II (1/1)

IIВот она, жизнь. Вечно все то же: один ждет другого, а его нет и нет. Всегда кто-нибудь любит сильнее, чем любят его. И наступает час, когда хочется уничтожить то, что ты любишь, чтобы оно тебя больше не мучило (с) Рэй БрэдбериТы уже много чего потерял. Много большого и важного. Никто в этом не виноват. Дело не в том, кто виноват, — а в том, чем ты затыкал свои дыры. Всякий раз, когда ты что-то терял, в тебе открывалась очередная дыра. И каждую такую дыру ты затыкал чем-то взамен утраченного. Будто метку ставил на память… А как раз этого делать было нельзя. Ты заполнял эти дыры тем, что должен был оставлять внутри. И раз за разом просто стирал себя самого (с) Харуки Мураками— Аш, мы живы, это же здорово…— Руки от меня убери!— Что?..Люк, пораженный внезапной догадкой, встряхнул бога-генерала за плечи.— Что тебе от меня надо?— Ты все помнишь? Ты помнишь… комнату?— Какую комнату? — раздраженно ответил Аш. — Я помню, что ты у меня все отобрал! Мою жизнь…— Твое положение, твою невесту… — зло перебил его Люк. — Я тоже все это помню.Люк отпустил Аша и отстранился. Это было несправедливо. Но… разве для Аша так не было лучше? Возможность начать жизнь заново, без всяких странных связей с собственным клоном, без некоторых грязных аспектов прошлого.Но, вместе с тем, почему Люк обречен все помнить? Почему теперь он должен существовать в одной реальности с человеком, который стал таким чужим? Отныне больше никаких прикосновений, никаких опасений о том, что кто-то может узнать что-то лишнее, никаких эмоций; снова это неприятие и только.— Прекрасно, — устало произнес он. — Теперь ты можешь вернуть все, что я у тебя отобрал.Почему он здесь? Почему он жив? Лучше всего было бы, если только Аш вернулся. Или это расплата? Люк не чувствует ни радости, ни чего-либо позитивного в принципе, одну лишь апатию.— И верну, — хмуро ответил Аш. — Какую комнату я забыл?— Мы общались в ней иногда. Но теперь это совершенно неважно.Все стало так, как должно было быть. Аш будет счастлив, и у него не будет сомнений, раньше так терзавших его. Можно начать что-то заново, переступить через прошлое и жить дальше, вот только Люк не ощущал в себе способности желать этого.?Почему я не умер?..?Исчезла двоякость, раньше так будоражащая Люка. Они снова оказались в отправной точке их отношений — непробиваемой односторонней ненависти Аша и растерянности самого Люка.Люк одернул себя. Так лучше. Теперь все идет так, как должно. Эти отношения возникли от безысходности. Стал бы Аш спать с ним, если бы они оба не были бы смертниками?.. Аш же недоумевал. Общался с репликой? Что за бред? Лореляй разрушительно подействовал на мозг клона, судя по всему. Они вернутся, и каждый займет свое место. Но где теперь было место самого Люка?.. Теперешний Аш вряд ли захочет сосуществовать со своей копией под одной крышей. Люк это все обдумывал отстраненно, стараясь не вспоминать о том, что этот человек говорил ему так недавно, что они оба говорили друг другу. Ведь все равно они не могли бы остаться навсегда в своей комнате. Реальная жизнь расставила все по своим местам, не оставляя никаких хрупких надежд. Не могло быть никаких надежд.В конце концов, Люк желал, чтобы Аш был счастлив. Он, при всем своем желании, вряд ли мог сделать своего оригинала счастливым, раз Лореляй лишил его памяти так выборочно, и, быть может — нет, наверняка — все это к лучшему.Люк прислушался.— Аш, тебе не кажется…Тот кивнул, все еще не сводя с клона настороженного взгляда. — Песня, вроде бы. Откуда-то слева… ветер относит слова.— Тогда… пойдем? — Люк протянул ему руку. Аш оттолкнул ее, вставая без посторонней помощи. Это было правильно, но почему вместе с тем это было так болезненно??Я бы хотел всегда быть с тобой??Я бы никогда не расставался с тобой. Ты выпил бы мою кровь, и я стал бы твоей кровью. Ты съел бы меня, и я проник бы в тебя изнутри. Ты поглотил меня, и мы навсегда стали бы одним целым. Неделимым целым. Единственно правильным целым?Люк не хотел забывать того, что произошло. Он хотел сохранить все свои воспоминания, какими бы они не были, но сейчас воспоминания обернулись ножом, ударившим под ребра.Он слышал голос Тиа, и шел к ней и своим друзьям с улыбкой на лице.***Не так уж много времени прошло, и не так уж много забот оно оставило. С подачи герцога фон Фабра была распространена версия о потерянном близнеце, и это было одновременно и банально, и естественно: версия ничуть не хуже прочих, обычная семейная тайна, среднестатистический дворянский секрет, ставший достоянием общественности. Самого Аша это не особенно радовало: он и хотел все вернуть, и не хотел каждый день видеть реплику в фамильном особняке. Но герцогиня так просила Аша никуда не уезжать несколько месяцев — ей так нездоровится, а сыновья — такая отрада для больного сердца, и ведь нужно, чтобы слухи утихли, ведь это может негативно сказаться на репутации и фон Фабров, и Кимласки, ох, Аш, ты же все понимаешь, так ведь? Аш все понимал и кивал с сыновней почтительностью, однако принимать существование реплики не собирался. Клон был слишком ничтожным поводом для ссоры с родителями, да и терпеть его нужно было не так долго. Люк ни на что не претендовал, чинно существуя в особняке, и Аша это вполне устраивало. Гай иногда приезжал к реплике, но встречи как с герцогом, так и с самим Ашем деликатно избегал. Наталия тему свадьбы не поднимала, однако всем своим видом напоминала о ней, и у Аша не было причин что-то менять. Перспективы были отличнейшими, карьера и жизнь — безоблачными, а Наталия была в равной степени как красива, так и умна: чудесное сочетание.Орден Лореляя предлагал ему восстановление в должности, но все это было в прошлом — и Орден, и все, что было с ним связано, и Аш отказался. Это была лишь одна ступень, и задерживаться на ней не имело смысла.В памяти Аша иногда всплывали какие-то обрывки размытых воспоминаний, но они были слишком нечеткими. Аш смутно вспоминал себя, разговаривающего с репликой на летней площадке какого-то кафе, но о чем они говорили? Он видел какую-то комнату — предположительно, гостиничную, и чувствовал, что вроде бы… ждал реплику? Аш гнал от себя эти мысли. Он не мог ждать Люка по той простой причине, что им было не о чем разговаривать. Незачем было ждать, когда тебя ведет одно-единственное разрушительное чувство — ненависть. Но в новой жизни все было иначе. Безвылазно просидев в особняке месяц, реплика внезапно нарушил просьбу матери, уехав к Гардиосу, и отъезды его случались все чаще. Аш одновременно чувствовал и облегчение — не маячит перед глазами, и хорошо, и какое-то смутное чувство, как будто бы досаду. Иногда возникало ощущение, будто бы он забыл что-то очень важное, но это быстро проходило. Реплика вряд ли мог сказать ему что-то такое, что стоило бы помнить.Он не подозревал, что сам говорил важные для Люка слова. Он не мог предположить, что когда-либо нуждался в своей копии. И, конечно же, в своей новой жизни даже представить не мог, как старался урвать больше свободного времени для того, чтобы провести с репликой больше времени.Комната, где он то терял себя, то находил, потеряла всякий смысл. ***Люк не знал, почему продолжает оставаться здесь. Он уезжал и возвращался в особняк, не имея в себе сил покинуть это место надолго. Герцогиня, хоть и скучала, но вполне понимала, что взрослые сыновья — сын! — у ее постели постоянно сидеть не могут, да и не было в этом нужды. Наталия часто заходила проведать ее, заодно иногда перебрасываясь с Люком ничего не значащими вежливыми фразами. Между ними всегда была эта вежливость, и Люк часто думал о том, что если убрать ее — ничего и не останется. Гай часто приглашал его к себе, и Люк рад был быть с ним, и не мог не вернуться обратно. Тиа получила должность в Ордене, и стала безумно далекой, и Люк перестал понимать, как она могла желать его возвращения. Радость от возвращения понемногу угасала. Особенно болезненно это проявилось в отношении к Тиа. Тогда, во время их общего путешествия, у них не было недостатка в общих — снова общих! — темах для разговоров; Тиа была заражена, Люк рассыпался на фононы, нервы и эмоции были обнажены настолько, что, казалось, еще чуть-чуть — и произойдет что-то большее, что-то необратимое. Но ничего так и не произошло, и это давило на них недосказанностью, умалчиванием; отравляло их попытки общения, порождало то неловкое молчание, то пустые фразы. Все они были занятыми, все они нашли свой собственный смысл, один он казался лишним, ненужным, предоставленным самому себе и позабытым. Жалеть себя ему не нравилось, но тоска разъедала его изнутри, и бороться с ней с каждым днем становилось не труднее, но бессмысленней. Он постоянно думал о Тиа, думал обо всех своих друзьях, и старался не думать о своем оригинале. Так трудно не думать о том, кого видишь каждый день.