Том 4, 10-15 дни месяца Восхода солнца, 4Э 190 (1/2)

Когда Понтий вернулся в Убежище, то не поверил собственным ушам, и весь день не разговаривал с тёмными братьями. Он не ругался, не кричал, а потерянно сидел на постели, пытаясь осознать услышанное. Орк на это лишь раздосадовано разводил руками, так как видел брата в таком состоянии впервые.

Прошло несколько часов в странном, будто перед бурей, молчании. Молчании, что скрежетало по нервам, и не было ясно до конца, как поведёт себя Понтий, когда осознает, что Раши больше нет. Но оставить брата одного они не решились, как и нарушить повисшую в жилых помещениях тишину. Ожидание было подобно пытке, и лишь к вечеру Понтий его прервал.

— Без Уведомителя… Тёмное Братство без Уведомителя. Теперь мы сироты, и сами… Своими руками… — шептал себе под нос имперец едва разборчивые слова. — Как теперь мы будем…

— Жить? — уточнил Цицерон, в сердцах не понимая такой реакции. — Он лгал нам! Лгал Матери Ночи! Неужели тебе этого недостаточно?

«Сколько раз повторять?! Да что с ним такое?» — и самый лучший убийца чейдинхольского Убежища теперь не выглядел таковым. Будто Цицерон вновь застал того пьяным. Вот только это не так, отчего ещё больнее было на него смотреть.

— Что теперь с нами будет? Вы хоть подумали, прежде чем совершать такой страшный грех?! — схватившись за голову, затрясся всем телом Понтий.

— А что было бы с нами, если бы мы отправились за Рашей? По-твоему, так лучше? Лучше, чтобы нас поймали где-нибудь на выезде из Чейдинхола вместе с гробом Нечестивой Матроны? — вмешался Гарнаг, давая понять, что не считает случившееся потерей. А скорее наоборот — спасением. — Без связей в замке, без разрешения молодого графа лучше не бросаться в подобные авантюры.

— Мы могли бы договориться… — хриплым от беспокойства голосом не унимался Понтий. — Ооо… Ситис… Ситис покарает нас! У нашей семьи нет будущего… Нет никакой жизни после содеянного!

Кто бы мог подумать, что Понтий так бурно станет кликать на семью все несчастья мира, только из-за того, что Раша умер. Худо-бедно Цицерон и Гарнаг угомонили тёмного брата, рассказав всё как было, без прикрас. И Понтий выслушал, не перебивая и не переча. Однако после отказался принимать пищу, ссылаясь на то, что он, дескать, теперь не достоин жить. Что это по его вине, из-за его отсутствия, случилось непоправимое.

— Не болтай ерунды! Это из-за Раши Мать Ночи не говорила с нами! Вот увидишь, в ближайшее время кто-то из нас троих обязательно услышит её голос, — пытался взбодрить тёмного брата Гарнаг. — Правда, Цицерон?

— Да… — только и смог ответить Хранитель. В глубине души страстно мечтая быть тем самым, кого выберет Нечестивая Матрона.

— И что же вы намерены делать? Как вы собираетесь налаживать связи в замке, если даже у Раши ничего не вышло?

— А он и не пытался, судя по всему, — Цицерон сел рядом с братом, коснувшись рукой его плеча. — Положись на меня и ни о чём не переживай. Я знаком с виконтом, думаю, у меня получится разговорить его. Вот увидишь, наш затворник не так прост, как кажется. Он нам поможет.

— Верно, — облокотившись о стол, подтвердил Гарнаг. Но как прежде радостью он уже не светился. Как и Хранитель, орк был разочарован в Раше, а призывы к совести от Понтия заставляли ощущать неприятный осадок на душе.

— Я… Я бы хотел с ним проститься, но, видимо, это уже невозможно, — он всё ещё не мог себе представить, что тёмные братья решились на подобное. Но дело сделано. Нельзя повернуть время вспять. Однако скептицизм к переменам никуда не пропал, и Понтий с тоской в глазах спросил: — Если твой план не сработает, что тогда?

