывать сейчас, пусть и играл с самим собой. Его целью была ничья.—?Чего ты там копаешься? —?нетерпеливо прорычала бабушка. —?Я долго надрываться здесь буду?Тому иногда мешали ее крики, но он почти привык к ним. Из года в год он учился игнорировать ее и относиться снисходительно. Бейсбол, баскетбол?— он был записан в секции и даже играл за школьную команду по баскетболу, но душа его принадлежала только шахматам. С ними он чувствовал себя важным, кем-то большим, чем просто человеком. С баскетболом такого не происходило.—?Мама, хватит тебе причитать.—?Надоело. Я так много прошу? Просто уважайте меня и слушайте. Я разве советую плохое?!И в такие моменты она выкручивала радио на полную громкость, прекрасно зная, что шум подобного рода отвлекал Тома. Ему приходилось уходить в свою комнату, но без доски. ?Куда? Поставил на место!??— вот так кричала бабушка, словно Томас взял не шахматную доску, а коробок спичек или оружие в руки. Томас слушал бабушку. Не потому что очень сильно любил ее, а потому что благодаря ей вообще сейчас оставался живым.Бабушка помогла ему, когда он лежал с пневмонией. У матери не было денег, а бабушка отдала все свои сбережения, наняла лучшего доктора и покупала дорогие лекарства. Тому удалось вырваться из лап смерти, и он не забыл доброту бабушки. Правда, за ее вредность он мстил. Каждый день он садился напротив ее любимой софы, лежа на которой она лежала, слушая радио, и играл в шахматы. Сколько бы раз доска не оказывалась в помойном ведре или сразу на свалке, Том всегда приносил ее обратно или покупал новую.—?Я не выдержу. Я спущу эти шахматы в сточную канаву! —?грозилась бабушка и действительно: выполнила свои обещания.Мама также была против шахмат, но выражала протесты не так рьяно. Карьера шахматиста?— вещь неясная, шаткая, в основном, ценили только вундеркиндов. Об этом она вычитала в какой-то газете. Тома в его семнадцать и при его пугающе коренастом телосложении… Никто не верил в успех. Даже сам Том не считал себя великим шахматистов и не рвался никуда дальше столов в шахматном клубе их города. Там играли любители. Лучшим из них три года подряд признавали Тома. Ему пророчили большое будущее, но он не торопился участвовать где-либо, кроме скромных чемпионатов для любителей.—?Твой отец тоже увлекался шахматами. И благодаря ему вы теперь нищие,?— как-то раз заявила мать.Отец Томаса тоже любил эту игру. Но его проблема заключалась не в неистовой тяге к головоломкам, к хитростям и к тактике, он был поглощен азартом, неистовой жаждой наживы. Его разум затуманивался каждый раз, когда перед глазами мелькали купюры. Игра в шахматы на деньги?— вот чем занимался отец. Ему, конечно, везло. Иногда он приносил домой и двадцатки, но обычно обходилось и пятью долларами. Отец стал настолько самоуверенным и жадным, что в итоге, когда удача отвернулась от него, полез в петлю. Не смог пережить краха. Тогда он выбросил шахматную доску в камин, но Томас достал слегка обуглившуюся фигуру черного короля. Стер золу пальцами и сунул в карман?— вот и все, что напоминало об отце. На похоронах Том не плакал. Никто не убивался по его отцу.—?Я помню, мама.—?И все равно идешь по его стопам! —?мать хмурила брови и злобно сверлила взглядом шахматную доску. —?О, бога ради, опять шахматы. Что за мания такая, Томас?—?Это просто хобби.—?Я вижу твои глаза. Они святятся так же, как у твоего отца. Он никогда не смотрел на меня так, как на свои любимые шахматы. Будь они прокляты!Она плюнула прямо себе в тарелку с разогретой лазаньей и выпила полстакана дешевого виски.***Томас играл вне дома. Там, где мама и бабушка не видели его. Где не видел его Джейсон Хикс, который постоянно ржал над шахматистами, в том числе над Томасом. Тот факт, что Джейсон сам был размером с Томаса, и спасал его. Остальные боялись приставать к Томасу. Разве что Стэйси. Она тоже хихикала, но обидеть ее юный Шейбель не мог.—?А вообще, ты мне нравишься,?— призналась как-то Стэйси,?— ты умный, в отличие от них.—?Почему ты тогда смеешься? —?хмуро спросил Томас.—?Потому что все смеются с шуток Джейсона,?— пожала она плечами.Однако позже Том заметил, что Стэйси перестала смеяться. Когда Джейсон снова насмехался над шахматистами в компании команды поддержки и школьной баскетбольной команды, она была единственной, кто не улыбнулся. Зато улыбнулся Томас. Он улыбнулся ей.Спустя два года и три месяца они окончили школу. Бабушка умерла, а мама слишком часто выпивала для того, чтоб давать сыну подзатыльники за игру в шахматы. Да и не играл Томас так часто как раньше. Иногда появлялся на турнирах в качестве зрителя. Баскетбол забросить Стэйси не позволила, хотя Томас пересел на скамью запасных из основного состава. Устроился на две работы?