Ворин-Ур (1/1)

Аландро всегда нервничает в Когоруне. Он сам вечно как перетянутая струна, грозящая лопнуть, но здесь… здесь все гораздо хуже — если бы не уроки нематери, струна давно бы лопнула. Но никто этого не замечает, разве что Векк чаще обходит его шестнадцатой дорогой и реже пытается подколоть.Аландро чувствует, видит, слышит дурные знаки. Он не гадает, но кости сами сыпятся из-за пазухи и предрекают горе. Ветер, и огонь, и вода, и камень, и звери вторят им. Ему снятся переполненные гнилью колодцы и восставшие мертвецы. Он чувствует воды Обливиона, лижущие сотни стоп и сандалей, и холодные руки смерти на чужих плечах и шеях.Он видит змей, пожирающих солнце.Тени не называют их имен — не знают, не понимают, не могут договориться между собой. Аландро злится — и не кормит их больше минимально необходимого, пока не срывается и не впадает в буйство.Кажется, он убивает жертвенного раба из рода салиачи, но ему все равно. Холодный камень карцера остужает кровь, но не смиряет предчувствия.Даготы как всегда радушно приветствуют караван Луны-и-Звезды, не зная, что среди тюков и цветных шатров притаился тот, кто скоро войдет в залы власти победителем, а в залы женщин — хозяином. Это не первый раз, когда Ворин-Ур, Дагот, давно позабытый собственным кланом, пробирается в самое сердце еще-не-своих владений и закладывает причины своего триумфа.Он займет место, предназначенное ему по праву крови и праву силы — но не сейчас. Те, кто выше его, кто неудобен ему, еще живы. Еще рано, Неревар не торопит события, но Аландро знает — медлить нельзя.Неды хлынут на Велотиид с севера, когда сойдут льды и сменится ветер. Телванни хранят нейтралитет. Неревару нужны Даготы, их крепости, их маги и их корабли, иначе — Аландро видит сны с такими событиями — еще до первых бутонов коды Неревар будет обезглавлен, а Велотиид захлебнется своей же кровью.Ворин-Ур должен стать во главе Северного Шалка в ближайшие два лунных цикла, иначе Неревар будет отравлен властолюбивым Наруни Дагот, а его тело продано недам за мешок чистого белого золота Сирода.Обливион должен испить нежертвенной крови дочерей и сыновей Дагот, иначе воды его затопят крепость в ближайший год.Аландро не должен сам действовать без прямого приказа хортатора, но он не обязан быть безмолвным и недвижимым без прямого запрета.Жены и сестры Наруни Дагот перерезают глотки своим детям, а после — себе. Лишь Хатрану, любимую сестру Ворин-Ура и нелюбимую бездетную жену Наруни, удается спасти. Она не может пока говорить, но она пишет женским письмом, что всеми ими будто бы овладела злая, чужая воля, духи разгневанных предков, чьи кардруны были разграблены слугами Первого Шалка.Даготы ищут колдунов — проверяют каждого, но Аландро не колдун и не шаман, он полудикий изгнанник уршилаку на службе караванщика Индорил, не покидавший поля зрения шпионов. Никто не думает о нем дурного.Неревар торгует, договаривается, заключает сделки и ищет сторонников, но Консул Дагот не говорит ни да, ни нет. Он скорбит по своим женам и детям и мыслит злое, но хортатор не глуп, а Аландро умеет быть в нужном месте в нужное время. Проходит полный цикл лун и начинается новый — Ворин-Ур, никем не узнанный, незаметно подминает крупную часть черного рынка. Знающие говорят полушепотом, что дешаанский шалк нашел новое гнездо и вскоре погонит его хозяев.Знающие не осознают, насколько правы.Аландро приносит слухи в ханский шатер и не может сдержать редкой в последние месяцы радости. Ему нет дела до того, как Неревар перебирает волосы Ворин-Ура, дремлющего на его коленях — он просто рад, что скоро дорога уведет их из Когоруна.Впрочем, то, что Векк не делит сейчас ложе с Нереваром, радует его не меньше.Наруни Дагот ранится о нож бальзамировщика и сгорает в лихорадке. Его кровь заражена, и редко какой лекарь может излечить такую скверну. На весь Когорун лишь один знал и умел достаточно, чтобы заговорить порченую кровь и вернуть пролившуюся в жилы, но он, кровь правящего рода, наследующая Наруни несмотря на старость, казнен по ложному обвинению. Хатране, растерянной и сломленной, велели указать на него. Наруни по собственной воле лишился возможности выжить.Аландро мог попытаться спасти Консула, последнее препятствие перед Ворин-Уром. Но раб, выкравший и подменивший ножи, подчинялся внушению Ура — другу не должно помогать сопернику друга.Над Когоруном реют белые стяги — знак неудержимой скорби по прервавшемуся роду. Шестнадцать и еще один день обезглавленный клан ждет знамения предков правившего рода, а после иной род занимает место достойнейшего среди достойных.Ворин-Ур наряжается в белое и подпоясывается черно-красным. На нем нет узоров и украшений, его волосы, черные с проседью, не собраны. Он приходит на площадь правителей в последний день тишины и скорби, в час, когда закат красит белые флаги в алый.Никто не узнает его, кроме каменных стражей рода, скрепленных печатью крови. Хатрана, жена мертвеца, обреченная было на смерть от голода и жажды в склепе супруга, первая встает перед ним на колени и присягает — безмолвно, но искренне — на верность и становится не женой, но другом.Когорун покоряется тому, кого считал мертвым, а вместе с ним — почти весь кимерский северо-запад.Крепости на море и на суше встретят нордские корабли огнем и магией, Неревар будет жить, а Велотиид не захлебнется кимерской кровью.Неревар оставляет Когорун — и Консула Ворин-Ура — за спиной и отправляется дальше.Аландро оставляет за спиной напряжение и большую часть предчувствий о том, что не случилось и не случится.Но смерть и Обливион еще дышат им в спины. Путь еще не завершен.