Глава 7. Вставайте под наше серое знамя, пока мы еще берем. (1/1)

Они явились к той полузаброшенной деревянной церквушке вдвоем — абсолютно растрёпанные и совершенно несобранные. Такой внешний вид братьев не удивил бы никого, кто их знал. Не удивил он и Кинчева, уже о чём-то разговаривающего со священником. Маленький сухой старичок, с длинной бородой и удивительно добрыми глазами — такие редко можно было встретить. И Вадима этот взгляд всегда напрягал. Он видел его уже не первый раз. Глеб периодически ездил к нему на исповедь, а Вадим периодически его забирал из храма. Он всегда замечал, как он говорил с ним на крыльце — о чем, он не спрашивал, но сухой старичок всегда хлопал Глеба по плечу и вёл себя с ним не как духовник, а как старый добрый друг. Он был каким-то знакомым Кости, он же их познакомил, и оттого Глеб этому мужчине так доверился. Вадиму надеялось, что он не рассказал своему старичку все.Факт, однако, оставался фактом — все то время, пока Глеб ходил в неофитах, они не ездили к психоневрологу. И героина было поменьше, по крайней мере, Самойлов младший не нюхал после каждой исповеди. Да и своё обещание, данное Вадиму, выполнял. Почти всегда, особенно когда был под кайфом — просто сил не хватало, просто казалось, что на него сходит озарение свыше.А вот на трезвую голову после концерта в тесной гримерке, особенно, если Саша выходил — самое то, самое замечательное, самое космическое.Вот и сегодня именно Козлов пошёл будить их. Впрочем, разбудить обоих вышло у него случайно. Потому что перед крещением Вадима они решили в первый и последний раз. Потому что потом вот уж точно будет нельзя. Глебу можно — потому что Глеб молится постоянно по ночам. А Вадик молиться не будет, даже когда примет крещение, так что лучше даже не пытаться.Саша разбудил их, потому что послезавтра они наконец все переезжают из надоевших ?Горок? и приехали за их вещами. Он совершенно не ожидал, что вместе с Вадимом он разбудит и Глеба. И они вдвоём, как сумасшедшие, подорвутся — суматошно его поблагодарят, Вадик попросит проследить за вещами, и они оба пулей вылетят из комнаты. И уедут.Два застуканных подростка, опоздавших в школу на первый урок.— Вадим, если хочешь, я пойду с тобой, — увещевал Глеб у храма. — Если хочешь, давай я твоим крестным буду!Вадим ничего не ответил, лишь глаза закатил. Он вообще сюда приехал не по зову сердца, а потому что Глебу было так нужно — это напоминало всю их жизнь. Ничего он не хотел: ни чтобы Глеб с ним куда-то шёл, ни чтобы возлагал на себя ответственность крестного отцовства, ничего ему не надо было. Может быть, кроме одного, но размышлять об этом около церкви было бы сомнительно.— Нет уж, Глеб, — засмеялся тихо Костя, встретивший их на крыльце, — священник уже убежал в храм готовиться, — негоже быть младшему брату отцом крестным старшему. Да и духовники не поймут.Глеб лишь фыркнул, мол, не очень-то и хотелось, подумаешь.— Ты хоть постился-то, перед тем как? Символ веры выучил? — насел на Вадима Кинчев. Глеб, в своё время подошёл к делу невероятно серьезно, от Вадима ждали, как от старшего, ещё большей ответственности.— Конечно, постился. Мясо не ел, — ответил Вадим серьезно. Глеб захихикал.Интересно, а кровь родного брата не считается?— Я надеюсь, Вадим. Пойдём, — Костя взял его за руку, очень крепко, словно знал, что Вадим собирается сбежать. — Это единственное, что вам поможет.— Как-то не помогло, — усмехнулся Вадим. — Ни Глебу, ни, тем более, мне.— Это потому, что ты только сейчас созрел. Потому что надо было сразу вам вдвоём идти. Ты на крови к нему привязан, с самого его рождения, — ответил Кинчев. — Луна только все это обострила.