2.1. Ворох прошлого (1/1)

1.У всякого решения, события, действия есть повод и причины. Повод возникает, только когда причины начинают давить сверх всякой меры, по ночам лезть в голову, сдавливать горло слезами. Такова непреложная истина, которую архивариус Терциус долго вбивал в непокорную вихрастую голову: прежде чем кидаться в бой или на защиту чести, проанализируй, подумай, поищи другие пути.Любая картина начинается с одного мазка, война – с неверно брошенного взгляда; змеиный клубок грызни и противоречий всегда нужно распутывать с самого начала.Пожалуй, корнем проблемы и ее главной причиной был тот факт, что у одной обедневшей бретонской дворянки некогда родилась дочь вместо сына – и Восемь больше не даровали ей детей, да еще и мужа забрали слишком рано.Поводом же было то, что в месяц Вечерней Звезды, под самый канун Новой Жизни, через ворота Камлорна въехал всадник, неторопливо покачиваясь на своенравном рысаке. Вместо мягкого, неторопливого вальса снежинок в лицо бил холодный осенний ливень, и конь под седлом отчаянно ржал, стряхивая с длинной морды крупные капли.Всадник потрепал скакуна по холке и обратился к стражнику, что недовольно мок под тканевым навесом у дубовых створок:- Мессир, где тут поместье леди Эннемонд Мэлионт?Стражник как-то перемялся с ноги на ногу, сплюнул в лужу и выпучил толстый живот.- А тебе зачем, милсдарь? Люди там-то знатныя да мирныя, в дела людския-то и не лезут – бедны уж слишком, да и бабье одно, а эти-то, - он хмыкнул, - лишь о танцульках да о пеленках думают.Человек на коне выдохнул как-то грустно, и из-под капюшона колдовским дымом заплясал пар, будто дух какой облачком пролетел; дурная то была ночь, непорядочная.- Друга ищу я, служивый – родичем он им был, да пропал много лет назад. Может, что и осталось у них от него, может, что и знают о его судьбе они – знать не знаю, а выяснить надо.Стражник еще раз заглянул, осмотрел всадника – хоть и одет был добротно, и конь справный, и допустил его караул по ту сторону ворот, а все равно что-то до мороза пробирало.- Вам до Орлиной Гавани прямо по улице, да вы за сильмейновской аптекой сверните и к дому со стрельчатой башней поверните. Вот то поместье – там-то леди Эннемонд с дочкой-то и живут, да.Всадник сразу же пришпорил коня, и стражник вдруг спохватился, закричал:- Только вы, милсдарь, с господской дочкой на дуэли не бейтесь, не верьте, что хилая бабенка – если позовет, дрыном отметелит по полной!Но путник не расслышал, лишь сквозь разлетевшиеся брызги издали выкрикнул неотчетливо: ?Спасибо, служивый!?, и стражник еще раз вздрогнул, промерзнув до костей.Все в Камлорне знали – в подобные дни, когда погода не такая, как должна быть, не стоит никуда ехать и ничего начинать, а если и придется, так хоть прицепи веточку благословенного дэйдраполоха* к плащу на счастье. Но докажешь ли хоть что этим чужеземцам безродным?Человек, что галопом скакал по улицам вечернего города, не боялся фантомных призраков и народных легенд, хотя знал о них больше, чем любая из старых деревенских бабок. Иначе он не был бы Эсберном, в неполные сорок лет заместителем архивариуса ордена Клинков.Дом с башней впереди вырисовывался черной громадой в ранних зимних сумерках, и ворота его были неприветливо заперты на пять замков. Лишь после трех громких стуков гардой меча о кованую решетку из сторожки высунулся глуховатый слуга.- Сударь, вы кто такой и кого вам надоть? Хозяйка велела всех в шею гнать – ну, если вы, конечно, не за дочкой ее свататься, тогда, конечно, милпросим, да не в этот час. Завтра приходите.- А я не к леди Эннемонд, а к мужу ее. Уж неужто забыл он запах балморской скуумы?Слуга побледнел, выпучил в удивлении глаза, и дрожащими руками без слов отпер дверь. И через четверть часа русак мирно похрустывал сеном, плащ с капюшоном сушился у старого камина, а незваный гость, продрогший и не отдохнувший с дороги, предстал перед глазами леди Мэлионт. Она сидела в глубоком кресле посередине большой залы; весело трещал камин, и госпожа Эннемонд качала ногой в богато украшенной туфле. Но подошвы были сильно подстерты, худое лицо расчерчено глубокими морщинами, и повсюду летали, желтея в свете огня, мириады пылинок.