Глава 8 (1/1)

Юго-запад Ничейных земель, 10 августа 1005 года новой эры, 20:32 по местному времени.Слегка трепещущие огоньки дюжины крупных свечей, размещенных по углам небольшой комнаты на втором этаже затерянного в глуши Ничейных земель отеля, тускло освещали прямоугольную комнату со скудной обстановкой. У закрытого легкими бежевыми шторами окна, от которого доносился стук падающих на ставни капель дождя, стояла относительно широкая для этой комнаты кровать со скомканным простынями и в беспорядке разбросанными подушками. Слева от изголовья кровати разместилась небольшая деревянная тумбочка с двумя выдвижными ящиками. Отражения огня свечей создавали причудливую игру красок оранжевого пламени на остатках лака, когда-то покрывавшего тумбочку целиком. Полумрак, царивший в комнате, позволял рассмотреть прислоненный к тумбе рюкзак с парными клинками в ножнах. Рядом с тумбой расположился стул, на котором лежали аккуратно сложенные предметы женской одежды. На вешалках справа от двери были развешены плащ-накидка темного серо-зеленого цвета, такого же цвета штаны свободного покроя, футболка и свитер темного цвета. Под вешалками стояли тяжелые на вид темно-серые ботинки. От развешенных рядом с дверью вещей поднимались к потолку легкие струи влажных испарений. Справа от кровати, практически впритык к стене размещалась приличных размеров деревянная бадья, заполненная горячей водой почти до краев, скрывfющей до пояса разместившегося в бадье обнаженного мужчину. Стоящая напротив него женщина была также обнажена, но даже струи горячего пара, поднимавшиеся от бадьи к потолку комнаты, мягко окутывающие ее небольшую грудь и стекающие каплями по ее влажной коже, не могли скрыть ее почти болезненную худобу. Женщина отложила губку, которой она медленно терла поблескивающий от влаги торс мужчины, плавно опустилась в воду и, положив руки на края бадьи, с наслаждением прикрыла веки. Помедлив мгновение, мужчина последовал ее примеру.—?У меня шрамы тоже быстро заживают,?— расслабленным от горячей ванны голосом проговорила Марго. —?Подарочек судьбы,?— добавила она, горько улыбнувшись, и продолжила рассказ, медленно выговаривая слова: —?Я бы многое отдала, чтобы вернуться назад и просто сдохнуть. Именно в тот момент, когда по еще работающему телевизору показали атомный гриб над Киевом. Потом в Гамбурге, где я тогда работала по программе обмена опытом между учителями ВУЗов, резко прозвучал сигнал о ракетном нападении. Обращение канцлера к народу с призывом сплотиться в борьбе с азиатскими ордами крутили по работающим громкоговорителям еще примерно полчаса?— только толпам бегущих в панике людей до этого не было никакого дела. Ровно до тех пор, пока над городом не начали взрываться ракеты, перехваченные немецкими самолетами, зенитными пушками и ракетами. Потом в небе ослепительно вспыхнуло второе солнце. Какой-то осколок пронесся прямо надо мной и оборвал линию высоковольтной электропередачи, которая упала прямо на меня. Я думала, что мне повезло, что ударная волна от атомного взрыва настигла меня как раз в тот момент. Но пламя, мгновенно испепелившее окружающих меня людей, которые стремились укрыться в ближайшей подземке, не причинило мне боли. Потом огненная стена ударной волны пришла снова?— видимо, рядом с городом разорвалась еще одна ракета. Потом еще раз. И еще. Они омывали меня океанами огня, но не причиняли боли. Они словно проходили сквозь меня, наполняя мое тело светом. Потом город стал таким… тихим. В нем не стало голосов, не было мельтешащих как обычно людей… только их отпечатки на уцелевших стенах. Я как в полусне бродила среди радиоактивных развалин, не понимая, что со мной произошло. Даже языки пламени от упавшей рядом со мной стены, окутавшие меня полностью, не разбудили меня. Потом звуки вернулись. Вместе с теми, кто умудрился добежать до метро и других примитивных убежищ. Падальщики пытались урвать себе хоть кусочек прежнего мира, стремясь выжить на его развалинах. Одним из таких кусочков была я?