3. Дитя Ночи (1/1)
Когда она поднялась из холодной липкой земли, чтобы возродиться к не-жизни, у нее почти не осталось воспоминаний. Словно бы поток свежей крови – невинной, еще недавно питавшей юное сердце, – милосердно смыл их в небытие. Как самые простые, обычные – так и те, что Люси накрепко запирала глубоко внутри себя.Теперь ее собственное сердце больше не билось. Его тайник опустел, и всё теперь принадлежало Хозяину – господину, снисходящему лишь до того, чтобы улыбнуться Детям Ночи, взмахом руки отдавая им очередную жертву. То, что древний Носферату разделил с Люси некогда – вечность и несколько недель назад, – словно бы никогда не существовало.
Может быть, так оно и было на самом деле. Может быть, всё это только приснилось Люси – она порой спрашивала себя: не была ли сном вся ее предыдущая, человеческая жизнь. Настолько нереальной она казалась по сравнению с запахом алой живительной влаги, стекающей по безвольной шее – влаги, которую жадно слизываешь, боясь потерять хоть одну драгоценную каплю. По сравнению с дикой пляской ночных теней, с азартом охоты, с болезненно-чарующей песней прочих не-мертвых невест Носферату. Ее собственный голос – его когда-то называли красивым, или только так кажется? – непринужденно вплетался в эту песню, когда ее руки, обретшие неженскую силу, ломали хрупкие детские позвонки.
Она видела, каким становится иногда Хозяин, когда смотрит вдаль и словно бы вглубь себя, и что-то, бывшее на языке живых ?сердцем?, а на языке нежити не значащее ничего, сжималось в Люси в такие мгновения. Она тоже видела перед собой нечто: силуэт темноволосой девушки в алой шали, тревожно замершей у окна. ?Мина?, - властно и печально звал голос Хозяина, и вампирше хотелось выть.
Он не дарил ее большим вниманием, чем остальных невест, ему достаточно было того, что она стала не-мертвой – первой из тех, кого Носферату еще мог бы здесь обратить. Ее тело помнило жажду, любовный голод – но теперь иной голод, иная жажда безраздельно царили внутри Люси. То, другое, могло быть лишь компонентом, составной частью, знаком, а вот кровь – кровь была всем.Там, где властвуют кровь и похоть, нет места иному, неназываемому и тихому, как свеча на окне.
Когда она уводила детей из постелей, то думала лишь о вкусе, который вот-вот должна ощутить на своих губах. Даже не о свободе и не о мире за пределами уютных гостиных. Хотя она теперь знала, что никто ей не лгал. Именно таким был ее новый мир – новое перерождение – и новой Люси, ребенку Ночи, не пришло бы в голову и мысли о том, чтобы сожалеть.
Но последняя, кого вампирша зовет в исступленном вопле, прежде чем жесткие пальцы охотника за нечистью вцепятся в ее волосы, – Мина, и только она.