Старый слуга в перешитом много раз костюме спросил как-то неуверенно: ?Может, позвать леди Дельфину??, но госпожа скривилась, будто укусила кислейшее из яблок на свете.- Ни в коем случае, Ведейн. Не давай ей снова раздраконить свое воображение, а то с нее станется вновь на подвиги сбежать. И да – ни слова девочке об этом человеке.Ведейн грустно кивнул и встал поближе к камину. Орлиный взор госпожи черного дома вперился в лицо Эсберна, и в неверных отсветах огня ее лицо вытянулось в кланфирову недобрую морду.- Право слово, мессир неизвестный, вламываться поздно ночью в дом уважаемой женщины, используя давно забытые пароли ордена Клинков – это несколько невежливо, не находите? Может быть, вы хотя бы представитесь?Леди Эннемонд смотрела на вторженца с явным намерением сожрать и перемолоть на куски, но тот явно не собирался сдаваться. Невесело усмехнувшись, он четко сказал:- Госпожа, я никоим образом не собирался вторгаться в ваш дом столь поздно, но дождь весьма затруднил мне путь, и я не смог прибыть вовремя. Сейчас я здесь отнюдь не от имени Ордена – и, леди Эннемонд, мы с вами давно уже знакомы. Меня зовут Эсберн, и я был другом вашему мужу.Подлокотники кресла слышимо скрипнули под напрягшимися женскими пальцами, и Эсберн, к огромному своему удивлению, услышал вздох на верхней галерее. Он зря ослабил профессиональную бдительность, и, словно бы обернувшись неловко к камину, активировал кольцо ночного глаза – а потом взглянул прямо на неудачливого шпиона. Ответом ему послужили скинутый плащ хамелеон и напуганный взгляд девичьих глаз.Ага, должно быть, это и есть Дельфина. Болезненно-знакомые черты лица; в самом деле, уже взрослая девушка, а ведь Эсберн таскал ее на руках, и Антоний смеялся так легко, когда она тянула к нему маленькие ладоши… нынешняя Дельфина чуть ли не молящим жестом попросила его молчать.Возможно, юная леди Мэлионт будет большим подспорьем в этом нелегком деле, нежели ее мать. И было бы не в интересах Эсберна сообщать о ее здесь присутствии. Тем более, когда побледневшая госпожа Эннемонд смотрела на него сквозь плохо скрытые слезы со смесью презрения и ужаса.- Ищете моего мужа, да? Моего дорогого Антония, да? Память хотите его разворошить, вещи уволочь?Эсберн молчал. Шансы на успех медленно склонялись к нулю, но нужно было дать женщине выговориться. Он никогда не был знатоком человеческих душ – и потому не совсем понимал, как не подкинуть дров в костер.- Так вы его не найдете, а знаете почему? Да потому что вы его и закопали невесть где, в могилу свели, вы! ?Лучшие друзья?, ?собратья по ордену?, ха… Почему же не спасли его тогда на Алиноре? Почему не забрали из смертельной ловушки? Вы же все так им дорожили, такие ценные проекты у него были, исчезновение Лун да принцип Талоса исследовал, ха! Где же вы тогда были тогда весь этот десяток лет? Где? Вы? Были?!Леди Эннемонд сползла по спинке кресла, и старый слуга понесся куда-то, видимо, за лекарством.- Госпожа Мэлионт, я писал неоднократно и старался каждый год высылать вам средства из своего собственного достатка. Поверьте, я до сих пор скорблю по Антонию, и я сейчас приехал сюда в единственный за много лет отпуск, чтобы почтить память старого друга. Если я могу как-то вам помочь…- Вы? Помочь? Да вы за столько лет не помогли. Что мне ваши жалкие тысяча септимов ежегодно могли сделать? А?! Что мне ваша скорбь? Вы – вы лично, Эсберн, свели моего мужа в могилу, сделали его ребенка безотцовщиной – а сами отделались сухой писулькой и даже приехать за десять лет не смогли! Что, служба ваша клинковская, штаны протирать на благо очередного генерала, напялившего на себя мантию с подбойчиком? Отпуск первый за десять лет – да вы что, думаете, я в это поверю, снова за дуру меня держите? ?Исчез без вести на острове Ауридон?, ха… небось, сами его и закопали заради мести да карьеры…Она всхлипнула, ее руки затряслись, и слуга попытался всунуть в ее ладони чашку с лечебным отваром.- Леди Эннемонд, я тоже пытаюсь восстановить справедливость, потому что скорблю по своему другу, но мне не сделать этого без…- Молчать!!!