Day in and day out (1/1)
После слов Освальда о том, что теперь Нигма может делать с ним всё, что ему заблагорассудится, тот для себя решает, что неплохим развлечением может стать интереснейшая игра "Один вопрос - один ответ".
Суть её заключается в том, чтобы каждый день, когда память Кобблпота стирается и тот напрочь забывает о том, что было вчера, Эдвард задаёт ему один и тот же вопрос, ответ на который Освальд даёт всегда разный, чем заставляет Нигму улыбаться снова и снова, вглядываясь в удивлённые серые глаза.***- Ты любишь меня? - задаёт обычный вопрос Эдвард, когда Освальд спросонья поднимает на него взгляд и сладко зевает.- Эд? - отвечает он, поднимаясь на локтях, и испуганно смотрит на друга. - Что ты здесь делаешь?!***- Ты любишь меня? - спрашивает Нигма вновь у Оза, который, скукожившись в кресле, дёргается в тот самый момент, когда чужая рука касается его плеча.- Ты напугал меня, Эд... Я, что, задремал?***- Ты любишь меня? - растягиваются губы в милой улыбочке, а пальцы проводят по черным прядям, убирая их со лба.- Конечно люблю, - бурчит Освальд недовольно. - А теперь дай мне поспать...***- Ты любишь меня? - сверкают черные глаза, глядя на то, как Кобблпот просыпается и устремляет на Нигму полный удивления взгляд.- К чему этот вопрос сейчас, Эдвард?***- Ты любишь меня? - касаются чужие губы бледной щеки, когда Освальд открывает глаза и переводит взгляд на Эда.- Почему мы в одной кровати, Эд?***Это никогда не надоедает ему. Он изо дня в день задаёт один и тот же вопрос, ответ на который каждый раз отличается от предыдущего. И наблюдает за переменами в лице и движениях Освальда после услышанного им до боли простого вопроса. Эдвард не понимает, как вообще такое может надоесть.
Нигма смотрит на то, как черные брови вздымаются вверх, а глаза часто моргают, не понимая, что вообще вокруг происходит.
Нигма закрывает глаза, когда его запястья касаются чужие холодные пальцы и проводят по коже подушечками пальцев, вырисовывая тонкую линию.
Нигма ухмыляется, когда Освальд испуганно отодвигается на край кровати, путаясь в одеялах, и глядит ему прямо в глаза, не отводя взгляда.Нигма смеётся, когда Оз, взъерошенный и по-детски насупленный, отворачивается от него, не желая отвечать на такой вопрос с самого утра.Верно, такое развлечение ему никогда не надоест. Он готов это проделывать каждый чертов день, лишь бы видеть всё новые и новые проявления в своей милой пернатой жертве.Но однажды он начинает замечать совсем иные изменения, только теперь не только в Освальде, но и в себе. Странно, что минутные провалы в памяти вдруг стали его заботить больше, чем чужие прикосновения на его коже или вкус мягких губ на своих. Даже больше, чем клятвы в любви, произнесённые тем, кого он так отчаянно любит.В один день он просто не выдерживает этого и обыскивает каждый дюйм в поисках не пойми чего, зная, что обязательно что-то найдёт. И это "что-то" развеселит его больше той любимой игры "Один вопрос-один ответ".И он находит то, что искал.
Когда подрагивающие от нетерпения пальцы обхватывают твёрдый переплёт блокнота, что-то внутри Нигмы взрывается. Словно шар, наполненный ядом, лопается, и яд тут же растекается по его венам, заставляя сцепить от злости зубы и прочитать аккуратную надпись на гладкой поверхности "Не забывай".Он открывает первую страницу и делает глубокий вдох, прежде чем начать читать такой знакомый почерк с множеством завитков.День второйНе помню абсолютно ничего.День четвёртыйЯ прочитал то, что написал вчера. Ситуация ужасна... Надеюсь, что и завтра Эд сможет отвлечь его, чтобы ты смог, то есть я смог сделать ещё пару записей. Сегодня другой Эдвард задал мне вопрос, и теперь я жалею, что дал именно тот ответ, который он хотел услышать. Ведь я люблю не его. Помни это.День шестойТерпеть не могу овсянку. Как и чертово кофе. Настоящий Эд об этом знает, но этот - нет. Специально не скажу ему. Может, если он будет делать мне подобные завтраки, ты, то есть я, начнешь подозревать неладное. Не забывай о том, в каком ты положении, ладно?День седьмойТвой, то есть мой метод, не работает. Думаю, нужно больше времени. Но знаешь, что? Он и так отличается от Эда. В его взгляде нет никакого тепла, там лишь зависимость совершенно нечеловеческих масштабов. Чаще смотри ему в глаза. Не забывай об этом, понял?