Поначалу казалось, что это будет легче. Он думал, что не будет так часто думать обо всем, что между ними произошло, и сокрушительно ошибся. Эти воспоминания сводили его с ума. Стоило ему увидеть Аша, как немедленно на реальность накладывалось прошлое: Аш что-то цедил ему в ответ и отворачивался, а Люк помнил, как с этих губ слетали восхитительные непристойности; Аш поправлял алую ленту на мундире, а Люк помнил, как он раздевался в гостиничном номере. Помнил все прикосновения, взгляды, слова, но все это расходилось с действительностью, в которой он находился, в которой все было совсем не так, и чувство диссонанса усугублялось многократно день ото дня. Иногда ему казалось, что все, что произошло между ним и Ашем — просто сон, а не воспоминания, и что было бы лучше для всех, если бы он уехал из этого особняка и навещал бы семью исключительно по праздникам несколько раз в году. Он не собирался всегда быть здесь, но все медлил с решением, и апатия подбиралась к нему все ближе, и на третий месяц после возвращения окончательно заключила его в свои объятия. Бесцельность и скука сказались на его аппетите и желании что-либо делать, и Люк сначала оправдывал это затянувшимся сезоном дождей — дороги превратились в кашу, и ездить куда-то было затруднительно, а потом перестал и пытаться найти оправдания своему бездействию. Утопать в прошлом было предпочтительней всего. Все вокруг казалось ирреальным, ненастоящим, будто бы комната, которая отныне стала недоступна как для него, так и для Аша, была тем единственным, что имело значение и смысл.Его уже не так, как в первые дни, волновало подчеркнутое равнодушие Аша. Самый длинный их разговор состоялся в долине Татару, и с тех пор они не сказали друг другу слов больше тех, что были тогда произнесены. Им не о чем было говорить, да и вряд ли сам Аш испытывал в этом потребность. Гай, обеспокоенный состоянием Люка, приехал сразу после сезона дождей, почти сразу после отъезда четы фон Фабров на целительные источники. Он не терял надежды уговорить Люка уехать отсюда: тебе здесь плохо, ты был здесь заперт против своей воли, а теперь запер сам себя, да и зачем тебе видеть Аша? Мир такой большой, и разве не ты хотел познать его? Люк кивал, говорил что-то вроде ?да, незачем? и ?как-нибудь потом? в разных вариациях, чем бесконечно огорчал своего лучшего друга, но не находил в себе сил прекратить все это и уехать.— Император Пионий спрашивал о тебе.— О, вот как... Он еще помнит обо мне?— Разве он может забыть? Ну же, Люк, взбодрись. Это место плохо на тебя влияет. Что с тобой?— Мне ничего не хочется, вот и все. Может, это и странно, но уж как есть.— Но так ведь всегда быть не может.— Не знаю, Гай. Разве у тебя нет дел в Малькуте?— Может, и есть, — хмурится Гай. — Но ты у меня тоже есть. Я твой друг, Люк. Я не могу оставить тебя в этом состоянии.Люк вздыхает. Ему не то чтобы нечего сказать — ему не хочется говорить вовсе; он не хочет, чтобы Гай волновался, и не хочет имитировать радость, потому что ему совсем нерадостно.— Завтра Анис будет проезжать здесь с благотворительной миссией Ордена Лореляй. Хочешь увидеться с ней?— Да, конечно.— Скажи мне, что не так?— Все в порядке, — улыбался Люк. — Не нужно беспокоиться.— Это не порядок, — Гай дотрагивался до плеча своего друга, ерошил его короткие волосы; тщетно.Слова и фальшивые улыбки его не обманывают, слишком хорошо он знает Люка. Он не знает, как сделать так, чтобы Люк перестал хандрить, но он точно не собирается оставлять все это так, как есть.— Останусь здесь на несколько дней, ты не против?— Хорошо. Утром он заходит без стука в спальню Люка, и отказ он не приемлет. Люк пытается что-то вяло возразить, но все-таки одевается под строгим взглядом Гая. Люк отказывается от завтрака, но Гай рад уже тому, что увозит друга из особняка, пусть и ненадолго.Анис подросла, но ее юбка все так же коротка, и она радостно бежит навстречу Люку. — Что за выражение лица? — задорно говорит она, сжимая его в своих объятиях. — Или ты не рад встрече?— Конечно же я рад, — отвечает Люк, улыбаясь ей: ее обмануть легче, потому что она не знает его так, как знает Гай, и она не будет докапываться до истины. — Ты надолго здесь?— Ох, нет. Но я не откажусь, если ты пригласишь меня к себе. Знаешь, мне так хочется пирожных! У тебя ведь они есть дома? Орденская еда так ужасна!— Есть, — слегка веселеет Люк. Бестактность и напористость Анис действенны более, чем увещевания Гая, и вечером они втроем возвращаются обратно. От дворецкого Гай узнает, что Аш сейчас у Наталии, и ему кажется, что его отсутствие благоприятно сказывается на Люке: тот выглядит более оживленным, менее погруженным в свои наверняка не особенно радостные мысли.— Тиа очень занята в Ордене? — спрашивает ее Люк, помешивая сахар в чашке с чаем. — Ну, как все. То есть, когда как. А что, ты не общаешься с ней?Люк пожимает плечами. Гай рад тому, что сумел убедить Орден облагодетельствовать деревню, которая так близко находилась к особняку фон Фабров, да еще и отправить с миссией Анис. — Ой, зря ты, — укоризненно говорит Анис. — И ей, и тебе не мешало бы отвлечься. Ты сидишь здесь, она сидит там — что толку? Скукотища! Я передам Тиа, что ты хочешь приехать, ладно?Анис поворачивает разговор так, что Люку не остается выбора, кроме как согласиться. Он совсем не против увидеться с Тиа, но если она занята... о, не занята? Отлично.— Только будь веселее, а то Тиа расстроится, — улыбается Анис. — А есть еще пирожные?— Ешь, сколько хочешь, — Люк подвигает к ней свою тарелку, и Анис выглядит такой счастливой.Позже Люк желает Анис и Гаю спокойной ночи и уходит к себе, и тогда Анис сбрасывает беспечность, как верхнюю одежду, и задумчиво смотрит на Гая:— Что это с ним? Отчего он кислый такой?— Не знаю. Мне не говорит.— Может, вид Аша за завтраком лишает Люка всякого настроения? Странные ведь у них отношения.Гай, нахмурившись, повернулся к Анис:— В смысле — странные отношения?— Да в прямом же. Будто бы ты не замечаешь, а ведь другом называешься.— Ты не рада тому, что они не пытаются убить друг друга, и даже не ругаются больше?— Ты уверен во всем, что видишь? — Анис вздохнула, рассеянно проведя пальцем по краю тарелки. — Люк в последнее время стал таким странным. Если он не пытается подружиться с Ашем, зачем тогда он здесь остается? Убедил бы ты Люка переехать к себе. Так было бы лучше.— Он не хочет. Не могу же я насильно увезти его.— Дело твое.Она демонстративно одернула юбку и покинула столовую. Во дворе раздался шум, и Гай выглянул в окно. Аш вернулся.Глубоко за полночь Люк, позевывая, направился в библиотеку. Сон не шел у нему, книгу он дочитал, и ради другой книги пришлось покинуть теплую постель и прогуляться через весь особняк. Босые ноги утопали в мягком ковре, отчего шагов его не было слышно. Он нащупал выключатель и уже почти нажал на него пальцем, как увидел, что в кресле, стоящем прямо напротив входа, сидит Аш и, судя по всему, спит. Люк подошел ближе.Рубашка на Аше была вся измята, а манжеты небрежно закатаны до середины локтя. Накинутый на спинку кресла мундир касался рукавами ковра и вот-вот норовил соскользнуть. Люк обошел кресло и уставился на Аша. Воспоминания уже не так докучали ему — если горло сжимать не до смертельного исхода, то к постоянному давлению на него можно как-нибудь привыкнуть. Но сейчас... Люк разозлился сам на себя. Вот стоит он тут, смотрит, и что? Дальше-то что? Желания наброситься на Аша он в себе не ощущал. Неестественным это все казалось, нереальным. Отбило Ашу память — так что ж теперь?Аш пошевелился в кресле и открыл глаза.— Люк? — хриплым со сна голосом сказал он, и Люк дернулся от неожиданности, выронив книгу.— Да?— Что ты тут делаешь?— За книгой пришел. А что?— Ничего, — поморщился Аш. Ему снилось что-то, но стоило открыть глаза, как все забылось, и это безумно раздражало. Ему снилось что-то важное, но вот что?.. Что такого он мог забыть? Люк, пожав плечами, взял первую попавшуюся книгу и собрался было уходить. Аш, все это время не сводивший с него взгляда, вдруг произнес: — Слушай...Люк с непроницаемым лицом обернулся. Аш подошел к нему, глядя так пристально, словно пытаясь отыскать самого себя в чужом лице.— Помнишь, ты говорил про какую-то комнату?— Я удивлен, что ты все еще помнишь о том, что я говорил, — слабо улыбнулся Люк. — Но это не имеет значения. В той комнате мы больше не существуем, и ни у тебя, ни у меня нет ключа от нее.— Это раздражает, когда что-то не помнишь.— Ну, все это было неважно тогда и не важно сейчас, так что… — Люк сделал неопределенный жест рукой.?… так что ты, наверное, убил бы меня за то, что я назвал все это неважным… но, даже если ты убьешь меня, ты будешь жить дальше, и это главное?. — Тебе незачем думать об этом.— Тебе незачем указывать мне, о чем я могу думать, а о чем — нет.— Чего ты к словам цепляешься? Настроение свое дурное на мне сорвать хочешь?— С чего бы моему настроению быть дурным? — высокомерно спросил Аш.— Мне-то откуда знать? Аш в раздражении покинул библиотеку. Почему, глядя на реплику, ему кажется, что тот обладает если не ключом от этой неизвестной комнаты, то ключом от его пропавших воспоминаний?