Тонкой работы фарфоровая чашка врезалась в каменную стену и рассыпалась на осколки.- Из-за вас мертв мой супруг, а жизнь загублена. Моя взбалмошная, истеричная, но единственная и любимая дочь уже осталась без приданого и наполовину сиротой, по вашей вине! Я, как заботливая мать, считаю, что вы мало того, что приехали немного не к месту и не к времени со своей лицемерной заботой… так еще и с вас станется своими патриотическими бреднями уволочь мою дочь в свой гнилой орден, и под видом борьбы за человечество запудрить мозги! А потом отправить на бессмысленную скотобойню! Вы думаете, я это допущу?! Вы думаете, я вам это позволю? Говорите немедленно, зачем вы приехали – и после того, как мы с вами договоримся, я выставлю вас отсюда за порог.Прав был Тьермэйллин – бессмысленно было сюда ехать. Леди Эннемонд не виновна в том, что императоры династии Мид не видят смысла финансировать орден Клинков, больше полагаясь на военные силы, не виновна в упадке ордена, в подозрительных проектах и пропажах агентов на Алиноре, в том, что Эсберн выбивал себе полугодовой отпуск добрый десяток лет, что отдавал половину жалования, ведь руководство платить пенсию отказывалось, и ее злость вполне объяснима. В этом доме все давно остыло и покрылось пылью… но, может, не стоило терять надежд?- Госпожа Эннемонд, я бы хотел узнать, не осталось ли у вас чего-либо от имущества вашего супруга? Книг, писем, оружия, рун – чего угодно? Мне действительно дорога его память, и я бы хотел сохранить его имя в веках в музее Ордена.- Господи, не орден, а кучка идиотов и моральных недоносков. Пытаются еще играть на чувствах несчастной вдовы. Ха. Ха. Три раза ?Ха!?, - леди Эннемонд наклонилась к нему поближе, как хищник перед броском, - вы думаете, я оставлю хоть что-то от него вашей гнилой кодле? Я знаю, как вам нужна была его версия лунарного проекта, знаю, как вы, поганые стервятники, хотели выжать из него все соки. Вы могли приехать и забрать все лично, но нет. Подавитесь.Она встала и практически сорвала со своей шеи амулет, который Эсберн узнал сразу.- Вы прислали мне это вместе с известием о пропаже моего мужа десять лет назад. Так если вам так нужны его вещи, забирайте сейчас обратно, ведь это единственное, что от него осталась.Эсберн, хоть и обладал определенной выдержкой, пораженно замер. Как – ?единственное??- Поверьте: все остальное либо было распродано с молотка, либо сожжено в огне слугами. Знаете, как дороги в Хай Роке дрова? Это вам не Брума, тут и сосен-то нормальных не растет, и на обеспечении государя мы не сидим. А теперь, - она почти швырнула ему в ладони злосчастный амулет, - вы уберетесь из моего дома и больше никогда не покажетесь на моем пороге.Тень на верхней галерее замерла в негодовании и испуге, а затем унеслась куда-то в жилую часть замка. Эсберн покрутил в руках вещицу, молча поклонился хозяйке дома и вышел из залы.Плащ все еще приятно грел тело, но конь обратно в ливень выходить не хотел, недовольно ржал; под неодобрительно-сожалеющим взглядом слуги Эсберн выехал в неприветливую камбрийскую ночь.В незнакомом городе, да еще и глубокой ночью, с трудом удалось найти таверну – и в скособоченной холодной комнатушке под чердаком, на соломенном тюфяке, Эсберн едва смог улечься.Антоний, Антоний, верный старый друг и наставник… неужто ты так и останешься неузнанным, неизвестным, неотмщенным? Что ты раскопал там, на Алиноре, как же так произошло?Он почти забылся в грустных, ностальгических грезах – но скрипнула оконная рама, и заботливо подставленная магическая ловушка вдруг сработала, вспыхнув ярким светом.Эсберн тут же вскочил на ноги, схватившись за меч. Над деревянными досками, крепко связанная силовыми нитями, пыталась вырваться из пут малолетняя шпионка с верхней галереи. И, наконец, выпростав голову из волшебного клубка, юная леди Дельфина заорала во всю мощь своих легких:- Господин Эсберн, не верьте ей! Все вещи отца сохранились, даже письма, просто она не знает! Господин Эсберн!И в запутанном деле в ту ночь появилась новая переменная, быть может, к счастью… быть может, и нет.2.