Они стояли около церковной лавки, священник все ещё не подошёл, продавца за лотком тоже не было. Вадим уставился на серебряные крестики на бархатных подушках — с ювелирной точки зрения это были очень красивые украшения, но никаких чувств они в нем не будили.— Костя, может, ты знаешь что-то о нас, я ведь никогда не спрашивал, — пробормотал Вадим, рассматривая красивый крест с небольшими красными рубинами.— Нет, не знаю. Я как и ты по молодости и по глупости загадал. Узнал только то, что сказал уже. И не лечится это, никак. Остаётся только остатки души отмаливать, чтобы в аду не совсем паршиво было.— В смысле остатки души?— У каждого Луна забирает что-то своё в плату за желание, — таинственно ответил Костя. — Что она у тебя забрала ещё предстоит узнать.Может, поэтому ему так тяжело давались песни? А Глебу так легко?Священник наконец вышел к ним. Старичок недоверчиво смотрел на старшего из Самойловых, словно видел его насквозь.?Он ведь знает?, — подумал про себя Вадим. Конечно, он знал, потому что насквозь прожигал взглядом. Может быть, он даже знал, как Вадим нарушал этой ночью положенный перед крещением пост. А может быть ему просто казалось — не только Глеб в этой семье был восприимчивым.Все остальное шло как в тумане. Он не помнил и не осознавал ничего, только чувствовал безумную тяжесть, только безумно болела голова от запала ладана — теперь он понимал, почему Глеб из храма чуть ли не выполз.Он запомнил мало — как повернулся лицом к западу, к двери. Как рядом стоял Костя и смиренно выполнял все указания. Как старичок громко, чуть ли не прокричав, прочитал: ?отрекаешься ли ты от Сатаны?? и как он в тот момент понял, что не может выдавить из себя того нужного ?отрекаюсь?, потому что совершенно не был уверен в том, имеет ли он хоть какое-то моральное минимальное право так говорить и отрекаться. Он, Вадим Самойлов, проклятый Луной, поющий про то, как он мечами выпустит весь ливер того, от кого должен был отречься. Мог ли он?Он отрёкся, конечно, потому что так надо было, но не знал, а действительно ли он это сделал в своей душе.Смутно помнил, как его окунали в крестильную купель — раз, ещё раз, ещё раз, еще раз. Вода забивалась в ноздри, он не успевал толком вдохнуть, ему казалось, что он сейчас задохнётся — и уже навсегда, что он больше не выплывет, что он утонет здесь, потому что заслужил, потому что меньше надо было предаваться греху, потому что… И как он вообще дошёл до жизни такой?А потом все закончилось — так, будто и не начиналось. Костя, выполняя статус его духовного воспитателя, помог ему закончить все остальное, помог вытащить его и дотащить до машины. Его тоже прибило холодным потом. Глеб рвался помогать, но скорее мешался. Вадим был в состоянии стоять на ногах, но голова у него сильно кружилась, видимо, из-за купаний и запаха ладана.— Парни, слезайте вы с этого дерьма, — плюнул Кинчев напоследок. — Теперь вот уже точно, бросайте.И не было понятно, про героин он или про их баловство.— Если вы хотите знать, можно ли найти чудеса вне этого всего, так я вот что вам скажу, — продолжил он, когда Самойлов-старший уже кое-как ввалился в машину и устало облокотился на руль, — Чудеса Всевышний рассыпал везде, вам нужно быть лишь готовыми к тому, чтобы их увидеть. И лучше это делать на чистую голову и на трезвые мысли. Во всех отношениях. Бывайте.Костя звучно захлопнул дверь автомобиля и направился в сторону своего джипа. Вадим тихонько простонал, не отрывая лба от руля — очевидно сильно у него болела голова, он был не в состоянии отреагировать как-то на происходящее. Глеб затих, не зная, что сказать брату: произошедшим он был доволен и недоволен, все это одновременно. Он затащил брата в нужные ему самому сети, этому стоило бы порадоваться, но брат был этому совершенно не рад, и явно не испытывал нужного вдохновения по поводу случившегося.