Люк испытал острейшее желание кинуть книгу в Аша, чтобы тот обернулся, чтобы исчезло это его надменное выражение лица, чтобы он все вспомнил, черт бы его подрал, и чтобы он больше не... чтобы... Люк неимоверным усилием воли сдержал этот свой порыв. Какой смысл во всем этом? Они совершенно чужие друг другу. Ничего не будет, как раньше, и Люк не знал сам, хотел ли он воскрешать это ?раньше?.Он возвращается в свою спальню, и долго еще сон отказывается поглощать его сознание. Но ни одна ночь под его веками никогда не была черной; вся она являлась ему в самых невообразимых образах, и этот сон не стал исключением.Он проснулся, и захотел отбросить одеяло, но оказалось, что ему нечем было его отбрасывать. Рук не было. Фононы его тела прекратили исчезать, и он не умер. Но разве можно было жить без рук?.. Со всех сторон его душило сострадание и жалость окружающих. Это было невыносимо.Время замерло. Аш стоял в зале, занеся руку с мечом. Лицо его было холодным и жестоким. Люк несколько раз обошел вокруг своего оригинала. Видеть его неподвижны было странно, но чувство удивления было смутным и размытым. Люк бездумно поднял руку, чтобы дотронуться до плеча бога-генерала. На черном наплечнике остался кровавый отпечаток. Это руки Люка были испачканы кровью, взявшейся из ниоткуда, и он, как бы ни старался, стереть ее не мог. Тиа улыбалась ему и махала рукой. Люка захлестнуло ощущение счастья и покоя: ничто здесь не пугало его, и не было ни одного намека на присутствие смерти. Почему-то Люк никогда не сравнивал Тиа с ее братом. Он сел возле нее, и она положила ему на голову терновый венок, мгновенно оцарапавший голову. Люк, недоумевая, провел ладонью по лбу. Снова кровь. Когда он поднял взгляд, Тиа уже не было. Осталась только примятая трава на том месте, где она сидела, и все. Вокруг Люка колыхался безбрежный океан рук вместо цветов. Сначала они просто подчинялись дуновению ветра, слегка покачиваясь из стороны в сторону, а потом исчез ветер и солнце. Указательные пальцы множества рук указывали на оцепеневшего Люка.Наталия, одетая во все черное, медленно шла навстречу Люку, прижимая что-то к груди. Он звал принцессу, но она не слышала. Внезапно она остановилась и разжала пальцы. — Смотри, — бесцветным голосом сказала она. — Это — будущее.Груду костей, которые выронила Наталия, венчала длинная алая прядь волос. С неба вместо солнца на Люка пристально смотрел налитый кровью глаз, плоть от плоти темных облаков.Проснувшись, Люк твердо решает уехать. Его присутствие здесь лишено смысла, и он сам себе отвратителен. Затянувшаяся сверх всякой меры тоска сменяется раздражением на себя самого. Так больше продолжаться не может. Все проходит, и все меняется — так он говорит себе. Нет ничего постоянного — так он убеждает себя и, завернувшись в эти свои мысли, он спускается в столовую, ловит на себе взгляд Аша и впервые прямо смотрит ему в глаза, и смотрит так долго, что Аш хмыкает и переводит взгляд на Гая и Анис.Наталия приезжает этим утром в особняк Фабров: в честь удачно проведенных ею переговоров во дворце Кимласки через неделю состоится бал, и она настаивает на том, чтобы Аш и Люк поехали с ней, и да, Гай, ты тоже, и я выслала приглашение Тиа, да и ты Анис, конечно же, тоже приходи. Люк давно не видел ее такой оживленной, и он решает задержаться в фамильном особняке еще ненадолго и покинуть его после бала. Наталья рада собственному успеху и будущему празднику, она то и дело дотрагивается к плечу Аша своей рукой, затянутой в кружевную перчатку, а Гай с улыбкой говорит Люку, что погостит в особняке Фабров чуть дольше. Люк кивает. Он рад, что Гай здесь, и ему неловко за то, что он так долго заставлял своего лучшего друга волноваться. Неделя проходит быстро, и через неделю Люк улыбается отражению в зеркале, застегнув свой мундир. Скоро он покинет это место. Мир такой большой, а он так мало видел, и сейчас ему кажется почти смешным то, что когда-то все его восприятие мира сузилось до одного только Аша. Аш фыркает, видя хорошее настроение реплики. Люк говорит ему что-то о том, что и самому Ашу не помешало бы улыбнуться, и Аш советует реплике убраться с глаз долой. Люк смеется в ответ на это заявление, и Аш отчего-то чувствует себя уязвленным.Кажется, что во всем дворце нет ни одного неосвещенного места. Люк теряет в толпе людей Гая, и находит Тиа. Она крутит бокал с шампанским в своих тонких пальцах. Волосы ее уложены в высокую прическу, а платье обнажает ее плечи, и она кажется Люку такой красивой. Он улыбается ей, но она не отвечает на его улыбки. Его настроение понемногу тает, он что-то говорит Тиа, и она отвечает невпопад и почти не смотрит на него, и Люк вдруг чувствует себя лишним — с ней, на этом празднике, на который его наверняка пригласила Наталия из одной лишь вежливости; лишним во всем этом мире, абсолютно чуждым всему. Но ведь и ожидать от Тиа чего-то вряд ли стоило — они почти не общались с момента его возвращения. Мысли путаются, и Люк ставит очередной опустевший бокал на стол и берет новый. Он приглашает Тиа на танец, и она соглашается, но даже в объятиях Люка она кажется безумно далекой, словно бы она не здесь, не с ним, и танцует с ним для того лишь, чтоб он оставил ее в покое после того, как сойдут на нет все знаки внимания с его стороны. Музыка почти оглушает Люка, а Тиа так близко к нему, и он прижимает ее к себе крепче, чем позволяют приличия, и хочет поцеловать ее, но она отворачивается, и губы Люка скользят по ее щеке, и она отвешивает ему пощечину. К ее лицу приливает краска, она делает шаг назад, в толпу людей; никто не замечает этого инцидента, и она оставляет Люка в этой толпе — растерянного, недоумевающего. Аш досадует на сохранившуюся ментальную связь с репликой. Чужие непонятные эмоции настойчиво касаются его разума, и они тревожат его, раздражают, заставляют сказать Наталии что-то резкое; ему кажется, что еще секунда — и он не выдержит этого давления чужих эмоций, и он выходит из бального зала, и прохладный воздух действует на него успокаивающе, и ему уже стыдно за свой резкий ответ, и он думает о том, что нужно извиниться. Аш, засунув руки в карманы, решает прогуляться. Мысль о том, что ему придется снова погружаться в толпу людей, не слишком радостна.Люк сидел в беседке, бездумно вертя в руках полупустую бутылку. Что он снова сделал не так? И когда он уже будет делать что-либо ?так?, и что вообще собой представляет это ?так?? Он вздыхал, не находя ответа. Шорох сзади заставил его повернуться. Мрачный Аш шел по узкой тропе, и вид его был далеким от дружелюбия, но и разве сам Аш когда-либо отличался живостью мимики и общей благожелательностью? Люк не хочет думать обо всем этом, и больше всего не хочет вспоминать лицо Аша, когда он... когда они... да к черту эту комнату. — Эй, Аш, иди ко мне, составь компанию!Аш остановился и смерил пьяно улыбающегося реплику саркастичным взглядом.— Для тебя бутылка — самая лучшая компания! Но все же он подошел поближе и сел напротив. — Что у тебя с лицом? — полюбопытствовал Люк.— Отвали.— Все потому, что ты не улыбаешься. — А ты, я смотрю, пьешь тут от избытка радости?— От избытка, но не радости. Так что ты тут делаешь?— Дышу свежим воздухом.— Ох, вот оно что, — Люк прижался щекой к холодной поверхности стола и прикрыл глаза. — Вообще-то это из-за тебя я тут гуляю, — вдруг произнес Аш в приступе злости. — И из-за этой нашей ментальной связи! — А, ты об этом, — скучным тоном ответил Люк. — Я повел себя безрассудно. Ну, знаешь... все изменилось с тех пор, когда мы вернулись.Воспоминания не заглушаются алкоголем, и несправедливость того, что Аш ни черта не помнит, становится все болезненнее и навязчивее, и Люк так устал думать обо всем этом. Живой Аш без некоторых воспоминаний гораздо предпочтительнее Аша мертвого, но, когда он смотрит вот так — снисходительно, пренебрежительно и так далее, и тому подобное — это невыносимо. Это слишком мучительно — помнить то, что было между ними, и не иметь возможности разделить эти воспоминания. Куда-то разом исчезли убеждения о том, что будет лучше, если попытаться все забыть. Общая неубедительность этих доводов в сумме своей подталкивает к решению. Люк чувствовал себя слишком одиноким, и выпил слишком много, чтобы думать о последствиях. Аш молча отобрал у него бутылку и сделал большой глоток. Алкоголь обжег его горло, и он закашлялся.— Я думал, ты вино пьешь, а тут виски.— Виски — то, что мне сейчас нужно, — Люк поднял голову и мутным взглядом посмотрел на Аша, — Аш, а ты не хочешь вспомнить кое-что?..— Что вспомнить?Потребность рискнуть стала невыносимой. Люк, охваченный мрачной решительностью, пересел ближе к Ашу.— Раньше ты проворачивал со мной один фокус, — сказал он. — Подавляюще-ментальный.— Фокус?..К этому нельзя было быть готовым. Чужие эмоции тараном смели ментальный щит Аша. Чужие мысли и желания переплелись с его собственными, на несколько тягучих минут утопили его в своем многообразии, увлекая за собой в безумный водоворот. Люк закрыл глаза и поцеловал Аша, усиливая натиск на его разум. Сработать это вряд ли могло больше одного раза. Через несколько мучительно-тягучих мгновений пальцы Аша железной хваткой впились в плечи Люка.