Догмат Первый (1/1)

Догматы Люсьен с самого детства помнил наизусть. Он узнал их ещё до того, как стал частью Братства, он зазубривал слова, засыпал в обнимку с потрёпанной книгой без корешка, в которой были записаны сакральные правила.—?Первый Догмат: не опозорь Мать Ночи. Видишь ли, дорогое дитя, вера куётся поступками, закаляется послушанием, затачивается контрактами. Нечестивая Матрона?— наша тёмная богиня, она наставляет нас на пути нашем, ведёт к успеху и процветанию. Она?— не миф, не легенда, она?— реально существовавшая мерийка, отринувшая Мораг Тонг ради основы основ?— служения Падомаю.—?Какие-то задокументированные события этого есть? Хроники, может? Архивные записи? —?поинтересовался Гарвин, внимательно разглядывая спокойное лицо Лашанса. Сам он сидел неподвижно, лишь изредка нервно похрустывая суставами пальцев.—?Возможно, в архивах Мораг Тонг сохранились летописи об отделении от них Тёмного Братства,?— миролюбиво предположил Люсьен, кивая. —?Но нам они не нужны. Мать Ночи говорит с избранным ей Слышащим, и усомниться в её существовании может только тот, кто сомневается в том, что Мундус поднимается на востоке, а заходит на западе.—?Но такие были?—?Были те, кто считал первый Догмат недостаточно важным. Те, кто позволял себе насмехаться не над верой, а над самой Матроной, подбирая ей эпитеты, недостойные того, чтобы звучать из уст ассасинов. Ярость Ситиса являлась, чтобы проверить их веру, и если вера была недостаточно крепка, то наглецов ждала одна участь?— смерть.—?А как вы об этом узнавали? И вообще, неужели ни разу не возникло сомнений в силе Матери Ночи? В том, что она всё правильно говорит? Ведь призраки, говорят, иногда теряют связь с реальностью,?— предположил Гарвин, теперь разглядывая плавающий под потолком волшебный светильник.—?Длань знает больше, чем может казаться рядовым ассасинам,?— пояснил Люсьен, поднимая ладонь и добавляя маны светильнику, пользуясь моментом, чтобы оглядеть убранство комнаты. В углу?— меч, приставленный к стене, походная фляга лежит у изголовья кровати, рядом с ней?— кинжал, на лезвии которого поблескивает какой-то яд. Ох, не так прост мальчишка, как хочет казаться. —?Никогда, дитя. Нечестивая Матрона любит своих верных детей и всегда оберегает их, хранит от невзгод и награждает милосердием своим за неколебимую веру.—?Фанатизм, значит? —?хмыкнул Гарвин, кивая словам Лашанса. —?Или просто уважительное отношение. С этим разобрались, спасибо. Я это учту! Конечно, сложно менять веру, которую тебе прививали с детства?— в Девятерых и всё такое.—?Это не перемена веры, дитя. Это более широкий взгляд на положение вещей. Девятеро, даэдра?— они лишь эт’ада, ростки от семени Падомая, нашего Ужасающего Отца. Вера в Ситиса и Его невесту?— это единственно правильный путь, потому что все остальные божества и принцы всего лишь творения Его, мимолётные, случайные?— а Нечестивую Матрону Он выбрал благодаря непреложной вере её в Его могущество, благодаря её незыблемой любви к Нему.—?Но это ведь только легенды? —?приподнял бровь Гарвин, пряча улыбку в уголках тонких губ. Люсьен сделал вид, что не заметил скепсиса в его голосе, в его цепком взгляде, и улыбнулся в ответ.—?Всё можно назвать легендой, дитя, всё можно окрестить мифом. И лишь когда вера сплетается с уверенностью, легенды становятся явью древних времён. Разве не на этом строится любая религия?Гарвин помолчал немного, потеребив край одеяла, словно усомнившись в собственных словах.—?Расскажи о втором Догмате, Спикер.