Цицерон убрал руку, ощущая чужое сомнение. Он не знал, как ответить. Это был единственный вариант, другие попросту вели в никуда. Вели к гибели. По сути Тёмное Братство испытывало свою удачу.

— Почему ты молчишь? — Хранитель вздрогнул. Слова, сказанные Понтием, — сколько раз повторял их он сам? — Надеюсь, вы понимаете, что от нас почти ничего не осталось? И ещё одного удара мы не переживём…

— Не надо, Понтий. Не сгущай краски, — Гарнаг всё прекрасно понимал, и без разъяснений было тошно. Обман Раши дорого им обойдётся, но не всё ещё было потеряно.

— Отец Ужаса не оставит нас. Мы справимся, вот увидишь, — только это и смог сказать вместо ответа Цицерон. — Вот если бы тёмные братья из фолкритского Убежища откликнулись на наш призыв… Но из Скайрима за всё это время никаких вестей так и не поступило.

Этот факт волновал. Неужели их попросту бросили? Могла ли Астрид решиться на подобный поступок, и чем вызвано такое решение? Письма не могли пройти мимо неё. Что же происходит в северном Убежище?

Повисла пауза. Казалось, все думали об одном и том же. Спустя минуту Понтий её нарушил.

— В самом деле, если бы… Если бы Астрид написала хоть строчку, Раше не пришлось бы нам врать, — заметил имперец, снова намекая на необдуманность и поспешные действия тёмных братьев.

— Не обеляй его. Забудь о нём, — попросил Цицерон, уставший от укоров Понтия. — Не мучай ни себя, ни нас.

— Как вы могли решиться…

— Прекрати. Ложись спать, ты устал и перенервничал, — вмешался бас Гарнага. Хоть идея и принадлежала Цицерону, именно его руки были в крови Уведомителя, и слышать подобное из уст Понтия ему было больнее всего.

— Что вы собираетесь делать? — не думал униматься Понтий. Было видно, как он потерял покой, не чувствуя твёрдой почвы под ногами, и посему всячески пытается заглушить волнение расспросами. Старается скрыть от себя всплывшую перед глазами картину будущего Тёмного Братства, воссоздав взамен новую, ту, что покажут ему тёмные братья. И они не заставили долго себя ждать.

— Мы уже всё продумали, пока тебя не было. Я буду высматривать виконта у церкви. По словам Цицерона, тот посещает местного священника, — уверил Гарнаг, стараясь дать понять, что у Понтия нет причин переживать и накручивать себя.

— Я же продолжу охранять покой Матери Ночи до возвращения Гарнага. А когда он придёт… — продолжил Цицерон, но тут же был перебит.

— То что? Вы всерьёз надеетесь на этого затворника?

— Раз такой умный, предложи что-нибудь сам, — не выдержав, вспылил Хранитель.

— Я уже сказал всё, что думаю по этому поводу. После содеянного, не то, что виконт, Мать Ночи побрезгует нашим общением, — Понтий был непреклонен, как стена. Он не смог поверить в спасение Тёмного Братства, доводы братьев его не убедили.

— Вот увидишь, Нечестивая Матрона обязательно заговорит, и тогда тебе придётся взять свои слова обратно, — это был последний аргумент Цицерона.

— Я надеюсь, что ты прав…

Этой фразой Понтий поставил точку в споре, однако каждый остался при своём, несмотря на прокравшееся в душу сомнение.

Перед сном Хранитель запишет в дневник следующее:

«Нас осталось лишь трое. Цицерон, Гарнаг, Понтий».

***</p>

За несколько дней Гарнаг смог выследить Илета Индариса. Тот продолжал посещать церковь, пряча лицо от прихожан под широким капюшоном, стараясь не привлекать к себе внимания. Однако от глаз орка ему скрыться не удалось, его сутулую спину он заприметил издалека. Что именно движет виконтом было до сих пор неясно — зачем он посещает собор украдкой? Но на данный момент это было неважно, такое странное поведение Тёмному Братству было только на руку.

— Он в соборе, поспеши. Уж не знаю, сколько времени там пробудет, но лучше не оставлять его без присмотра.