— официантом и на автомойку. Хотел заработать на колледж. Хотел стать достойной парой для Стэйси.—?Неужели у нас будет ребенок? —?Томаса ошарашила эта новость, ошарашила по-хорошему. Ему хотелось обнять Стэйси, поднять ее и покружить на руках. Как в тех романтичных фильмах.Но она не позволила ему. Опустила взгляд и ответила:—?Я сделаю аборт. Нельзя мне рожать сейчас.Вот так милый романтичный фильм превратился в драму. Что-то как будто треснуло в затылке, разбилось о кость: осколки разлетелись по всей голове, упали вниз, пронзили плечи и грудь.—?Не надо,?— только и смог сказать Томас. —?Я придумаю что-то. Я найду выход.—?Поздно, Томас. Я все решила.*** После выпуска Стэйси поступила в юридическую академию. Томас остался дома, решив отложить поступление на год. Он расстался со Стэйси, отпустив ее, хоть она и была против. После того, как она избавилась от ребенка, он больше не мог смотреть на нее как раньше.Мать долго болела и пила. Однажды, может быть, предчувствуя свою скорую кончину, она позвала к себе Томаса. Она лежала, не двигаясь и с трудом поднимая голову. Последние силы потратила на разговор:—?Обещай мне, что станешь нормальным человеком.—?Я уже им стал, мам.—?Обещай мне, что у меня будет внук. Нет, внучка. Много внучек!—?Мам, я…—?Нет, обещай мне! Я хочу знать, что оставляю тебя не в одиночестве. Неужели ты думаешь, я настолько злобная карга, что… брошу тебя просто так? Я не твой отец.—?Это точно,?— Томас усмехнулся. Мать тоже слабо усмехнулась.—?Играй, если хочешь,?— показалось, что ему послышалось, но она не шутила, наоборот выглядела серьезной и уверенной. —?Только найди стабильную работу!—?Хорошо,?— Томас кивнул, больше не говоря ни слова.Мать разрешила ему играть в шахматы. Разрешила тогда, когда ее разрешение уже не имело значения. Он стиснул ее руку и сидел рядом до тех пор, пока она не скончалась.***Прошло полгода с момента похорон матери. Томас устроился на работу уборщиком. То был приют для девочек ?Метуэн?. Конечно, то была временная работа, потом Томас обязательно найдет что-нибудь получше. Просто накопит денег и…—?Как тебе у нас? —?спросила директриса. Женщина лет шестидесяти с огромными очками на носу, которые закрывали половину лица.—?Нормально,?— коротко ответил Шейбель.—?Я вижу, ты немногословен. Ну, это к лучшему. Правила ты знаешь,?— она приспустила очки, и те упали на подбородок. —?Подвал вон там. Желаю удачи.Томас не ответил ей. Завел руки за спину и пошел вперед. Через мгновение темнота и сырость поглотили его.***Располневший, как будто даже распухший, Томас провожал новеньких учениц холодным взглядом. Обычно он даже не подымал голову, чтобы взглянуть на них, но сегодня вспомнил слова матери, вспомнил Стэйси.А если бы у него была дочь?Цокнув языком, он снова приступил к работе. Мыл полы, правда, ленивее, чем в первые несколько лет своей работы здесь. Он знал: его не уволят. Никто не хотел здесь работать.В перерывах Томас спускался в подвал и играл в шахматы. То был старый и дешевый набор, подаренный коллективом приюта лет десять назад. С тех пор они больше ничего не дарили, кроме шоколадок. И больше не спрашивали, удобно ли ему торчать в подвале.Иногда Томас играл с другими любителями, но, чаще всего?— сам. Здесь, в прохладной сырости, в запахе плесени и грибов. И только здесь он позволял себе грустить и скорбеть. По прошлому, по тому, как все могло бы быть.Он не плакал, конечно, мистер Шейбель никогда не плакал. Он только клевал носом, будто что-то рассматривал у себя на груди. И переставлял шахматы, оглашая себя то победителем, то проигравшим.Это случилось во вторник. Томас?— его имя, кстати, тоже было забыто,?— сидел и играл в шахматы. Девочка, которая пришла чистить губку, упрямо стояла на месте и смотрела на него. Он не испытывал раздражения, ему тоже было любопытно, но позволить себе проявление подобного чувства, мистер Шейбель не мог. Он упорно делал вид, что здесь никого нет.—?Чего тебе, девочка? —?в конце концов, устало спросил он.—?Как называется эта игра? —?спросила она.Мистер Шейбел пристально уставился на нее. Она не знала этого, но именно эта девочка была первой, кто за последние несколько лет так смело разговаривала с ним:—?Ты должна быть наверху с остальными детьми.Она спокойно выдержала его взгляд. Мистер Шейбель медленно выдохнул.—?Не хочу быть с остальными,?— заявила девочка. —?Хочу знать, во что вы играете.Взгляд уборщика сделался еще пристальнее. Это было уже похоже на наглость. Нет, на настойчивость. На то, чего так не хватало когда-то ему. А потом он пожал плечами и кинул беглый взгляд на доску:—?Это называется ?шахматы?.