— Какого черта?! — взгляд у Аша бешеный, и это заводит Люка. — Тише. Хочешь, чтобы сюда кто-то пришел?— Я хочу, чтобы ты...— Тише, — повторил Люк. Еще немного, осталось совсем чуть-чуть. Аш пока не сопротивляется, и Люк раздвигает его губы своим языком. Вспышка чудовищной головной боли заставила его дернуться. Он потерял концентрацию, и Аш немедленно отпихнул его от себя, пытаясь перевести дыхание. Что это было? Зачем реплика это сделал?..— Слушай, ты... — начал было он, но осекся. Реплика сидел, уронив голову на грудь, и не делал попыток ни оправдаться, ни хоть как-то объяснить произошедшее. — Эй!Аш потряс его за плечо.— Отвези меня домой, — пробормотал Люк. — Пожалуйста.Пульсирующая головная боль лишила его способности думать о чем-либо, кроме возвращения. Он больше не может оставаться здесь, но сам уйти вряд ли сможет.Аш от этой наглости замер. Сначала реплика делает с ним черт знает что, а теперь просит о том, чтобы Аш тащил его домой? Запредельно! Аш встал, с раздражением поправляя мундир. Пусть реплика остается здесь, век бы его не видеть! Он покидает беседку, и, объятый гневом, даже делает четыре шага. Дальше отсюда, дальше от реплики, четырех шагов недостаточно, чтобы покинуть все здесь произошедшее; нужно уйти, чтоб не убить реплику, который сейчас даже не способен занести руку, чтобы создать иллюзию защиты от мнимого удара. Аш чувствует, как боль холодной иглой ввинчивается в его висок, и надеется, что реплика чувствует себя в миллион раз хуже. Пусть хоть подохнет тут, разве Аш ему чем-то обязан? И это по воле Лореляя он жив, а не по воле идиотской копии, и вообще... пусть найдут его тут слуги утром, пусть будет скандал и скорбно поджатые губы матери, и хмурый отец отлучит бестолкового клона (если того найдут живым, разумеется) своего сына от родительского дома, все равно ведь не останется же тот на обочине, есть же желающие подобать, Гардиос, к примеру! Аш злится, и злость его вполне обоснованна. Он злится на реплику, а еще сильнее — на себя самого. Какого черта он вернулся в эту беседку? Зачем заставил клона встать и перекинул его безвольную руку через свою шею?..— Скажешь хоть что-то, и я тебя тут оставлю, понял?Люк не ответил, чему Аш был рад. Он бы тогда точно оставил его в этой беседке, черт бы ее побрал.Им повезло — никто не встретился им на пути к карете. Кучер усиленно делал вид, что ничего особенного не происходит. В конце концов, если бы господин нуждался в его помощи, то отдал бы соответствующий приказ. Проклиная все на свете, Аш затолкал Люка в карету.— В особняк фон Фабров, — отрывисто скомандовал он, с тоской представляя, как придется тащить реплику на второй этаж, в его спальню. Люк молчал, глядя в пол, и лицо его было мертвенно-бледным. Аш прожигал его взглядом всю дорогу до дома, но тот совершенно на это не реагировал. Тащить не пришлось. Реплика больше держался за перила, чем за Аша, и шел хоть и медленно, но не споткнулся ни разу. Он пробормотал что-то, что Аш расценил как ?спасибо?, и скрылся в своей спальне. Аш очень хотел пнуть дверь ногой, но сдержался.Заснуть ему не удалось. Когда солнечные лучи облепили его окно, он вздохнул и пошел в душ. Чувствовал он себя паршивее некуда. Он отправился в столовую. Думать о том, что происходило в беседке, не было сил. Аш ощутил дурноту, стоило лишь мельком бросить взгляд на еду, и поэтому он налил воды в стакан и прижал его ко лбу.У реплики после всего, что он выпил, так сильно болела голова, что его фон-слоты совершенно не держались, и отголоски его головной боли все еще иногда накатывали на Аша. Сидеть в столовой было не самой лучшей идей, но сил подняться к себе Аш не ощущал. Он закрыл глаза, и в сознании немедленно всплыли фрагменты его снов. Он не мог этого помнить, потому что никогда не делал ничего подобного, это просто сны, разбавленные больной фантазией реплики — все эти встречи и бесчисленные поцелуи, странная комната, слишком близкое лицо реплики, от которого почему-то не было никаких секретов, и как он сам желал, чтобы реплика не останавливался, когда они занимались любовью. Ему казалось, что он сходит с ума. Образы затопили его мысли, события и поступки приобрели иной смысл и значение, и стало ясно, что имел ввиду Люк, когда спрашивал о какой-то комнате. Та комната — их комната — стала его частью, частью общего прошлого, с которым он оказался лицом к лицу, будучи совершенно к нему не готовым. Люк медленно спустился по лестнице.— Аш, тебе тоже плохо? — шепотом спросил он. Ему удалось со второго раза налить себе воды в стакан, а не на стол. Он сел напротив, и стакан дрожал в его руке.— Мне плохо потому, что тебе плохо! — недовольно ответил Аш. Реплика идиот, какого черта он пил? Не знал, что с утра будет ад в его голове?..— Это так мило, — попытался пошутить Люк.— Заткнись, — вяло махнул рукой Аш.Люк вздохнул и встал со стула. Подойдя к раковине, он наклонил голову и вылил на нее остатки воды. Аш, уставший наблюдать за идиотскими поступками реплики, встал и направился к выходу, чтобы уйти. Какого черта реплика все это делает здесь, а не в ванной?..Люк повернулся к нему. Мокрые рыжие волосы сделали его вид еще более несчастным. Вода стекала с его волос за воротник помятой рубашки. Аш зацепил его плечом, пытаясь пройти. Клон схватил его за руку. Их лица оказались слишком близко, и взгляд Аша замер на губах реплики. Никакие это не фантазии, все это правда, и это вовсе не сны, но... но...— Что с тобой? Что у тебя болит?.. — спросил его Люк.— Ничего у меня не болит, — хрипло ответил Аш.— Тогда что…— Как я мог… желать тебя?— Что?— Ты слышал, — Аш нервно сжал кулак. Ему хотелось ударить Люка, внушить себе, что все это было просто иллюзией, бредовой выдумкой реплики, не имеющей к самому Ашу никакого отношения. Это не его прошлое, этого не могло быть, почему это произошло?..— Значит, ты вспомнил, — тихо сказал Люк. — Хочешь воды?— Ты навязал мне все это!— Это было обоюдное наше желание. — Ты не спрашивал меня, хочу я вспоминать это или нет!— Ложь! Ты сам спрашивал меня о...— Я спрашивал потому, что ты тогда спросил у меня, что я помню о той комнате!Люк отводит взгляд. Он чувствует себя виноватым. Он в самом деле думал, что правильнее будет, если Аш не вспомнит эту их комнату. Но одному нести груз этих воспоминаний оказалось слишком сложно, и равнодушие Аша, помноженное на его неприятие, оказалось слишком тяжелым, почти неподъемным, и если бы Люк продолжил хранить в себе эти воспоминания, они бы свели его с ума. Этот секрет разъедал его изнутри. Никакой нюанс не изменит того, что уже произошло.— Аш, но ведь и мои извинения ничего не изменят...Взгляд Аша тяжелый и недобрый, и Люк замолкает. — Ты сделал это потому, что тебя отшила Тиа!Ментальная связь — это обоюдоострый меч: вторгаясь в чужой разум, обнажаешь свой. Люк поморщился. Отчасти это в самом деле было так, и отрицать не было смысла. Но что с того? Что толку выяснять причину, если все уже случилось? Если Аш вспомнил...— Какая теперь разница? С тем же успехом могу обвинить тебя в том, что ты проходил мимо беседки, в которой я сидел. Теперь ты все знаешь.— Думаешь, я должен быть вне себя от радости?— Я не думаю, что...— Вот именно. Все потому, что ты не думаешь! Никогда!Аш злится, но вместе с тем он и растерян. У него есть эти воспоминания о комнате, но они мертвые, давящие, и он никак не может поверить в них. Они слабо соотносятся с реальностью, в которой реплика вскрывает его сознание своей кошмарной головной болью.Люк, до этого все еще держащий Аша за руку, разжал пальцы. Аш непонимающе уставился на собственную руку, а Люк сделал шаг назад, и оперся спиной о стену.— Ты мог бы сделать вид, что ничего не вспомнил, и что ничего не было.— Я не могу перестать думать об этом, — напряженно произнес Аш.— Жалеешь?— Это странно.— Ну да. Как ты мог опуститься до отношений со своей копией, и все такое.— При чем тут это?! Я имею ввиду, что странно, когда… — Аш осекся, снова глядя на губы Люка.— Когда — что? — устало спросил Люк.Ему утомительно думать о том, что Аш оттолкнет его или обольет своим презрением, ему надоело думать обо всех вариациях своих действий, и ему надоело только думать о Аше и ничего не делать. Аш не отвечает на вопрос, взгляд у него по-прежнему злой, но Люку уже все равно. Он закрывает глаза и прижимается своими губами к губам Аша, чувствует, что Аш тянет его волосы, и совсем не за тем, чтобы оттолкнуть. В их поцелуе больше агрессии, чем желания получить удовольствие, и Люк охает, когда Аш кусает его за губы.— Мне... больно, — пробормотал он, и его голос звучал почти жалобно.— Мне тоже, — ответил Аш, отстраняясь.Гай пришел в его спальню ближе к вечеру.— Аш сказал мне, что ты спишь, и поэтому я не пришел раньше, — сказал он. — Что произошло вчера? Почему ты уехал?