II. Посвящение (1/1)

У Велота Пилигрима седеющие рыжие волосы, подрезанные с правой стороны, и кожа настолько загорелая, что кажется медной.Ростом он высок, фигурой статен, иначе не смог бы ни держать своего молота, ни возвышаться впереди кимерских отрядов, указывая путь - как по земле, так и по небесной дороге. Его желают коснуться и женщины, и мужчины, и он не отказывает ни тем, ни другим, когда сам хочет касаний: изменив души верных своих, он побуждает их менять и привычки тела. На Саммерсете чистота рода и алаксона - очередной золотой фетиш. Велот смеется над этим и призывает не чинить препятствий желаниям, но отдаваться им с разумом и страстью и считать дарами собственной сути.- Делай, что истинно желаешь, и да станет это твоим путеводным законом, - говорит Боэта, и Саммерсет считает заповедь Его потворствующей упорству в глупости, а не в предназначении.Велот смеется - раскатисто, искренне, обидно. Собственным примером он показывает: дороги нет, но следует идти вперед.Велот одинок, как одинок лишь Изменяющий Плут-Хортатор среди вершин рассечённых гор, но не тяготится своей долей - его новый народ с ним, стоит ли желать иного?И он ведёт их - так, как умеет. Та, которую он берет в жены, славна красотой и стойкостью.Тот, которого он называет своим верным защитником, искусен в боях и предан ему сердцем и телом.Тот третий, кто не мужчина и не женщина, но слушающий небо, бесноватый, кого он называет своим пророком, происходит из отвергнутых и считается альтмерами грязью земли. Он хотел когда-то убить Велота, но стал его советником.Никто не считает любовников Пилигрима; тех же, избранных, почитают велико. Но пройдут годы, и имена их станут пылью; имена их Трое-бывших-Нецелыми, вернувшись, сотрут со всех начертаний, узнав свои предыдущие лица.Будет лучше, если Святой останется свят - даже если подобное и вразрез с его собственными словами. И все же Пилигрим, первый - первый ли? - Хортатор, не предлагал никому того, чего не изведал сам. Обо всех тайнах он мог бы составить рассказ изысканный и подробный или краткий и побуждающий к последствиям. Каждому, кто желает получить наставление, он говорит новыми формами слов.Когда-то, еще будучи юным и болевшим неутолимостью мысли, Велот отправился медитировать в одну из прибрежных пещер Саммерсета. Он сидел там в темноте, среди мерцающих водорослей, питаясь только водой, и решил не выходить, не изведав, как звучит истинная струна жизни. В тот раз Боэта явился ему в облике женщины, и тогда Велот отринул всё, что ведал о стыде и запрете поднимать глаза. Даэдра лживы, как ведомо каждому, даэдра жестоки... Боэта поселился с ним на три дня и три ночи, и говорил открыто. Велот же, хоть и истощённый, внимал Его-Её словам, сгорая от недолжных желаний. Боэта обучил его обрядам и тайной магии, но видел, что подобного недостаточно. Он-Она спросил, чего желает столь верный духом?И Велот ответил.Боэта же сперва хотел расхохотаться дерзости смертного, но увидел новый шанс для наставления. Боэта остался с ним ещё на некоторое время; в первый день он разрешал лишь созерцать себя, то юной, едва сложившейся девицей, то прекрасной женщиной мерской расы, облачённой лишь в тени и дуновение воздуха, то стройным юношей, едва умеющим унять пыл, то мужчиной, вполне определённым в своих стремлениях. Ни одного из них Велот не мог отвергнуть, и мучился в своей медитации приходившими картинами любовной горячки.Сыны Саммерсета не должны были погружаться в подобные состояния с такой степенью вовлечённости. Боэта же забавлялся, насылая видения и дотрагиваясь мыслью, но так, чтобы новый ученик чувствовал всё; и к изумлению своему даэдра открыл в этой душе тёмный источник под стать себе, однако необузданный и неподвластный воле. Во второй день князь позволил касаться своих обликов, но запретил доводить что-либо до конца; и Велот ласкал его, распаляясь, но не имея выхода - и печалился, что тело его всего лишь тело мера и не обладает изменчивостью. Боэта же дразнил его, возводя желание в высшую степень, дотрагиваясь до губ, но не даря поцелуя, дотрагиваясь до члена, но не смыкая пальцев, гладя и готовя снаружи, но не входя, проникая в разум, но ничего не меняя - и