День девятыйВсё ещё не верю в то, во что вляпался. Я прочитал предыдущие записи. Невероятно отвратительная ситуация. По каким причинам я всё ещё пишу этот дневник, скажи мне? Я постараюсь запомнить всё то, что писал здесь раньше.День одиннадцатыйГосподи, это я одиннадцать дней с этим занудой сижу? Как ты, то есть я, всё ещё его не удушил??? Я помню об овсянке, кофе, взгляде и улыбке. Добавлю к ним ещё и отсутствие очков. Как вообще можно было этого раньше не заметить, а?!День тринадцатыйОн спросил. И ты... черт, я. Я прав по поводу ощущения дежавю. Ответ, видимо, этого Эда устроил, и слава Богу, но вот сам вопрос кажется ужасно знакомым. Кстати, шрам уже почти не ноет, только неприятно тянет. Весьма терпимо. Так что я иду на поправку.День пятнадцатыйСтранно всё это читать вообще-то. Ведь он только вчера в меня стрелял, как бы... А тут кофе в постель. Но да ладно, не суть. Хочу написать о том, что он снова спросил о том, люблю ли я его. И теперь я точно уверен в том, что он задавал это уже неоднократно. Буду считать это неплохим прогрессом. Постараюсь держать планку.День семнадцатыйЧитай внимательнее, не до швов было. А вообще, на тринадцатом дне упомянуто слово "шрам". Так что... ты больно уж невнимательный тогда был. Но спасибо, что написал. Сегодня, кстати, я, кажется, ответил как-то похоже, ибо лицо этого Эда выглядело немного разочарованным. А ещё... я скучаю по своему Эду. Удивлён, что раньше этого не писал. Просто не забывай о нём, ладно?День девятнадцатыйНет, радоваться такому продвижению это, конечно, хорошо. Но сегодня, когда я рассказал настоящему Эду, что самостоятельно, без его помощи, вспомнил о дневнике, он грустно улыбнулся. Я вообще удивлён, что когда он начал говорить мне про дневник, я ответил ему, что знаю, где он. Кажется, я его этим расстроил. Что делать?День двадцать первыйБоже мой, я вспомнил... Другого Эда сейчас рядом нет, видимо, ушел в магазин или куда-то ещё. У меня есть время. Если ты это прочитаешь завтра, то знай, сегодня я вспомнил о том, как в меня стреляли, и о том, что мы договорились с настоящим Эдом о дневнике. Ты понимаешь, что это значит? Провалы в памяти ещё есть, но самое основное, то, что я не помнил прежде - закрепляется в моей голове. Надеюсь, это навсегда.День двадцать второйСегодня настоящий Эд обрадовался моим успехам. Я рассказал ему, что помню о выстреле, на что он грустно улыбнулся, но я успел заверить его, что совершенно не злюсь на него. Дневник я писал уже без его помощи, когда другой Эд уснул, читая на ночь книгу. Это у них, увы, общее...
День двадцать четвёртыйИ снова один. Эда рядом нет. Только его альтер-эго, спящее в кресле с газетой в руках. И это он тоже любит. Класс...День двадцать шестойОтвет: Никак. Думаю, записка будет неплохим вариантом, да? Пистолет сам знаешь, где. Дело за тобой. То есть за мной. Странно писать это здесь. Я будто общаюсь сам с собой. Забавно.День двадцать седьмойНу, что? Записка написана. Пистолет оказался заряженным. Никак иначе, чем судьбой, такое стечение обстоятельств не назовешь, правда? Что же... прощай, верно?Нигма щурится, вчитываясь в последние строки, и чувствует, как сердце уходит в пятки, вынуждая схватиться пальцами за рубашку и согнуться от охватившей отчего-то острой боли пополам. Он тяжело выдыхает и роняет на пол дневник Освальда, внимательно прислушиваясь к шуму воды за дверью и мысленно начиная искать тот самый день, с которого Кобблпот начал вести отсчёт вплоть до последней записи.
- Ты любишь меня? - спрашивает он сам у себя, заметно бледнея. - Ведь если любишь, то не посмеешь оставить одного. Правда ведь?Вода в ванной комнате затихает, и Эдвард уже облегченно выпрямляется, не убирая пальцев с рубашки, ведь Освальд, видимо, просто решил принять душ. И теперь он вот-вот выйдет к нему, открывая дверь, и улыбнётся, взъерошивая волосы пальцами. Как делал до этого множество раз.
Но выстрел, такой громкий и отчётливый, заставляет его врасплох. Нигма срывается с места и распахивает настежь дверь, тотчас замирая на месте и обессиленно облокачиваясь на дверь, оседает на пол, закрывая лицо руками.
- Если любишь, то не посмеешь оставить одного, - шипит он сквозь зубы и убирает руку лишь для того, чтобы взглянуть в последний раз на пустые серые глаза, устремлённые куда-то в зеркальный потолок, прежде чем дотянуться пальцами до клочка бумаги, оставленного на полке рядом с дверью и прочитать сообщение от Освальда:Что же. Вот и конец. Не думал, что когда-нибудь смирюсь со своей смертью. Но ещё больше не думал, что когда-нибудь смогу смириться с тем, что ты отнял его у меня.
Твоя глупая пернатая птица.Дрожащие пальцы комкают кусочек бумаги, а где-то в области сердца становится совершенно пусто. Нигма больше не поднимает взгляда с пола. Он просто продолжает сидеть на холодном кафеле, глядя на скомканную под ногами записку, и улыбается.- Глупая птица оказалась слишком умной...