Капли мерно стучали по деревянной раме маленького окна, и воздух в комнате отчетливо отдавал сыростью. Ночная гостья сидела, завернувшись в ветхое покрывало с гостиничной лежанки; услужливая хозяйка давно уже принесла горячий грог; и под глухой рокот начинающейся грозы Эсберн задал свой первый вопрос.- И что же сподвигло юную леди Мэлионт на побег из родного дома в позднюю ночь, да еще и в одной крестьянской рубахе?Дельфина молчала, лишь смотрела с какой-то грустной, отчаянной надеждой. Не так уж много в ее лице оставалось от покойного ныне отца, разве что прищур глаз да высокие острые скулы; слишком много в ней было неуверенности, подвижности, неустойчивости. Дельфина повела плечами неуютно, скривила в полуулыбке рот; и вздохнув, словно набираясь сил для разговора, она наконец-то выдохнула:- Отец… писал вам. Много писал. Вы же с ним лучшие друзья были, да? Ладно, сейчас неважно. Моя матушка действительно не знает, что от отца остались какие-то вещи. Слуги когда-то спрятали все в угловой башне, той самой, с окном, хотя должны были сжечь, и крепко заперли дверь. Правда, - Дельфина подавила тяжелый вздох, - не учли, что за портьерами порой прячутся не только пауки, но и тайные проходы.Она замялась на секунду, спросила взглядом: будут ли вопросы? Эсберн не стал ее прерывать.- Там много всего: записи, амулеты, письма, книги магические – я по ним, можно сказать, и училась все эти годы. Вы простите, что я так фамильярно, просто… просто не совсем знаю, как в таких ситуациях разговаривать, да. В ящике старого стола, под доской с магическим замком – сама не понимаю, как от скуки однажды расковыряла – шифровки лежат: там, конечно, тоже не без сложностей, да и я вряд ли все поняла, но там у адресата шесть букв всегда, а отец вам чаще всего писал – ну я сопоставила, подставила там, и оно действительно вам, вот.Дельфина достала из-под рубахи завернутый в кожу сверток: изнутри показались бумаги, расчерченные множеством символов. Шестнадцать лет, дочь обедневшей дворянки: самоучка, обходит колдовские замки, самостоятельно освоила азы криптографии, отлично прячется, умеет применять базовые заклинания ?Иллюзии?. Причины и мотивы?- Скажите, юная леди, зачем же вам сбегать в ночи, в ливень, из дома, искать по всему городу нужную таверну, когда вы могли бы все разузнать завтра?Эсберн присмотрелся, попытался вычленить эмоции, вызнать правду: на лице Дельфины в странном движении губ смешивались стыд и гордость, обида и решительность. Злой умысел? Явно нет – всего лишь умный, но бесхитростный подросток, не умеющий ни прятать эмоций, ни скрывать свои мотивы.- Мама… она же несправедливо с вами обошлась. Выгнала вас в ливень, обвинила в том, в чем вы не виноваты, – а все из-за глупых денег каких-то, будто нельзя платья и бесполезные цацки продать! Отец в детстве о вас, господин Эсберн, столько хорошего рассказывал, писал о вас много, даже зарисованы вы у него пару раз, а она… она… не обращайте внимания, в общем, сложно это все, простите ее за это, пожалуйста. И вот не догони я вас, а днем-то из дома выбраться куда сложнее – да вы бы уехали сразу, и что бы я делала, господин Эсберн? Вы же отца еще помните, может, знаете что про него, раз искали.Задул ветер, и ветки деревьев забарабанили по стеклу неровным ритмом военного барабана: Эсберн всмотрелся в большие напуганные глаза. Была, была какая-то затаенная мысль, помимо поисков потерянного отца, помимо ностальгии и чужой вины.- Но было ведь что-то еще, да? Что-то действительно важное, что-то, до чего вы, юная леди, добрались и сильно пожалели?- Отец… он ведь не просто так пропал, да? Он не просто так занимался вопросами временных колебаний, вопросами Лун и Нумидиума, он что-то узнал об их альтмерском правительстве, что-то, связанное с…Громыхнула молния, шторм усилился до предела, белая вспышка прочертила наискось небо.- … связанное с дематериализацией пространства, отрывом сущности от времени, так?Что же, вот и оно. У Дельфины от волнения подрагивали руки, и вся она была похожа на натянутую до предела струну; Эсберн откинулся на спинку кресла, потянулся за стаканом грога и щедро отпил.