— Теперь ты наконец доволен, да? — прошипел Вадим, подымая голову, заводя машину. — Надеюсь, ты перестанешь теперь трепать мне нервы на этот счёт.Глебу оставалось лишь промолчать. Машина Вадима начала движение, под колёсами зашуршал гравий.***Глеб ненавидел оставаться у Вадима в квартире: она была маленькая, не очень уютная, здесь громко тикали часы, он никогда не мог в ней спать, потому что диван у брата был скрипучий и неудобный ужасно. А ещё этот проклятый кот — наследство Вадима от Насти, наглое и крикливое животное, вечно белым призраком передвигающееся по небольшой двушке. У брата он ночевал очень редко, только в двух случаях: если после долгих репетиций было лень ехать домой (а Вадик удачно снимал недалеко от их студии), либо же если он ссорился с Таней.В этот раз он не ссорился — его просто выгнали, когда в очередной раз обнаружили небольшой мешочек с очевидным содержимым. Жена устала терпеть его наркотические трипы, его рассказы о том, что он видел, как он видел, чувствовал. Таня пообещала, что уедет через несколько дней в Екатеринбург, но это время она не хочет видеть его — не хочет, чтобы его видел маленький сын. Оставалось ехать к Вадиму, испытывать дискомфорт во всех отношениях.Ему обещали чудеса во всем: в мелочах, в солнышке, в облачке и деревце, но какие тут, к черту, чудеса в мелочах. Всем же давно известно, что в них скрывается только дьявол. Чудеса — это скрипучий диван в гостиной Вадика, громко тикающие в его прихожей часы и противно орущий белый кот, по ночам напоминавший призрака.— У тебя есть что? — спросил Глеб у брата, когда они сидели на кухне и лениво ковыряли остывший ужин, состоящий из сваренных сосисок, купленных в ларьке на углу дома. Глеб знал, что у Вадима всегда есть что, если он рядом, потому что шея и запястье — это вещи легкодоступные, за ними не надо охотиться, искать барыгу, да ещё и такого, чтобы не обманул. Удобно быть им вдвоём. Тут не нужны третьи посторонние лица.— Может быть, — пожал плечами Вадим. — Мне это не особенно нужно, сам знаешь…мои пристрастия.Глеб знал — лучше всех знал, пожалуй. Особенно ярким это знание становилось тогда, когда после очередной пробы пера, он тихо читал молитву, пока Вадим курил на балконе. Глеб надеялся, что Вадим произносит нужные слова хотя бы про себя, но особой веры, конечно, не было. Брат даже не старался врать, прекрасно понимая, что его в момент раскусили. Но Глеб же и делал вид, что все в порядке, потому что так уже легко было обмануть самого себя. В какой-то момент оба перестали клясться, что они закончат, потому что эти унылые проклятия, данные буквально на крови, совершенно никак точно были не реализуемы, по крайней мере, пока один из них не дойдёт до гроба.Глебу нужна была доза, чтобы чувствовать себя с Вадимом наравне, хотя последний убеждал его, что его проклятие не открывает третий глаз и возможность видеть какие-то волшебные миры. Но так хотелось представлять себе это, так хотелось прикоснуться к чему-то волшебному, пусть даже магия этого была условна.Кот начал тереться об его ноги, выпрашивая кусочек сосиски. Вадим не разрешал кормить животное со стола, потому что это приучает его клянчить. Удивительно, как кота Самойлов старший воспитывал, а на то, что младший его молился и нюхал одновременно — закрывал глаза. Понятно, впрочем, почему. Потому что сам не отставал.— Ну, Вадик, ну-у-у, — тянул Глеб, слишком настойчиво. Но ему так хотелось этого, чтобы немного приглушить паршивые ощущения из-за предстоящего развода через суд.— Что ?Вадик, ну??— У тебя же есть, да? Есть же!