Акт второй (1/1)

- Дамы и господа, сейчас вашему вниманию будет представлен завершающий акт этой светлой и грустной сказки о любви и предательстве. Возможность взлететь, как вы уже смогли убедиться, была отнята у главного героя нашей сцены и вместо полета к звездам, он пал так низко и ему уготован Ад, но я милосерден. Я подарю ему крылья. Я подарю ему свободу, взамен его эмоций.Абсолютная тьма в зале, насыщенная, напряженная ожиданием зрителей и яркий свет софитов, создающий зыбкость ощущений, будто бы это происходит в иной реальности, где дозволено все. Несколько шагов вглубь сцены, где среди декораций деревьев сидел юноша, бледный от боли в сломанной ноге и, одурманенный легкими наркотиками, потому покорно позволил взять себя на руки незнакомцу, с таким добрым, казалось, взглядом. Бережно и, словно бы любя, я прижимал его к себе, вслушиваясь в гулкое биение его сердца.

А уже спустя минуты среброволосый юноша был прочно привязан к столу, и каждое мое действие дублировалось на большом экране, увеличенное в несколько раз.

Уверенные движения рук и плавные надрезы скальпеля; я действительно вырезал крылья, как и обещал, а лишние ошметки кожи аккуратно складывал на поднос. Новый треугольный вырез на гладкой коже спины, истекающей кровью и новые пронзительные крики, заполняющие собой все помещение, слезы, взывание к любимому, милосердию… Но в нашем мире нет милосердия, все давно погрязло в лжи, корысти и жестокости, а кто по-настоящему добр, так это я, сейчас.

- Какой голос, какой божественный голос у тебя, малыш, но я хочу еще, - мягкий, обволакивающий баритон и темный взгляд, оценивающий проделанную работу.

Но это не все. Сталь длинной иголки и перья на нитке. Неторопливо я прошиваю между собой уцелевшие полоски кожи, создавая иллюзию настоящих крыльев. Момент сосредоточенности, когда одна рука жестко фиксирует бьющееся в спазмах боли тело, а вторая выписывает ровные, аккуратные стежки. Тонкая нежная кожа податливо уступает, но слишком много крови и она окрашивает перья в алый. Я никогда не любил шить и ощущать себя творцом.

Лжетворцом.

Последним штрихом я промокнул кровь белым куском ткани, смоченным в перцовой настойке, вслушиваясь в очередные переливы криков, которые становились более отчаянными, а худое изящное тело конвульсионно билось от боли, и это было похоже на полет. Совершенство хрупкой, надломленной красоты.

- Для желающих в антракте будет открыт буфет, и вы сможете отведать дивное лакомство, сдобренное острейшей болью, не только физической, но и душевной.

Медленно обвел языком кончики окровавленных пальцев, впитывая эмоции жертвы, эмоции зла, которые создавали свой неповторимый коктейль.

Глухой хлопок ладоней и уже через минуту на сцене появился мой помощник. Подхватив бьющегося юношу крепкой ладонью под живот, мужчина в белой смеющейся маске всадил в него деревянный фаллос, покрытый грубыми наростами, и с каждым толчком, превращая в кровавое месиво некогда идеально красивую задницу, вызывал новые крики, мольбы. А кожа, раздраженная перцем, прошитая нитками, казалось, лопалась от каждого движения, слишком много крови и ее запах витал в сводах театра, дразня и будоража. Неторопливо подойдя к столу, я присел перед лицом несчастной жертвы и бережно любовно огладил его губы кончиками пальцев, словно успокаивая.

Очень выносливый малыш, даже удивительно, только это не все, еще нет. Еще минута и на сцене появляется рослый абсолютно обнаженный мавр, если не считать белой маски скорби на лице.

Сейчас я отошел на второй план, лишь наблюдая вместе с вами.

Полувозбужденная черная плоть, словно цветок Танатоса, касалась бледных искаженных в крике губ, а после пальцы, грубо впившиеся в серебро волос, приподняли его за голову, заставляя вобрать плоть в себя. Начало ритмичных движений двух членов, один из которых был мертвым, другой же живым. Одинаковая грубость, не знающая жалости, сдавленный кашель, задыхающегося юноши от слишком большого фаллоса во рту, который словно тугой поршень не переставая ходил в нем и из уголков его порванных губ, сочилась кровь. Жар, мускусный запах, разгоряченных тел, густой аромат крови и боли, безысходности, отчаяния и желания смерти…да это самое желание, как избавление от унижения, избавление от понимания, что ты одинок, что от былой жизни остались лишь осколки, нет будущего, а прошлое лживо. Да, именно это желание, малыш. Глухой стон мавра и белая сперма хлынула в рот юноши, вызывая у него рвотные рефлексы, а после потерю сознания от болевого шока. Щелчок моих пальцев, и оба ассистента уходя за кулисы.

- Только влюбленный может быть таким сломанным, поверженным на столе и это не я вырезал ему крылья, и это не я подарю ему свободу, - спокойно разрезав веревки, опутывающие руки безвольного тела, рывком перевернул его на спину, поднося к лицу, ватку с нашатырным спиртом.

Молчаливый взгляд глаза в глаза. Почти таинство, почти близость, самое сокровенное в смерти. Осторожно отвел слипшиеся пряди серебряных волос от его шеи и сжал руки на тонком горле, без труда удерживая задыхающееся и бьющееся тело, сломанное, но так отчаянно цепляющееся за жизнь. Малейшая эмоция, гримаса боли, отчаяния, дрожание тело – все это отчетливо дублировалось на экране, ровно как и последующая разделка тела, в которой я уже не играл, а спокойно вырезал нужные части, включая сердце и печень, пользующиеся особым спросом.Этот спектакль был исключением из правил.

И еще долго за кулисами вился огонек дыма, а мои холодные пальцы перебирали пряди серебряных волос на скальпе, который я снял с выпотрошенного уже трупа. Все эмоции уже давно были впитаны, переварены и расставлены по полкам. Состояние привычной пустоты, поиска смысла и неизменно этот смысл приводил меня на подмостки театра. Замкнутый круг. Черные глаза, в которых отражалось серебро волос.