- Знаете, юная леди Мэлионт, - сказал он чуть погодя, - если бы на моем месте был талморец, наложивший хорошее заклинание иллюзии, вы бы сейчас совершили государственную измену.С лица Дельфины сошла вся краска. Страх, неуверенность, граничащий с паникой ужас – книга, открытая для любого, даже обывательского взгляда.- И ваше счастье, - продолжил Эсберн, - что вы обратились к нужному человеку, но в следующий раз я бы порекомендовал вам быть внимательнее. В любом случае, я приношу вам и вашей семье извинения за беспокойство в поздний час. Я могу дать вам денег, чтобы вы переночевали здесь, в таверне, а не бежали в ночи через весь город, – и да, премного благодарю вас за содействие.Эсберн потянулся было за кошельком, но Дельфина решительно помотала головой.- Не надо, господин Эсберн. Сейчас надо уходить, а то мать такой скандал устроит – мало не покажется. Поймет же, к кому я бегала. В любом случае это далеко не все бумаги, что остались от отца. А так как я верю, что они тоже будут вам по нраву, может, и вы мне расскажете немного об отце, вы же не на один день сюда приехали?Вот м… маленькая и хитрая чертовка, вся в отца. Это уже куда увлекательнее, не так ли?- И да – пожалуйста, не называйте меня юной леди. Понимаю, не по приличиям, но просто ?Дельфина?. И на ?ты?. Если мы встретимся здесь завтра в три пополудни, вас это устроит?Правильно говорил Терциус: непригоден был Эсберн для полевой работы. Ведь как еще объяснить, что его губы сами собой под таким напором сложились и громко сказали: ?Да?. А потом еще и добавили: ?Такие условия мне подходят?.Девчонка улыбнулась счастливо и исчезла за дверью; Эсберн остался в тихой комнате под чердаком вместе со стопкой писем от старого друга и новой цепью догадок.Через две недели, в половине четвертого вечера, по лестнице таверны ?Орочий казан? взбежал чумазый мальчишка-посыльный; на секунду остановившись, он стер с лица грязь и распустил волосы, но даже так в тощей хулиганской фигуре нельзя было узнать одну из благонравных девиц верхнего Камлорна. Ловко вскарабкавшись на чердак, он постучал два раза медленно, затем трижды быстрее, потом снова два раза – и дверь чудесным образом распахнулась.- Заходи скорее, - и Эсберн впустил запоздавшего гостя, - снова с вышивания сбежала? Или тебя отправили ухаживать за гортензиями, а ты подкупила мальчика с конюшни?- Нет, господин Эсберн – на этот раз меня отправили в храм, а я всего лишь потерялась и пошла в другую сторону, - подбоченившись, сказала Дельфина и плюхнула на стол увесистую стопку книг.- А от матери потом затрещина не прилетит?- Да она не знает ничегошеньки и знать не хочет, господин Эсберн, все только о замужестве да деньгах.- Ну-ну, ну-ну. Еще книги, вижу, принесла? Не знал, что у старины Антония даже фировская ?Некромантия? была – не самое известное чтиво. Впрочем, работа не ждет: Дельфина, ты свое дело знаешь.- Да, господин Эсберн, уже сажусь за стол.В маленькую комнатку под чердаком за неполные четырнадцать дней разными способами перекочевала чуть ли не половина содержимого башни со стрельчатым окном; по всем возможным поверхностям были раскиданы книги, записи и бумаги.Дельфина сидела у стола, осторожно выписывая на отдельный листочек строчки кодов и проговаривая про себя каждый знак. Они столкнулись с препятствиями в первый же день работы; огромный массив текстов был зашифрован, и пусть когда-то Дельфине удалось перевести небольшую часть, это не означало, что остальные тексты следовало отметать. Объем работы был колоссален, время предельно сжато, столько вещей Эсберну было не увезти; переписчика не привлечешь, ведь документы могли попасть не в те руки.И потому Дельфина совершенно не удивилась, когда после недолгих раздумий ей дали перо с чернильницей и светлое напутствие: ?ну, кто-то сам хотел мне помочь, а раз уж ты у нас начинающий дешифровщик, вот и переводи в угодный Девятерым вид?.Не то чтобы Дельфина узнавала для себя что-то новое: все, что было там описано, уже так или иначе повторялось. Отец явно ходил кругами, все пытаясь понять: зачем талморцам темпоральные разработки? Проблема Артеума? Но с чего тогда такая обеспокоенность Талосом – ведь вряд ли дело лежало в постнумидиумном стрессовом синдроме всего Алинора, тогда в чем?