Самойлов старший выдохнул, звонко бросил вилку на тарелку, нервно вышел из комнаты. Проще было найти барыгу прям сейчас, главное — не слышать очередное нытьё Глеба. Но заветное, такое нужное, было под рукой — как раз потому, что являлось таким заветным и нужным. Вадим вынес из комнаты упаковку таблеток и швырнул блистер на стол. Глеб недоуменно посмотрел на брата — он явно ждал не этого.— Что это?— Антидепрессант. Полтаблетки выпьешь и спать.— Ты прикалываешься?— Я вполне серьезно. Во-первых, у меня ничего нет, да и зачем оно мне, а во-вторых, ты весь на нервах и злой из-за своего развода. Поспи сегодня нормально, а потом будем думать, что тебе делать.— Что делать, что делать. Алименты платить. Ты, Вадик, гаденыш. Я думал, ты меня поддержишь, а ты…— Глеб, явно не сегодня нам с тобой это делать. Иди спать.Вадим, словно сам был чем-то сильно расстроен, прижал кружку с холодной водой к вискам. Голова у него трещала, а Глеб, который так внезапно ворвался в его сегодняшний день, дико бесил. Хотелось поскорее уложить его спать, чтобы он уже не отсвечивал и не раздражал, хотя бы сейчас. Вадим, как и любой интроверт, особенно склонный к депрессивному состоянию интроверт, иногда хотел быть только наедине с собой. Глеб нарушал его право на личное пространство с завидным постоянством. Спрашивал ли он перед тем, как приехать? Да. Решал ли он ещё до звонка, что заявится? Тоже да.— Глеб, я в душ.Вадим резко поднялся со стула и направился в сторону своей ванной. Брат сегодня больше раздражал, чем привлекал. Глеб взял блистер в руки и уныло повертел — не хватало всего нескольких таблеток. С антидепрессантами они познакомились уже давно, но дружба с ними не задалась по одной простой причине — слишком быстро нашлась более интересная альтернатива. Таблеточки глотать по рецепту врача уныло и неинтересно, но за неимением иных вариантов…Интересно, почему у Вадима дома не нашлось никакой дури? В то, что брат решил завязать со всем, в смысле СОВСЕМ, ему совершенно не верилось и верить не хотелось, потому что только в их последнюю встречу Вадим красноречиво доказал, что ещё ничего не остыло.По крайней мере, шрамы на руках и периодически замотанная в шарф шея, говорили об этом весьма открыто.Он резко открыл упаковку таблеток и заглотил сразу три, потому что от половинки, как говорил брат, не будет никакого видимого эффекта, может, только спать будет получше, а наутро проснётся совершенно вялый и убитый. А вот три штучки — самое то, до передоза далеко, но с непривычки могут быть весьма интересные побочки. С нужным и привычным эффектом точно не сравнится, но это лучше, чем лечь спать совсем чистым. Слишком похоже на обычную жизнь типичного россиянина — поругался с женой, она начала возмущаться, заявила,что уезжает к матери, а он сбежал к своему другу ночевать на диване.Вопрос о том, что этот его лучший друг — его брат, с которым вы по ночам занимаетесь далеко не русским исконным занятием, конечно, не стоял даже рядом.Противный кот начал мяукать и требовать еды — гордо уселся на подоконник и нагло смотрел на Глеба, будто зная, что этот Самойлов не откажет. Вадим не видел, а мерзкое животное было до безумия крикливым, потому Глеб скормил ему остатки со своей тарелки. Белая шёрстка под светом Луны немного подсвечивалась, кот жадно ел, понимая, что если старший хозяин увидит — влетит. У Глеба начала кружиться голова — первое последствие после приема таблеток дало о себе знать. Атмосфера была гнетущая, но не страшная, вдалеке шумела вода, он на автомате начал поглаживать кота, засмотревшись в окно.Луна сегодня была кроваво-яркой, такой он давно ее не видел. Если красная Луна — то кто-то совершил убийство, читал он где-то, но убийства происходят каждый день, каждый час, каждую секунду — пока он думает, быть может, за окном кого-то убивают. Он на автомате начал поглаживать кота по белоснежной шерстке, совсем забыв, что животное не любило никакие прикосновения и давалось только Вадиму, к нему оно ластилось и просилось на руки. Глеба ожидаемо укусили.