— Мне стало плохо, и Аш помог мне добраться до дома.Под пристальным взглядом Гая Люк чувствует себя неуютно. — Как все странно. Одно время ты пытался найти общий язык с ним. После возвращения вы почти не общались. А тут он по доброте душевной отвозит тебя в особняк. Удивительно.Люк вздохнул. Ему нечего сказать. Вчера он был преисполнен решимости уехать отсюда, но сегодня он чувствует себя таким разбитым, и он не может сбежать сразу после того, как Аш вспомнил их встречи. Люк не особенно питал надежд на какое-либо возобновление прошлых отношений, но он все еще против воли чувствовал вину, и, наверное, нужно было бы поговорить с Ашем об этом...— Люк.— Да?— Что за отношения у тебя с Ашем?— Никаких, — хмуро отвечает Люк. — Абсолютно.— Тогда зачем ты остаешься здесь? Что или кто тебя здесь держит?— Это ненадолго. Я здесь не собираюсь провести всю жизнь. — Я уезжаю завтра утром. Ты поедешь со мной в Малькут?— Гай, послушай... я не могу сделать это завтра. Но я приеду к тебе, обещаю. Тебе больше не нужно будет ездить сюда.— Меня не утомляют поездки к тебе, но, судя по всему, тебя утомляю я.— Неправда. Если честно... я думал, что утомляю тебя своей апатией.Гай садится на край постели, и он все еще несколько обижен.— Ерунда. Я волнуюсь за тебя.— Я и сам не знаю, зачем я здесь. Если не узнаю в ближайшие дни...— Вот именно. Что, если не узнаешь? — Я же говорил, что не собираюсь оставаться здесь до конца своих дней. — Надеюсь на это. Тиа вчера выглядела расстроенной. Между вами что-то произошло?— Не может что-то произойти там, где ничего нет.— Ох, вот как...Гай уезжает, и Люк, уставший и от своих мыслей, и от разговоров, и от головной боли, отпустившей его совсем недавно, снова ложится в кровать. Он очень старается не думать о Аше, и у него получается: он снова засыпает, и на этот раз не видит снов.Аш мог показать окружающим, что с ним все в порядке, вот только его состояние не было секретом для Люка. Аш то хотел убить его, то прикоснуться, но ничего из этого себе не позволял. Реплика ничем не показывал, что раньше их связывали настолько тесные отношения. Внешне ничего не изменилось. Никаких прикосновений, никаких двусмысленностей, никаких слов. Стоило Ашу закрыть глаза, как в его голове возникал образ Люка, вспоминались разговоры в этих проклятых гостиничных комнатах, которые слились в одну неопределенную комнату, в которую могли войти только они оба, и никто более. Это было мучительно. Люк улыбался, несмотря на то, что его фононы были нестабильны, Аш хотел, чтобы он остался, зная, что времени почти не осталось. Это не мешало им постоянно ругаться вне комнаты, но все это казалось чем-то ненастоящим. Разве могут два смертника позволить себе терять время на пустые разговоры?Но сейчас все изменилось. Сейчас все совершено иначе, и они оба не умерли. Это прошлое, и не более того. Прошлое, о котором он думал, засыпая и просыпаясь. Все это нужно пресечь, но как? Три дня прошло с того вечера, а он все еще не знал, что делать с этим всем.— Мне надо с тобой поговорить, — тоном, не допускающим возражений, заявил он вечером четвертого дня реплике. Тот сидел на подоконнике в своей спальне, и никакого энтузиазма от появления Аша не испытал.— Но я не хочу, — сделал вялую попытку сопротивляться Люк. — У меня голова болит.Он знал, о чем хочет поговорить Аш, и ему совершенно не хотелось это обсуждать. Да, он знал, что рано или поздно это случится, но он оттягивал это три дня, надеясь, что все как-то.... сойдет на нет, что ли. В темноте спальни было так хорошо одному.— Неважно, — Аш был непреклонен. — Аш...— Не желаю слушать твои возражения!— Пожалуйста...Аш подарил Люку тяжелый взгляд, а потом, скривившись и всем своим видом выражая воплощенный скепсис, сел в кресло и закинул ногу на ногу.— Меня это бесит, — оповестил он погрустневшего Люка. — Бесит эта ситуация и бесишь ты.— А ты не думал, что меня тоже может что-то бесить, а? Люк в раздражении сел на кровать, стараясь держать себя в руках.Аш в притворном изумлении изогнул бровь.— Нет.Люк снова сдержал себя, чтобы не сообщить богу-генералу, что хочет заткнуть его на как можно более долгий срок. Больше, чем заткнуть Аша, ему хочется уехать из особняка и никогда сюда не возвращаться. Больше, чем уехать, ему хочется все прояснить. Но прояснять всегда так... страшно...— Зря.— Вряд ли.У любого человека есть предел. Люк устал, слишком устал от всего этого.— Что ж, ладно. Спокойной ночи. Будь добр, оставь меня и закрой дверь с другой стороны.— Что, струсил?— Нет. Ты меня не слушаешь, и я не вижу смысла в том, чтобы продолжать разговор.— Но мне нравится изображать это подобие разговора.— А мне — нет.— Я не пойму — ты что, хочешь продолжить наши отношения? Зачем ты почти в буквальном смысле вскрыл мне мозг, напичкал этими воспоминаниями и теперь отказываешься объяснять что-либо?— Я… не знаю, чего я хочу. И я не знаю, что тут объяснять. Ну, хочется мне тебя поцеловать, так что с того?— Обо мне ты, как всегда, не думал?— Разве я могу не думать о тебе?— Не замечал, — фыркнул Аш.— Ты меня обвиняешь в собственной рассеянности? Мои чувства не мешали тебе меня использовать. Я сижу рядом с тобой, но не могу к тебе прикоснуться. Это мучительно. — Меньше пей и больше занимайся делами. И вообще, тебе не кажется, что воскрешать прошлое — глупо?— Я не хочу его воскрешать. Я хочу создать что-то новое.— Так почему ты сидишь здесь? Сидя тут, ты что-то создашь?— Тебе-то что до этого?— Разве ты так и не понял, что спать с кем-то без чувств — это…— Это еще при чем?.. — перебил его Люк. — И я не хочу понимать. Я устал все и всех понимать. Хочешь ненавидеть меня — пожалуйста, сколько угодно. Хочешь игнорировать — игнорируй. И спать со мной не надо. Так получилось, что ты все вспомнил, и ничего уже не изменить. Так получилось, что мне хочется того, чего не хочется тебе, и это тебя ровным счетом ни к чему не обязывает. — Какое облегчение, — насмешливо произнес Аш. — Но ты знаешь, о чем я думаю. Так почему тогда ты утверждаешь, что наши желания расходятся?Реплика такой забавный. Аш слишком много и слишком долго думал обо всем этом. Три дня — это так много для того, чтобы думать, а не действовать. — Это смешно. Ты три дня назад заявил мне, что это мои больные фантазии, а вовсе не воспоминания, и теперь говоришь... об этом? Неубедительно, знаешь ли. Если ты не хочешь трогать прошлое, зачем сел возле меня? Вид у тебя отвратительно самодовольный, знаешь ли.— Знаешь ли, это так странно — я помню все то, что произошло, но это лишено всякого смысла. — Ох, ну конечно. Ты пришел сюда, чтобы это сказать?— Не совсем. Я пришел, чтобы вспомнить.— В самом деле?— Почему ты болтаешь вместо того, чтобы воспользоваться ситуацией?— Ты хочешь вспомнить — вот и начинай.Аш подвигается еще ближе. Люк все еще не уверен в том, что Аш собирается делать. Может быть, все это сон, порожденный затянувшейся ностальгией. Сейчас он откроет глаза, и...Губы Аша коснулись его губ. Его ладонь легла Люку на затылок, ероша волосы, отвергая все сомнения по поводу реальности того, что происходит. Сны не бывают... такими. Язык Аша надавил на губы Люка, заставляя их раскрыться.Люк все еще обижен, и ему все еще кажется, что это шутка. В самом же деле, Аш не может... Аш целует его в шею, целует еще и еще, и Люк слегка надавливает на его плечи. Он не хочет произносить это вслух, и не хочет вкладывать это свое желание в голову Аша. Вот сейчас Люк и проверит, шутка ли это...Звякнул ремень, и Люк вцепился зубами в собственную руку, когда горячий язык и влажный рот стали ласкать его в самом чувствительном месте. Это ни в какое сравнение не шло с мертвыми воспоминаниями, и это ни в коей мере не было жестокой насмешкой. От избытка ощущений Люк стонет, запрокинув голову.— Что, нравится? — позже спрашивает его Аш, вытирая губы.— Сноровку ты не растерял, — ехидничает Люк и тут же вскрикивает, когда Аш слегка кусает его. — Ты все так же много болтаешь. Люк ерошит кровавую копну волос и вздыхает.— Давай лучше продолжим сеанс ностальгии. Ты слишком роскошный, — тихо смеется он. — Я забываю, что нужно говорить.— Это ловушка. Это все из-за того, что мы слишком хорошо понимаем друг друга. Игнорируй меня.— Я не могу… скажи, а ты чувствовал вину?— Ты же знаешь ответ, — с сарказмом отвечает Аш, вставая.— Я не хочу получать ответы, каждый раз залезая в твою голову. Тогда разговоры станут бессмысленными в принципе, не только с тобой.— Как хочешь, — пожал плечами Аш. — Я не чувствовал себя виноватым, потому что знал, что умру. — Я же… чувствовал себя виноватым довольно часто.— Это побочный эффект от общения с твоими друзьями. — Что, будем продолжать? — меняет тему Люк, избавляясь от своей рубашки.— Да, черт возьми!Пока Аш раздевается, Люк ложится в кровать и устраивает поудобнее подушку себе под голову.