Так или иначе, ответы отец искал на островах Саммерсет… и сгинул там в неизвестность. А Эсберн на вопросы о Талморе замыкался, молчал, говорил, что лучше не лезть в это дело девицам шестнадцати лет – и, не выдерживая разочарованного взгляда, рассказывал, как читать эмоции людей, как вскрывать замки, как прятаться в тенях – или просто заводил песнь о Драконьей Страже, что неслась вместе с Реманом через горы и леса…Они странным образом срослись за эти две недели. Стопки переводов полнились, информация максимально ужималась. При прочтении некоторых писем Эсберн кривился в гримасе чистой боли - а потом долго вглядывался в лицо Дельфины в поисках одному ему ведомых черт.В углу глухо поблескивал отцовский меч. Она сама принесла его на третий день, хотя отдавать добрую сталь и свое единственное оружие совершенно не хотелось. Эсберн еще спросил, откуда, мол, взяла, а Дельфина ему и скажи:- Это отцовский. Я… вам принесла, он, наверное, у вас должен быть.Эсберн аккуратно взял клинок, вытянул из ножен, задумался.- Нет, Дельфина. Он в ордене другой меч использовал – а этот, судя по всему, фамильный. Носи его по праву… если умеешь, конечно. Ты же умеешь?- Ну, я на мужской половине недолго училась, и на дуэлях дралась…- Значит, не умеешь.И теперь после работы они каждый вечер вытаскивались в маленький проулок, где в сумерках ничего (но и никого) не разглядишь – и в тусклом свете масляной лампы Дельфина в очередной раз падала в дорожную грязь под грозные окрики ?Блок! Снова блок! Выпад! Я кому сказал – выпад!?.Как-то раз, когда они сидели на ящиках, и Дельфина едва переводила дух перед тем, как побежать домой через пять проулков и дыру в ограде, Эсберн вдруг сказал:- Твоему отцу безмерно повезло с дочерью. А вот твоей матери… был бы у нее отличный сын, но сына у нее-то и нет.Где-то там мать Дельфины глухо стенала и отправляла всех домашних на поиски этой несносной девицы, репутация семьи Мэлионт на брачном рынке Камлорна падала, а денег в хранилище становилось все меньше, но это было там - а здесь Дельфина отпила крепкого чая из фляги и, проглотив вдруг все ?вы? и ?господин?, протянула глухо:- Эсберн, я знаю, что Клинки живут мало и недолго, что они бросают свои семьи, что это грязная и не всегда почетная работа. Но ты знаешь, что станет со мной здесь. Забери меня в Орден. Пожалуйста.И он посмотрел на нее – он, заместитель архивариуса, не полевой агент, некогда преданный друг ее отца – и сказал, может, в минуту слабости, может, в минуту решимости:- Я сделаю для этого все, что в моих силах, Дельфина.Эсберн еще не знал, что дочь госпожи Эннемонд Мэлионт всегда умела добиваться своего, причем зачастую – весьма обходными путями.3.Ночь праздника Новой Жизни выдалась темной и дождливой, и лоточники загодя начали жаловаться на плохую погоду. Фестиваль в том году не обрел привычного размаха – телеги вязли в грязи, жители, бранясь, вытаскивали пышные одеяния из многочисленных луж, и тяжелые тучи клочьями носились по темно-синему небу.Новая Жизнь – праздник семейный, с подарками, счастливой кутерьмой и весельем; Эсберну некого было ждать. Клинок есть оружие Императора, и семья его – Орден, и дары ему – слава и людской почет; впрочем, простой народ все чаще плевал членам Ордена вслед.Эсберн сам уехал, сам сбежал, чтобы отыскать останки того, кто был ему частью семьи – и потому праздновал Новую Жизнь сам с собой. Плохая примета, говорил народ, будешь ходить по миру один много лет, летать, как лист по ветру, без семьи и без друзей; останешься один на всем белом свете и, сгорбившись где-нибудь в тесной конурке, в самой глубокой норе из возможных, в одиночестве доживать свой век.Засыпая порой в груде неразобранных писем от мертвеца, что резали живьем сердце, среди расчетов и формул, что только больше и больше путали дело, Эсберн видел один и тот же дурной сон.В темную подземную комнату без окон никогда не проникал свет, в ней лишь тускло чадила масляная лампа; за тюремной железной дверью, что отсекала, закрывала, спасала от мира снаружи, слышался мерзкий тихий скрежет. В обители мокриц и злокрысов он звучал все время, но в этот раз он был отчетливо другим, не таким, как должен быть.