Глава XVII. Смерть или жизнь? (1/1)
\POV Oz\Сразу после завтрака я решил отправиться на прогулку. Погода была чудесная. Можно сказать, что лучше погоды быть не может. Какие-то птички чирикали на деревьях. Если бы здесь был Гилберт, я бы спросил, что это за птицы. Но Гил куда-то делся (на самом деле я его сам послал поискать мне пироженки, чтобы свалить и погулять одному. Честно говоря, иногда мне хочется, чтобы Гил нашел себе кого-нибудь другого для бесконечного надзора и преданности) . Так что я был один на опушке нашего большого леса. Так странно осознавать, что дяди уже нет. Я любил его. Он заменил мне отца. Нет, мой отец не умер. И даже не бросил меня. Он до сих пор официально считается моим родителем. Но он не хочет меня видеть, ненавидит меня. Хотя я даже не знаю, откуда такое отношение ко мне. Не думаю, что я что-то сделал не так. Гил тоже считает, что это не справедливо. Но я уже привык. В конце концов, пусть это остается на его совести. Почему-то я сразу вспомнил один случай пять лет назад. Мне тогда было одиннадцать. Да-да, уже в столь юном возрасте я понял, что мой отец испытывает ко мне достаточное сильное чувство. Ненависть. Тогда был мой день рождения. Было немного прохладно. Я, Гил (на самом деле он только выглядит на двадцать. Он старше меня всего на год или два) и Ада, моя любимая сестра. Она младше меня на год, хотя многие думают иначе. Да и не особо это важно. Итак, с самого утра я ждал. Ждал одного. Что приедет мой отец. Гилберт всегда очень старался мне угодить. Вот и в тот день. Он с утра, где-то около восьми, заявился ко мне в спальню (повезло, что никто не стал будить раньше) и стал ждать, пока я проснусь. Когда я наконец выспался, моему взору предстал Гил. В те времена он еще не носил свою любимую шляпу, а костюм у него был синий. Гил чуть улыбнулся и протянул мне тарелку. На ней лежало небольшое пирожное с кремом. Как сейчас помню, ванильным. Тогда я очень обрадовался и даже забыл его поблагодарить. Почти сразу же я принялся есть, но тут в комнату со всех ног влетела Ада. Она очень милая девочка, но несколько взбалмошная. Она была одета в белое ночное платье и тут же взяла пальцем немного крема. За ней следовала крошечная белая кошечка с огромным розовым бантиком. При виде этого котенка Гил весь побелел и затем издал какой-то очень странный звук. Это был такой сдавленный, тихий и ну очень жалобный стон. Я с радостью это заметил и, схватив котенка, кинул его в Гилберта. Он так орал! Как будто я ему штаны поджег. Затем мы все втроем пошли в холл, ожидая приезда отца. Да, мы все надеялись, что он приедет. Спустя половину часа Гил сказал:- Мастер Оз, надо бы еще подождать… - он чуть улыбнулся.- Да, Гил, надо бы подождать… Но уже скоро придет эта училка… - протянула Ада, чуть закатив глаза.- Он не придет, - заметил я. Почти сразу же Гилберт замотал головой и вцепился мне в рукав.- Нет, мастер, подождите еще немного! Я уверен, что он придет! – заорал Гил, продолжая сжимать мой рукав.- Да, Оз, он придет, - неуверенно произнесла Ада. У ее ноги сидел тот самый котенок и тихо пищал.Спустя минут пятнадцать дверь чуть дернулась. При этом все мы втроем изменились. Ада с ужасом отошла назад, Гилберт тоже отошел, видимо, надеясь, что нам с отцом удастся поговорить. Дверь приоткрылась, и вошел отец. За ним шли какие-то люди, которых ни я, ни Ада, ни Гил не знали. Я пару раз пытался с ним поздороваться, но он словно не обращал на меня внимания. И затем я все-таки оказался перед ним. С минуту я смотрел на отца, а затем он сказал:- Что тебе нужно? – причем его голос был таким, как будто я вообще каким-то мелким слугой.- Я… - мне нечего было ответить. А что я мог? Все-таки мой отец, а не посторонний человек.- Убирайся отсюда, - сказал отец, оттолкнув меня с дороги. Я стоял весь в шоке. Да… Такого я не ожидал. Ада кинулась ко мне и схватила за руку. Гил же бросился к моему отцу. Он пытался что-то ему сказать, но тот уже хлопнул дверью. Да… Давно это было. Хотя не так уж давно. Итак. Я пошел на прогулку. На ней мне совершенно случайно встретился человек, которого я совсем не ожидал увидеть. И это была Мадлен. Но она не говорила. Она не могла говорить. В ее груди торчал нож.\End of the POV\