— Иди сюда, — говорит он. Аш перекидывает ногу через реплику и подвигается ближе, заправляет прядь волос себе за ухо. — Ну, давай же…Ладони Люка ложатся на бедра Аша, заставляя того придвинуться еще ближе. Аш тихо вздыхает, когда реплика берет в рот его член. Аш начинает медленно двигать бедрами. Люк не протестует, даже когда Аш, забывшись, хватает его за волосы. Рот реплики слишком горячий, а губы слишком чувственно в нужные моменты сжимают головку члена. Аш не хочет затягивать, и становится агрессивнее. Восприятие смазывается, воспоминания почти идентичны реальности; его захлестывают ощущения. Реплика дергается, закашлявшись. Аш наклоняется и целует его в щеку.Дождь лил как из ведра вот уже второй день напролет. Люк мерз, Аш постоянно хотел спать. Глаза закрывались непроизвольно, и только ворочающийся клон мешал окончательно провалиться в сон.— Перестань трястись. Ты и так почти отобрал у меня мое одеяло.— Извини, — пробормотал Люк. — Не извиню.Аш обнимал его уже довольно долго, и реплика должен был уже согреться. Он мужественно терпел прикосновения холодных рук Люка, но понемногу все больше раздражался.— Иди в ванну, полежи в теплой воде.— Не хочу. Мне не то чтоб холодно… мне как-то не по себе. Аш фыркает, но начинает медленно гладить копию по спине. Люк выглядит слишком беспомощно, провоцируя Аша на мысли о том, как можно согреться.— Вот знаешь, мне всегда было интересно, как я выгляжу под тобой, — говорит он, и реплика, не ожидавший подобного, ненадолго перестает труситься.— Ты выглядишь так же, как и я… над тобой.— Ну уж нет, — ухмыляется Аш.— Это ты так издалека подводишь меня к тому факту, что ты сегодня хочешь быть активом? — Что-то не вижу твоего энтузиазма.Люк закатывает глаза и раздвигает ноги.— Так выглядит энтузиазм?— Нет, — недовольно отвечает Аш. — Ты меня раскрыл, поправляй одеяло.Люк натягивает край одеяла до плеч Аша и закрывает глаза.— Извини, — с несчастным видом бормочет он.— Не извиню. Можно подумать, что мой энтузиазм выглядит так, как твой.— Это было… неожиданно. Мне немного страшно.— Я же не умер от этого.— Если ты хочешь…— Уже не особенно. Если тебе холодно — оденься, хватит возле меня трястись.— Аш, ты… обиделся?... — нерешительно произносит Люк. Он растерян, и не знает, что ему сделать, чтобы лицо Аша перестало быть таким холодным — поцеловать его, уйти от него?.. Но если он оттолкнет? И если они больше не встретятся?— Нет, — хмуро ответил тот. — С чего бы это? Сядь.Люк послушно сел, и Аш набросил реплике на плечи свой мундир.— Тебе в самом деле так холодно?Люк кивнул, зябко передернув плечами. Аш, сменив его безразличным взглядом, вдруг резко выбросил руку вперед и толкнул не ожидавшего подвоха реплику на кровать.Разве Люк хоть когда-то ожидал подвоха?..Аш садится на край кровати, глядя на реплику так, словно видит впервые. Он сам тоже так выглядит? У него тоже такой взгляд, такое же выражение лица?— Может, мне еще остальную твою одежду на себя натянуть? — фыркает Люк.Он уже не изображает жертву. Его улыбка — отражение улыбки Аша. Ему начинает нравиться эта игра в ?ощути-себя-на-моем-месте?.— Пока не нужно. Так вот, значит, как я выгляжу. Неплохой вид. Только твои короткие волосы несколько портят эту игру, но я переживу. Ну, как я себя веду в такой ситуации?По губам Люка скользнула высокомерная улыбка. — Ты говоришь: ?эй, фальшивка, ты ни черта не понимаешь в моей жизни, полной лишений, и я не буду тебе рассказывать ни черта, но я буду всегда напоминать тебе о том, что я не скажу?.Аш кинул в реплику подушку.— Закрой свой поганый рот!— Поганый?.. Хм… дай вспомнить… ах да. Не так давно ты говорил, что… ммм….Аш навалился на него, удерживая подушку на его лице. Глупый клон. Когда тот затихает, Аш отбрасывает подушку в сторону. — Не притворяйся.Люк открывает глаза и вздыхает.— А вдруг бы я и в самом деле, того...— Давай не сегодня, ладно?— Что, тебе уже не хочется поиграть в смену ролей?— Ты плохо стараешься.— О, напротив, — ухмыляется Люк. Он прикрыл глаза и слегка раздвинул ноги.— Я хочу, чтобы ты трахнул меня, а перед этим отсосал мне.— Эй, я такого не говорю!— Но ведь к этому все сводится в итоге, что бы ты ни говорил.Реплика издевается, его слишком забавляет эта ситуация. Он не ждет подвоха, и поэтому выражение его лица неуловимо меняется, когда Аш подвигается ближе и говорит ему:— Я сделаю все, чего ты хочешь.И он делает, и Люк больше не чувствует себя замерзшим — сегодня, по крайней мере.Это не те их отношения из общих воспоминаний. Это совершенно другие отношения.Аш забывает извиниться перед Наталией. Люк забывает, что хотел уехать. Часто Люк думал о том, что, быть может, все-таки было бы лучше, если бы Аш ничего не вспомнил. Тогда между ними не осталось бы неясностей или мнимых сожалений. Люди, которые знают, что жизнь их будет долгой, — или, по крайней мере, не закончится через год или два, — ведут себя совсем по-другому и думают иначе. Будучи обреченными, они старались забыть с помощью друг друга свои страхи и сомнения, но теперь они больше не нуждались в подобном способе утешения. Невидимые нити, до этого так крепко связывающие их, теперь хоть и истончились, стали совсем неощутимыми, но и не исчезли совсем. Вопрос ?зачем это все? снова стал актуален, но на него больше не было ответа.Люк устал от этого прошлого, особенно если оно причиняло так много боли ему и так много сложностей Ашу. Комнаты, в которой они, как могли, старались по-своему утешить друг друга, больше не существовало. Они не могли туда вернуться, как бы сильно не хотели этого. Все должно было измениться, и если Аш ничего не делал для этого, то Люк решил хотя бы попытаться, потому что многие чувства, как их ни воскрешай, не становятся прежними, и лишь обессмысливаются еще больше. Люк не жалел о том, что прошло. Было грустно. Он любил Аша, но то, во что превратились их отношения, было убийственно. Аш ясно давал понять, чего хочет. Когда он считал себя обреченным, он хотел вырвать у судьбы больше удовольствий, больше чувственности. Он бесцеремонно вторгался в разум Люка, жадно поглощая его чувства. Он хотел знать все до конца, тогда и сейчас, когда его отношения с репликой так изменились. Отношения с собственной копией были подобны наркотику. Мысли другого человека были им обоим неведомы, и они не могли быть до конца уверенными в правдивости и искренности чужих слов. Ашу нравилась Наталия, он верил ей, но вместе с тем он помнил о ярких эмоциях Люка, точно знал, о чем тот думал, и не мог выкинуть все это из головы. Он не лгал, но это умалчивание было тягостным, ни к чему не приводящим. И если раньше они знали, зачем все это, то теперь все размылось. Все изменилось, и измениться должны были их отношения. Они не могли оставаться прежними.Прошло две недели, но ничего не изменилось. Зависимость от другого человека была слишком крепкой, и нужно было ее хоть как-то минимизировать, но... как?В один из дней Люк находит колоду карт, и решает предложить Ашу поиграть. Аша он находит в библиотеке.— Аш, мне скучно, — говорит он.— Поздравляю. Не мешай мне, — отвечает Аш, бросив на него быстрый взгляд и снова вернувшись к чтению.— Книга интереснее, чем я?— В ней очень много позитивных сторон: она молчит, ее можно закрыть, когда неинтересно, и открыть в любое время…— Все, перестань. Вот и спать тоже будешь с книгой, раз она такая идеальная.— Идеальность неинтересна. Иметь дело с дефективной копией куда забавнее.— Просто убийственный комплимент. Ты просто спец по снижению моей самооценки.— Я же сказал — не мешай. Если не слушаешь, тогда не жди, что я буду …— Ну, Аш, не будь вредным. Поиграй со мной.— Во что?— В карты. — На что? На деньги — нет смысла, на раздевание — тоже…— Уверен, что выиграешь?— Конечно.— Твоя самоуверенность невыносима. Проигравший наденет платье горничной. Всегда хотел посмотреть на тебя в платье.— Что?! — Аш с грохотом захлопнул книгу.— А ты же так уверен, что выиграешь — чего тогда так заволновался?— Дурацкая идея, — поморщился Аш.— Зато какой стимул к победе, ты не находишь?— Давай уже свои карты. Сейчас обыграю тебя в два счета, и, быть может, ты отстанешь от меня.Люка задевает его тон, но он решает не подавать вид, будто бы его это обижает. Он сам не особенно хорош в этой игре, и карты — это только повод поговорить с Ашем, быть может. Поначалу у него были какие-то шансы, но потом Аш стал играть всерьез. Проигрыш Люка был вопросом времени.— Вот дерьмо! — с досадой сказал Люк, отбрасывая последнюю карту.— Ну что, Люк, мне тоже хотелось узнать, как ты выглядишь в платье, так что давай…— Что давать? Я не храню в шкафу подобные вещи, — сделал попытку отступить Люк.— Что же, ты хотел увидеть меня в платье, и не принес его? Но ничего страшного, для тебя я найду. Не вздумай сбежать.— Еще чего, — буркнул Люк.Он смирился с неизбежным, и через полчаса Аш принес платье и чулки.— Не спрашивай меня, где и как я его достал, — предупредил он, видя удивление Люка. — Ладно.Аш на всякий случай закрыл дверь на ключ и уселся в кресло, предвкушая. Реплика настолько невнимателен, что не заметил, как Аш бессовестно мухлевал. Обыгрывать реплику было бы не так интересно, если бы тот сам не предложил такую специфическую ставку.