Скрежет усилился, стоило потянуть внутреннюю заслонку, стал громче, наполнился ритмичным стуком беды; старая петля, как назло, проржавела насквозь. Эсберн налег сильнее, хоть дряблые руки и слушались едва-едва, и железо отлетело с гулким лязгом прочь.Сквозь щель в двери на Эсберна в упор смотрели белесые глаза знакомой отрезанной головы; ее рот распахнулся, и с гнилого языка посыпались могильные черви.… и он вновь проснулся от спасительного грохота форточки. Дельфина спрыгнула в комнату, осмотрелась и сказала без тени сомнения в голосе:- Простите, господин Эсберн, но я все же сбежала с семейного застолья.Было приятно потянуться, размяться после дурной хмари; Эсберн облокотился на стол и посмотрел на Дельфину в упор.- Если ты хочешь стать хорошим агентом, тебе придется приспосабливаться даже к неприятным для тебя условиям, в том числе – к светским балам. Чтобы ты понимала, Дельфина, именно на них и происходят самые важные договоренности и встречи, а вовсе не на ночных свиданиях по уши в плащах и в отдаленных тавернах. И да, мы с тобой договаривались, что именно этот день ты проведешь со своей семьей там, где тебе по статусу положено быть.- Я знаю, господин, просто… просто в этот раз все действительно пошло совсем не по плану. Неважно, правда неважно, какая, к скампам, разница – у вас есть еще какие-нибудь шифровки? Надо что-то сделать, просмотреть?Что-то действительно пошло не так: это читалось и в неуверенном взгляде, и в нахмуренных бровях, и в напряженной линии плеч.- Прости, Дельфина. Боюсь, я уже успел разобрать все до конца.Она замерла на месте, не успев до конца отодвинуть колченогий табурет.- О. Я… я вас с этим поздравляю. Да. Это… это просто прекрасно. Я рада, да. Очень, очень рада.Дельфина неаккуратно осела на твердое сидение, локтем оперевшись на стол; Эсберн смотрел на нее исподлобья из глубокого кресла, и в комнате тяжелым грузом повисла неловкая тишина. Стояли упакованными стопки книг, все письма были аккуратно разложены по кучам, и было очевидно, что хозяин этой комнаты вскоре собирается съезжать; в очаге догорал свиток дорогой, магической бумаги с гербовой печатью, и только сильно прищурившись, Дельфина смогла разглядеть эмблему с двумя скрещенными мечами. Сложить два и два было нетрудно.- Вам уже написали из Ордена, да? Когда вы уезжаете, господин Эсберн?- Боюсь, Дельфина, что на Старую Жизнь.Пять дней. Всего лишь пять даэдровых дней. Пресвятые Девятеро, ну почему же так мало?- Меня отзывают раньше, чем следовало, потому что связь Талмора с темпоральными проектами, которую вывел твой отец, подтвердили и последние полевые данные. Ордену срочно нужна помощь по расшифровке - но, так или иначе, все ответы лежат в садах и поместьях Алинора.- А что они сказали по поводу меня?- Мне передали, что даже при выдающихся боевых качествах ты пока что слишком юна для рекрута, и, так как у тебя нет никаких экстремальных обстоятельств или выслуги в одной из гильдий, тебя рассмотрят только через два года, Дельфина.- Да, я понимаю. Жаль, - и она с обидой и грустью отвела взгляд. Да, умна и способна, но все же ребенок.- Может, все же поделишься тем, что случилось? – спросил Эсберн… и тут же смутился.Дельфина, качаясь на табуретке, беззвучно плакала, стараясь спрятать слезы в тени, дрожала, захлебываясь на вдохе; в один момент она просто размахнулась и впечатала кулак в деревянную стену.- Мерзкие правила, глупые, отвратные люди, сраные кринолины, кланфировы советчицы! Заебало все, заебало! – и, захлебнувшись криком, она затряслась еще больше.С женскими слезами Эсберна не учили работать никогда, тем более – со слезами запертой в золотую клетку девицы; он подошел осторожно и положил руку ей на плечо, не понимая особо, что делать дальше.Так они и стояли в полутьме, пока отсветы огня плясали в круговерти, из окна доносились веселые крики гуляк, и кто-то выкрикивал пьяно желания в ночное небо под гогот толпы.