нашептывая способы не подавлять расцветающую энергию, но делать себе подвластной. На третий день Боэта снова запретил ему прикосновения, и отвечал холодностью на любые мольбы. Так прошёл и четвертый, в который Велот уже едва помнил себя от жажды физической и духовной; и лишь в последний день не осталось запретов. Боэта подарил ему пять дней: нежности, лихорадки, похоти, безумия и контроля. Вступив с князем во все возможные виды связей, Велот, обрезавший своё имя и частицу плоти, поднялся от страстей, делающих мера жалким животным на поводке вожделения, до высокой, почти бестелесной одержимости возлюбленным - а потом собрал воедино все фокусы пониманий. Один из юстициаров наблюдал за пещерой, и вздумал было отправиться с донесением. Велот же вызвал его на поединок и поразил чарами с легкостью, потому что тот был напуган. Это наполнило Велота презрением к страху Саммерсета перед любовью и убийством; страж же, оправившись, стал его первым учеником.Даэдра не интересуются смертными - пусть говорят так. Велот Пилигрим будет усмехаться, помня и яркость магических эмоций князя, и гибкость его стана, и жар его женского лона, ненасытного, и твёрдость уда, входящего в собственное естество, и изящество магии, смешивающейся, проникающей и перестраивающей душу. Годами позже, умудрённый и дерзкий, произнесший множество речей, он возлег снова с князем Боэтой, надевшим чужую кожу, в храме Чистоты и Энергии, и обменялся с ним оружием многожды раз, и был весь в крови и познании, и Боэта обучил его тайнам любви, ПСЖЖЖ и иного - уже как равного. Велот позволил взять себя в гробнице своих предков, и затем вернул полученное, и у большинства слышавших звуки невоздержанности не осталось сомнений относительно произошедшего там. Никто не осмеливался прервать их, ведь все думали, что Тринимак все еще жив, лишь помутился рассудком после убийства ЛРХН, и лучше не приближаться к нему. Велот же считался всеми сумасшедшим и безрассудным, потому подобное усердие не могло быть запрещено для уже павшего. Вернувшись после изучения загадок Отца-Матери, Велот не мог смотреть более со спокойствием на окружавших его пустоглазых. Они осуждали не только прикосновения, но и взгляды, и дыхание, и шепоты. Они осуждали не только влечения, но и недолжные мысли.Они осуждали плоть так, словно само ее существование было лишь жалким, неудобным и мучительным недоразумением.Потрясенный, получивший благословение, Велот входил к их сыновьям и дочерям и лишал их незнания - и те также Менялись.Словно капли, упавшие со Стрелы на белый песок, расцветали их жажда и преступная одержимость друг другом, и Велот улыбался своему сердцу. Никто не мог забыть его; но знали: он принадлежит всем в равной степени и никому на самом деле. Он входит, как учитель, и не возвращается без надобности. Саммерсет корчился, словно роженица, пока Дитя юного народа не поприветствовало солнца на собственном языке, и первым его словом был крик экстаза. Тысячи рук касались меди, и каждая забрала с собой частицу понимания.Когда Велот убил первого противника во славу своей веры и благодарности, Боэта снова посетил его, на сей раз приведя с собою и Прядильщицу. Отец-Мать разодрал кожу Пилигрима в момент сближения, а затем углубил и расчертил раны при помощи своих когтей; чтобы залечить отверстые их алые рты, Мефала призвал низших даэдра, и заключил их в форму вечности заклинания, и заставил расцвести под кожей Плута и жить там, защищая его.Так были обретены первые гхартоки, и потому они должны делаться при помощи пепла, чернил и крови.Велот не скрывал ни от кого ни ран, полученных в страсти, ни их источника. Пусть ныне запрещено велотийцам рассказывать старые легенды, но было так: Боэта, Азура и Мефала дали начало кимерам, и пусть иные гадают, идет ли речь лишь о новых обычаях и алтарях. Любовь есть закон; любовь, подчинённая воле; воля есть то, что только и составляет мага; тот, кто сам погасил пламень своей души, не интересен ни даэдра, ни имеющим искру. Тот, кто отвергнет страдающего от глубокой приязни, должен вознести покаяние.Тот, кто совершит насилие, должен быть казнен немедленно и жестоко. Да пребудут с вами Трое, что помнят об истинном благочестии.