— Аш, где ты так научился играть в карты? — Люк за ширмой раздраженно дергал застежки. — С Нуар побудешь — и не такому научишься.— Я так надеялся, что ты профан.— Что, съел? Долго еще там возиться будешь?— Достал ты меня, — с досадой произнес Люк, подходя к нему. — Доволен? Тогда я сниму.— Не спеши. И вообще, что тебе не нравится? На тебе оно смотрится так же, как и на мне.Он потянул Люка за руку к себе, заставив его сесть к себе на колени, лицом к зеркалу. — Смотри, из тебя вышла неплохая горничная.— Отвратительно.Аш, прикрыв глаза, провел ладонью по ноге копии, затянутой в чулок.— Прекрати, это ужасно.— Но ведь тебя возбуждает это.— Это не из-за платья, а из-за тебя.Аш медленно развел в стороны ноги Люка. Темная ткань подола с шорохом натянулась между его коленями.— Мне не нравится, перестань! — Люк дернулся, когда Аш стал гладить его второй рукой.— Почему?— Потому что я не женщина! Не трогай меня, когда я в этой тряпке!Аш вздохнул, но руки убрал из-под длинной юбки, обняв Люка за талию.— Это же твоя идея была.— Я хотел только посмотреть, а не домогаться тебя в платье.— Что такого, что я хочу тебя в платье?— Тогда иди к тем, кто это носит. — Ход твоих мыслей меня огорчает. — Тебе было бы легче, если бы я был женщиной?— Не знаю, ты ведь мужчина. А что? Почему ты об этом думаешь?— Я просто… устал. Устал от мысли, что кто-то о нас узнает.— Просто не думай об этом. — А ты? Неужели ты сам не думаешь?— Мне нравится целовать тебя, — хмуро ответил Аш. Хорошего настроения как не бывало. — Мне нравится спать с тобой в одной кровати, нравится слушать, как ты стонешь, нравится твоя болтовня, нравится даже то, что ты вечно ворочаешься и тянешь меня за волосы. Все это перевешивает мысли о том, что кто-то узнает. Люк отвел взгляд от отражения Аша. — С Наталией я чувствовал вину из-за того, что я не был тобой. С тобой же я чувствую себя виноватым в том, что я не Наталия, — сказал он.— Какие глупости, — вздохнул Аш, пристраивая голову на плечо реплики. — Я не заменяю тебя в мыслях на кого-то другого. — Тогда все было по-другому. Тогда все не казалось… неправильным.— А теперь кажется?Люк вяло кивнул. Ему не хотелось говорить об этом, но выбора не было. Отмалчиваться у него плохо получалось.— Неправильно, когда я целую тебя? Но ведь тебе нравится это. Может быть, тебе не стоит думать об этом?— О да, — Люк раздраженно повел плечом, и Аш, поморщившись, отстранился. — Давай еще утром выйдем в главный зал и при всех скажем, что мы спим вместе.— Ты боишься, что кто-то узнает?— Я боюсь, что они не поймут. Никто ведь не обязан понимать, на самом деле…— Необязательно рассказывать.— С каждым днем будет очевидно, что что-то не так. Ты не можешь отменить свою свадьбу. Я не могу — да и ты тоже не можешь — наплевать на надежды и чувства стольких людей.— Чужие надежды и чувства — это так утомительно…— Мои утомительны тоже?— Нет.Люк после возвращения хотел спросить у Наталии, что она чувствует к Ашу, но, наталкиваясь на ее мечтательный взгляд, понимал, что его вопросы будут неуместными и бессмысленными. Все и так было предельно ясно. Так, как раньше, никогда уже не будет, и неясно, к лучшему ли это. Его связь с Ашем была лишней, и зря они играют в это возобновление подобия былых отношений. От всего этого только сомнения и проблемы.— Это тупик. Мне, наверное, стоит уехать. Расстегни это платье сзади, меня оно душит…— Куда ты поедешь? — К Гаю. Куда угодно. Неважно, куда.— Но ведь потом ты вернешься, и все начнется снова. Или ты хочешь убежать от себя или меня?— Мне хочется целовать тебя. Во всем остальном я не уверен. Он почти содрал с себя платье, обуреваемый ненавистью к этой тряпке. Аш вздохнул, решив не говорить о том, что ему хотелось бы сделать с репликой в амплуа горничной.Люк переступил через платье и подошел к своим вещам. Аш подпер щеку ладонью, рассматривая платье у своих ног. Было странно думать, что реплика надел его, и поэтому Аш наклонился и, подняв его, почувствовал, что оно еще теплое.— Что ты делаешь? — Мне показалось, что все это — сон. Когда так кажется, нужно доказать себе, что это реальность. — Это реальность, Аш.— Откуда тебе знать?— Ну... сон ведь не может длиться так долго.Люк решил не застегивать рубашку на все пуговицы, и сел возле кресла Аша.— Аш, зачем ты здесь? — спросил он.— Мать и отец хотели, чтобы утихли слухи. Я сижу здесь потому, что тебя признали равным мне. И я жду, пока за эти несколько месяцев сплетники обсудят эту тему вдоль и поперек, чтобы потом мне это не доставляло проблем.— Я — твоя проблема?— Отчасти.— Тебе было бы легче, если бы меня не существовало?— Ну, если бы тебя не существовало, то мне было бы не с чем сравнивать. Уверен, в этом случае нашелся бы кто-нибудь еще, настолько же отравляющий мне жизнь, — криво улыбнулся Аш.— Отравляющий, — фыркнул Люк. — Именно, — Аш встал с кресла и сел возле реплики, прислонившись спиной к креслу. — Когда ты рядом, я не хочу думать ни о чем, кроме твоего присутствия. Это пугает, знаешь ли. Есть же что-то в мире кроме нас двоих, так ведь? Но это кажется таким далеким.— Вот как, — протянул Люк, пододвигаясь ближе и опуская голову ему на плечо. — И что с этим делать?— Не знаю. — Ты можешь сделать так, чтобы я все забыл? — Люк прижал ладонь Аша к своему лицу и закрыл глаза. — У все этого... нет будущего. — Ты в самом деле хочешь забыть? Ты заставил меня вспомнить все для того, чтобы показать, насколько бессмысленно это все может закончиться? — Тогда... тогда ты хотел забыть с моей помощью то, что не давало тебе покоя. Ты не мог больше выносить все это. Теперь же... теперь всего слишком много для меня одного. Я не могу так больше. Это слишком. Это ни к чему не приведет.— И что ты предлагаешь? Завтра начнем друг друга игнорировать? — Это мучительно.— Еще бы!— Аш...— Что?— Я боюсь, что ты возненавидишь меня.— Вполне закономерные опасения, знаешь ли.— И ты никогда меня не простишь?— Это зависит от того, как именно ты будешь просить прощения. — А если я начну прямо сейчас?— Я подумаю об этом.Аш остался в его комнате на ночь, и проспал то время, в которое обычно уходил. Не было выхода и вместе с тем все ухудшалось. Люк не хотел будить его, но понимал, что Ашу нужно уйти. Кто-то из них должен был прекратить все это.Люк гладил Аша по голове, и тот, не просыпаясь, подвигался ближе, хотя ему следовало давно уже открыть глаза и убраться отсюда. Даже потом, когда Аш проснулся, Люк не прекратил прикасаться к нему, и, устав от противоречий в себе, почти лег на Аша, раздвинул коленом его ноги и трахнул его, еще сонного, не особенно с ним церемонясь, и Аш не был против такого обращения; и потом он ушел, и Люк подумал, что его совсем перестало волновать, увидел ли кто-то, из чьей спальни и в каком виде вышел Аш, и догадался ли кто-то, что происходило между ними. Он лежал в кровати и совершенно не знал, что ему делать со всем этим. Иногда он желал, чтобы Наталия была настойчивее и скорее бы организовала свою свадьбу с Ашем. Люку казалось, что это спасет их обоих. Он ведь раньше жил, не зная о том, каким Аш может быть в постели, и будет жить дальше, надеясь оставить все это в прошлом. Если ни Аш, ни Люк не могли прекратить все это, то должен быть другой способ извне, и хоть ожидать развязки Люку не нравилось, выбора у него не было. Он знал, что все эти встречи не будут продолжаться вечно, и Аш наверняка знал это тоже. Когда-то Люк проснется, и Аша здесь не будет; Аш будет счастлив с Наталией, а где будет сам Люк — это неважно; и все будет идти так, как должно, и не важно, нравится ему это кому-то или нет. Иногда Люк представлял, как в спальню кто-то заходит и видит, как Аш прогибается в спине, когда Люк берет его сзади, как Аш хватает его за шею, сидя на его коленях, и как Аш закрывает глаза, беря в рот член Люка в позе обоюдного удовольствия. Ну или как минимум кто-то застает их, когда они целуются — неважно, одетыми или нет. Им обоим нужен повод, чтобы наконец прекратить сходить с ума.Есть отношения, которые нужно закончить хотя бы потому, что дальше продолжаться все это не может.Утром слуга приносит Люку письмо из Ордена Лореляй. Тиа интересуется, есть ли у него время для того, чтобы приехать в Даат, ей нужно поговорить с ним, и она не уверена, что ее приезд будет уместным, так что, если ты вдруг будешь гостить у Гая, не мог бы ты?.. Люк с удивлением читает ее письмо. Ему казалось, что все закончилось там, на том приеме, и что выяснять больше нечего. Он вспоминает, что обещал Гаю приехать, и он думает, что, быть может, именно эта поездка станет поворотным моментом в его отношениях с Ашем.Уехать из особняка в самом деле было удачной идеей. В особняке казалось, что жизнь остановилась, и что иначе и быть не может. Но за его пределами все было совсем по-другому. Мир был таким большим, и Люку хотелось познать его, хотелось этого впервые после своего возвращения.Он не очень понимал, о чем ему говорить с Тиа, и немного нервничал. Последний их разговор не оставлял иллюзий относительно их дружбы. За все это время все так изменилось.