- Ничего, господин Эсберн, простите, что доставила вам… трудности сейчас. Все хорошо. Все просто отлично! Просто мать даже на Новую Жизнь притащила к нам в дом тупоголового кретина, думающего лишь палкой между ног, чтобы меня сосватать, а мне это немного не понравилось, ха!. Увы и ах, какая жалость.Он отпустил ее плечо и отошел к окну: грубейший, грубейший непрофессионализм, не дай Девятеро узнают, но он же, по сути, воспитывает Ордену достойного агента, так почему же не помочь дочери старого друга, в конце-то концов?- Дельфина, я сам бы хотел еще задержаться здесь, поверь, но таков долг Клинка. Сейчас работы у нас нет, и я так понимаю, что дома тебя теперь этим вечером ждать не будут; давай мы сейчас закажем еды у хозяйки, а потом пойдем праздновать Новую Жизнь, что скажешь? А ты сможешь под утро быстро вернуться домой.Она грустно посмотрела на него и кивнула.- И да, чтобы ты совсем не теряла форму и не считала оставшиеся дни. Мало того, что в честь своего отъезда я весь огрызок недели буду гонять тебя с мечом до седьмого пота, да, так я еще, чтобы развеять твое горе, все же научу тебя тому самому, о чем ты так долго меня просила…Дельфина тут же встрепенулась, подобралась вся.- …я научу тебя всему, что знаю и умею из теории иллюзорной магии лиц, а практику будешь уже сама отрабатывать.Уже потом, глядя на лавирующую в толпе ловкую тень, Эсберн подумал, что, возможно, слишком сильно привязался к вихрастой дочке леди Эннемонд.Пять дней Дельфина падала в грязь под грозные вопли, и пять дней Эсберн залечивал чужие синяки под хохот и прибаутки. Пять дней он с подспудным удовольствием глядел на то, как на чужом лице вместо среднеальтмерской одухотворенной рожи вырастают то морда ослоскампа, то данмерский оскал, и пять дней он искал ошибки в чужих навороченных плетениях. Пять дней, по-зимнему коротких, пролетели в один миг, но вот хозяйка таверны уже получила звонкое мидовское серебро, верный конь, навьюченный поклажей, грустно заржал, и Дельфина заежилась в толстом плаще с капюшоном, пока Эсберн проверял ремни на седле.- Я еще раз тебе повторю, Дельфина – если ты попадешь в беду, в действительно серьезную ситуацию, пошли в имперскую курьерскую службу письмо, если сможешь, в Трактир Аррилла в городок Сейда Нин, на имя Сйорвара Лошадиной Пасти – это кодовая фраза, ее перехватят, если что, и нет, это как раз не один из охраняемых секретов Ордена.- Поняла, господин Эсберн.- Постарайся не забывать мою науку, почаще тренироваться, и поменьше ссориться с матерью – когда придет пора забрать тебя в Орден, было бы хорошо найти тебя в положенном месте. И да, Дельфина, право слово, не забывай про правильный перехват, смотреть стыдно!- Да, господин Эсберн, я сделаю все, как надо. Хотите на колени встану, поклянусь?- Этого еще не хватало, по грязи-то вашей камлорнской.Эсберн похлопал коня по шее, повернулся к ней.- Пора мне уезжать, девочка из стрельчатой башни. Ничего, свидимся еще, видит Акатош.- И вы меня не забывайте, господин Эсберн, и я тоже буду ждать – но вы приедьте-то пораньше, чем через десять лет!Они обнялись неловко, и Эсберн даже по-отечески потрепал вихрастую голову. Эх, старый дурак, разминдальничался, Терциус голову снимет, а Тьермэйллин с Эстериль еще и добавят.- Храни тебя Девятеро, Дельфина.Он вскочил в седло, пришпорил рысака и поехал к городским воротам, и Дельфина еще долго махала ему вслед.Все хорошее когда-нибудь кончается; закутавшись в суконный плащ, Дельфина шла по камлорнским улицам, погруженная в свои мысли. По крайней мере, теперь у нее была надежда на побег из тесного гнезда, теперь она больше знала и больше могла, теперь тайны отца не казались навеки запертыми на семь альтмерских замков. Теперь она знала, к чему ей стремиться, к чему идти: два года отмахиваться от маминых женишков – не самая сложная из задач, в конце-то концов.Город, как назло, ощетинился метелью, кидал крупицы первого за зиму снега в лицо, ноги скользили по голому льду на месте вчерашних луж, и прохожие угрюмо провожали ее взглядом. Еще и ребенок выскочил какой-то, закричал: ?О, а это разве не вот эта вот, о кой все судачат-то??, но его уволокли сотоварищи.Ведь за снежной пеленой Дельфина и не разглядела сразу, что старые ворота поместья Мэлионт были густо измазаны дегтем.