XXXIII: Бронза и бирюза (Вивек и Автор) (1/1)

Комната тонет в клубах кальянного дыма — так, что и само понятие “комнаты” становится условным. Верх и низ словно меняются местами, границы делаются зыбкими и расплывчатыми…Се место вне времени и пространства, существующее всегда, единожды и всюду — место, в котором и должно разговаривать с богом.Вивек глядит на меня — патина взгляда оседает на раскрасневшемся лице, — и, улыбаясь насмешливо, но открыто, интересуется:– Что же, устала?Я пожимаю плечами — ответ и без того известен.Вивек смеётся; золото глаз направляет меня, как маяк. Мы оба помним, как всё начиналось: с косноязычного самозванца, который путал Мефалу с Меридией.“Я могу лучше” — прекрасный мотиватор, равно как и “сделаю вопреки”.– Личное честолюбие – только начало, – Вивек жмурится по-кошачьи, затянувшись в очередной раз. – Комплекс мессии – уже куда сложнее. Хочешь спасти? Указать путь? Вырвать себе из груди сердце, словно какой-нибудь Данко? Данко из тебя, сэра, выйдет паршивый: слишком много себялюбия и тщеславия.– Мерам, обложенным хворостом, не стоит разбрасываться огненными шарами, – хмыкаю я.Вивек смеётся: смех его заразителен, словно корпрус.– Я понимаю, как это бывает, – кивает он. – Получая власть, хочешь делиться светом — создавать новые, справедливые законы, закладывать основание для лучшего, очищенного от прошлых пороков мира, пока существующего только в воображении. Душевный подъём, энтузиазм, заражающий всех вокруг… Но всякий свет со временем иссякает, когда догорает сердце. К тебе привыкают, воспринимают как должное — такова инфляция любви. Уважение — холодное и смердящее гнилью, как стухшая рыбья требуха. Жадные руки, цепляющиеся за материнскую юбку и тянущие к земле...– Я не стану обрушивать Баар Дау, – предупреждаю я, отсекая опасные мысли. – Слишком много вложила, чтобы так запросто всё разрушить. Слишком горжусь всем тем, что у меня получилось.Вивек пожимает плечами.– Это твой выбор, – говорит он, сверкнув зубами.Вскоре мы, верно, встретимся на Акавире.