Они встречаются в парке. Люк натянуто улыбается, стараясь не слишком много думать о том, чем закончилась их последняя встреча. Тиа нерешительно улыбается ему, словно тоже смутно представляя, как себя вести и что говорить.— Давай пока просто погуляем, ладно? — говорит она.— Хорошо, — соглашается Люк.Она продевает руку ему под локоть, и они медленно идут по парку. Она надеялась, что еще секунда — и Люк улыбнется своей обычной улыбкой, скажет что-нибудь, и все станет как прежде, и пропадет ощущение того, будто бы они невообразимо далеко друг от друга.Люк ловит себя на мысли, что когда-то хотел поцеловать ее, что она в самом деле нравилась ему, но сейчас все эти чувства словно накрыло мутным стеклом неопределенности. Тиа нервно поправляет волосы, и Люк решает начать первым.— О чем ты хотела поговорить?Тиа бросает на него быстрый взгляд, и тут же принимается снова рассматривать дорогу под своими ногами.— Мне... мне бы хотелось извиниться.— За что?— Ты прекрасно понимаешь, за что. Давай не будем ходить вокруг да около, ладно? Так, наверное, будет лучше.— Да, — кивает Люк.— Так вот... извини.— Я вел себя необдуманно. Это мне следует извиняться. Не очень-то у нас вышло поговорить на том приеме, верно?Тиа улыбнулась.— Верно. Ты был такой радостный, словно... словно ничего не было — ни твоего исчезновения, ни твоего возвращения, будто бы не было этих двух лет твоего отсутствия, и я все никак не могла принять это. Тогда мне предложили должность в Ордене, и мы не могли даже поговорить нормально. Ни тогда, после твоего возвращения, ни на том приеме. Всегда находилось какие-то препятствие. — Но ведь я вернулся.— Но для тебя два года пролетели как... как сколько, Люк? Как секунда? Ты закрыл глаза на Олдранте, а когда открыл их, то оказался в долине Татару, так ведь? Но для меня эти два года были бесконечными. — Но ведь все закончилось, Тиа, — мягко сказал Люк, останавливаясь. Рука Тиа соскользнула с его локтя.— Да, — глухо сказала она. — Закончилось. Я понимаю, что все изменилось, и я не живу прошлым. Но изменилось ли твое отношение... к нашей дружбе?— Я не знаю, Тиа.— Когда ты уезжаешь?— Через неделю, наверное.— Тогда... тогда давай встретимся завтра, ладно?Люку на мгновение кажется, что в ее голоcе слышится что-то большее, чем просьба.— Ладно.Тиа уходит, а он садится на скамейку в парке и сидит, задумавшись, до самой темноты.На следующий день он приходит к резиденции Ордена, и Тиа уже ждет его. — Мне так неудобно, — говорит она. — Мне нужно срочно отправить несколько писем. Может, поднимешься в мой кабинет? Это быстро.Она сомневается, что он согласится. Он вполне может сказать, что ему предпочтительнее погулять здесь, дожидаясь ее, и она не сможет настаивать, ведь это будет выглядеть так... так странно. Но Люк соглашается, ему интересно посмотреть, в какой обстановке работает Тиа, и она считает, что это хорошее начало.— Тебе нравится быть здесь? — спрашивает он, когда Тиа садится за стол и подвигает к себе лист бумаги.— Да, — кивает Тиа. — Вот только работу с бумагами я не очень люблю, но ее не так уж много.— Я тебе не мешаю?— Ох, нет конечно. Она быстро чиркает ручкой по бумаге, и Люк подвигает к себе стул и, оседлав его, наблюдает за ней. Он был так рад, когда встретил своих друзей там, в долине Татару, так куда же делась эта радость? Он был рад, что Тиа ждала его, но, похоже, ожидали они каждый свое. Наверное, Аш был прав. Чем больше они утопают в странных чувствах друг к другу, тем меньше их интересует все вокруг происходящее, и это неправильно. — Все, — вздыхает Тиа, запечатывая конверт.Она ловит на себе взгляд Люка, и смущается.— Ой, — говорит она первое, что приходит ей в голову; ее начинает пугать перспектива пауз и молчаний. — А ты что, решил снова волосы отращивать?Люк проводит рукой по волосам, улыбаясь.— Я и не заметил, как они отросли. Еще не уверен, мне без них было удобнее. — Вот как, — произносит она. — Я сейчас отнесу письмо и вернусь.Она опасается того, что он может уйти, но не решается произнести это вслух.— Хорошо, — кивает Люк.Он встает и подходит к окну, засунув руки в карманы. Все здесь находилось в движении, и статика своего пребывания в фамильном особняке казалась ему непозволительной. Почему только сейчас он понял, что все никогда не будет как раньше? Почему только сейчас ему не хочется снова влачить существование среди этих стен, и не без того опостылевших еще с пор домашнего ареста? Но ведь дело было не только в особняке.Он не услышал шагов Тиа, и вздрогнул, когда она коснулась его плеча.— Теперь уже точно все, — говорит она. — Ты... о чем ты сейчас думал? У тебя было такое грустное лицо.— Я думал, что надо было приехать раньше, — тихо сказал Люк. — Я тонул там в своих мыслях и воспоминаниях, и мне казалось, что жизнь застыла. Но здесь все иначе. — Ты иногда казался таким далеким, — Тиа склонила голову к плечу, и волосы скрыли ее лицо. — Люк, зачем на самом деле ты приехал?— Мне тогда было плохо, — Люк понимал, что она говорит о том, что он часто покидал своих друзей ради встреч в комнате. — Ты пригласила меня, и вот я здесь. Если мое присутствие утомляет тебя… я уйду.— Ты такой эгоист. Приходишь, когда тебе плохо, и не приходишь, когда тебе хорошо. Нет, не уходи, — она сделала шаг к Люку, и замерла в нерешительности. — Я не хотела сказать ничего плохого. — Ты часто обвиняешь меня, но зачем? Я знаю свои недостатки, я стремлюсь исправиться, но вместе с тем я не могу быть никем другим, кроме себя самого. Я хотел найти взаимопонимание, но нашел лишь упреки. Я все же пойду, Тиа.Он взялся за дверную ручку. Замок щелкнул, прошелестело платье Тиа, и Люк замер. Она обняла его со спины, прижавшись щекой к его куртке— Я не хочу, чтобы ты уходил, — едва слышно прошептала Тиа. — Я всегда что-то не то говорю, и тебе становится хуже… Я все порчу, но я тоже не могу быть никем, кроме себя.— Наверное, было бы хуже, если бы ты вообще это не говорила, — Люк повернулся, чтобы обнять ее.Любил ли он ее?.. Нет, говорить о любви нет смысла. Но ведь она нравится ему, иначе зачем же он приехал?.. Может быть, это изменит что-то? Тиа не хочет, чтобы они расстались вот так, неопределенно и тоскливо, она шарит ладонями по его груди, а потом, осмелев, обнимает Люка за шею, прижимаясь губами к его рту; пути назад больше нет.— Тиа, — говорит он, но Тиа опасается того, что он может сказать.— Ничего не говори, — с тоской говорит она, но Люк мягко отстраняет ее от себя.— Но я хочу это сказать, — произнес он, погладив ее по щеке. — С дружбой у нас не очень складывается, верно?— Да, что-то не очень, — признала Тиа.— Для чего-то другого нужно время, согласна? Так что давай для начала сходим в кафе. — Ты так быстро меняешься, Люк.— Теперь у тебя будет больше времени для того, чтобы наблюдать за мной, — улыбнулся Люк.Он задерживается в Малькуте дольше, чем рассчитывал изначально, но ему нужно вернуться к Ашу. Ему кажется, что он знает, как справиться с зависимостью. Он больше не сомневается в том, что все это — реальность, а не сон.Впервые за все время после своего возвращения он переступает порог особняка без внутренней дрожи. Он без стука заходит в комнату Аша, и тот, видя его серьезный вид, с демонстративным вздохом садится в кресло у окна, и роняет:— Я слушаю.— Я переезжаю в Малькут, — говорит Люк, глядя куда-то поверх его головы. — Не могу больше здесь быть.— Ты сбегаешь? — Ашу удается спрятать удивление за презрительным тоном, но реплика не меняется в лице, не выглядит виноватым и не срывается.— Называй это, как хочешь, — его голос спокоен; он уже принял решение. — Ты ведь и сам знаешь, что все должно было закончиться, и это — не худший вариант. — Надеюсь о тебе впредь не вспоминать, — холодно отвечает Аш.Разговор катится в никуда, но это было неизбежно. Аш не хочет показаться задетым, и вообще — это происходит на самом деле? Реплика говорит ему, что это разрыв? Сначала он заставил его вспомнить, а теперь хочет забыть?Люк делает неопределенный жест рукой. — Ты же знаешь, что это пустые слова, — он подходит ближе и садится на подлокотник кресла, в котором сидит Аш. — Все это — только бессмысленная попытка, и ничего больше.— Если бессмысленная, тогда зачем пытаться?— Смысл жизни в переменах. Не попробуешь — не узнаешь, — он слабо улыбается, хотя ему вовсе не весело. — Ты будешь вспоминать обо мне так же, как я буду вспоминать о тебе. Но здесь нет от меня пользы. — Думаешь, что-то изменится, если ты будешь находиться в Малькуте?— Надеюсь на это. А что ты будешь делать?— У меня помолвка. И военная карьера. Ты в самом деле решил попытаться все забыть?— Забыть?.. Нет, я не хочу забывать. Я хочу попытаться жить дальше.— Похвально стремление.— А что насчет тебя? Ты будешь помнить?— Буду.— Позовешь меня на свою свадьбу с Наталией? — проказливо улыбнувшись, спросил Люк.— Тебе одно приглашение прислать, или два? — фыркнул Аш, подперев щеку ладонью и насмешливо глядя на реплику.Тот подумал и произнес:— Пожалуй, два.