— и я оказалась более ценным товаром, чем другие женщины, которым не повезло выжить в ядерном кошмаре. Когда местные, медленно подыхающие от радиации и нехватки всего, чего только можно, подонки поняли, что меня кроме того, чтобы трахать, можно еще и пытать. Одновременно. Что я выдержу любые пытки и издевательства, а значит, со мной можно оторваться на полную катушку. Подождать немного, пока все не заживет, а потом… опять. Снова и снова. Удовлетворить любые, даже самые извращенные фантазии. С тех пор, переходя как товар из рук в руки, каждый день я мечтала только об одном. Умереть и не прожить эту тысячу лет сплошной боли и унижений. Каждый день я молилась об этом. Самой прекратить этот кошмар мне поначалу не хватало сил?— очень хотелось жить. Потом я попыталась и поняла, что я могу сколько угодно резать себе вены, вгонять нож себе в сердце или печень, сжигать себя заживо на раскаленном угле… бесполезно. Кроме новой боли это ничего не даст. Мое проклятие не дало мне сил, я, как и в прошлой жизни, не могла дать отпор даже самой слабой твари из тех, что издевались надо мной. Я смирилась с вечностью, смирилась с тем, что куда бы я ни пошла, всегда буду тупой куклой, с которой можно делать все, что захочется. Знаешь, те, кто были здесь, еще далеко не самые страшные. Всего лишь побои и насилие… никакой фантазии,?— мрачно хихикнула Марго, тщетно пытаясь рассмотреть намек на сострадание на бесстрастном лице внимательно слушающего её мужчины. —?Когда пришли Мэг и ее отец… я впервые ощутила, что такое доброта. За тысячу лет. Жаль, что мне придется уйти от них и вновь окунуться в полный боли мир,?— Марго опустила голову, чтобы скрыть блеснувшие в уголках глаз слезы.Сидящий напротив мужчина провел рукой по короткому ежику черных волос, смахивая скопившиеся в них капли воды в бадью. В мягком свете горящих свечей его крупное, слегка вытянутое лицо со впалыми щеками, чуть вздернутым носом, резко очерченными губами и глубоко посаженными глазами казалось принадлежащим только что ожившему мертвецу. Марго испытующе посмотрела в наполненные безразличием глаза и горько усмехнулась:—?Как я вижу, от тебя сочувствия не дождешься… Зря я надеялась, что в этой пустой оболочке осталось еще хоть что-то от того студента, который восхищался мной больше, чем девушками, которые сидели с ним за одной партой…Мужчина медленно поднял из воды руку, мягко прикоснулся к правому виску замершей в удивлении рабыни и медленно, почти нежно провел ею по щеке Марго, опускаясь вниз. Затем легким нажимом приподнял ее подбородок, заставляя смотреть ее себе прямо в глаза, и спокойно произнес, игнорируя раздавшийся за дверью топот нескольких пар обутых в явно тяжелые ботинки, ног:—?Вечность меняет всех, кого судьба проклинает ею. Не думай, что другим, тем, кто тоже несет в себе это проклятие, досталось меньше боли, чем тебе. Не думай, что в нас осталось хоть сколько-то сострадания или человечности. Атомный огонь сжег все то, что делало нас такими, какими нас знали. Душа того студента, что ты помнишь, почти вся сгорела в ядерном пламени, и от нее осталось разве что тело. Но это не важно. Как не важно и то, что я сам и те Вечные, кого я знаю, получили взамен чуть больше, чем ты. Ведь почти каждый из нас молится о том же, о чем и ты. Кроме меня. В моих молитвах только месть. К тем, кто принес нам эту боль, к тем, кто заставил нас пройти через муки, по сравнению с которыми библейский Ад?— райский курорт, в котором по полянкам бегают милые зайчики.Мужчина замолчал на мгновение, отпустив подбородок Марго, но продолжая пронзать ее взглядом горящих ненавистью глаз:— Мне заплатят,?— произнес он, выделив первое слово. —?А ты хочешь, чтобы заплатили и тебе? —?оскалившись, произнес он.