Самойлов-младший одернул руку — кот яростно на него зашипел. Моментально все поплыло перед глазами, по телу растеклась слабость, ноги подкосились. Наконец таблетки начали действовать. Как не вовремя.?Проклятое животное?, — подумал он и открыл дверь балкона, вытолкав туда раздражающего кота. То, что на улице был мороз, ночь и вообще страшно, ему было безразлично. И даже то, что Вадим выйдет из ванной, обнаружит, что кот на балконе заперт, и, естественно, начнёт на него орать — совершенно неважно.К горлу подступил комок непрошенных слез, резко охватила паника — он слышал от психотерапевта, что, если хапнуть таблеток с непривычки больше, чем нужно, эффект может быть не самым лучшим. Вот и оно. Глебу было страшно, и он сам не знал, чего он боится. На балконе истошно вопил кот, безумно громко, а его трясло, от страха хотелось метаться из угла в угол, надо было срочно куда-то себя деть, куда-то посадить, чтобы нормализовалось состояние.А может поступить и того проще — пойти к этому белому засранцу на балкон, взять его в руки и… Или здесь, прямо на кухне, взять нож и… Он не может, не может, потому что он не в состоянии распоряжаться собственной жизнью.Вадим увидел его на полу, когда он тупым кухонным ножом, захлебнувшись в слезах, бездумно водил по коже — слава богу, этот идиот не успел сделать ни одного пореза. Он бросился к нему какбыл: мокрый насквозь, в одном полотенце, чуть не поскользнулся на кафельном полу, вырвал из рук это дурацкий нож и положил на стол.— Ты чего творишь, идиота кусок? — зашипел Вадим, пытаясь поднять это недоразумение с пола.— Вадим, а ты когда-нибудь осознавал, что один лишний глоток из шеи, и я — труп? — шептал Глеб, все ещё тяжело вздыхая и всхлипывая. — Ты понимаешь, что в твоих руках сила меня убить?— Не неси ерунды, Бога ради, вставай уже с пола.— Не-е-т, Вадик, ты не понимаешь. Вот ты можешь моей жизнью распоряжаться, можешь из меня все соки выпить, а я ничего не могу. Даже с балкона твоего выбросить не мог.Глеб опять судорожно зарыдал. От Вадима не скрылось, что в том блистере, который он дал Глебу, не хватало трёх таблеток. Он в этот раз слишком засиделся в душе, хотел побыть в одиночестве, но не думал, что этот кусок идиота будет глотать таблетки без разбора.— Ненавижу тебя, Вадик, ненавижу. Все из-за тебя, во всем ты виноват и Луна твоя поганая. Все ты, - шипел Глеб, при этом не давая брату отстранится.— Я могу уйти, — ответил Вадим, не выпуская брата из объятий.— А давай ты просто скажешь мне, как ты с собой это сделал, а, — прошептал Глеб. — Просто скажи, и мы будем одинаковые.— Хуйни не неси, а.— Вадик, поверь мне, я справлюсь. Да, я постигну самую суть. Ты же понимаешь, как мне это надо, понимаешь ведь?Глеба все ещё немного потряхивало, язык у него заплетался, а Вадим мог делать только одно, только держать его за руку. Идиот. Наглотался так, что и не сдохнуть, и не успокоиться — только словить паническую атаку или суицидальные мысли. А у Глеба ещё, как обычно, все было через задницу.— Зачем?— Я хочу понять, как это. Я хочу знать, что в любой момент могу…— Просто заткнись, дебил.— Представляешь, ты однажды меня убьешь, представляешь, что за мир тебе откроется, а, Вадик? Убьешь меня, переступишь труп и пойдёшь бодро шагать в новую жизнь, где меня нет?Вадим не знал, что ему делать с огромной истерящей тушей, которая не хотела ничего слышать и слушать, просто несла какой-то бессвязный бред, просила то убить, то превратить, то успокоить. Он еле-еле дотащил его до спальни, кинул на кровать, надеясь, что хоть так Глеб уснёт, но он в разных формах повторял свою просьбу, просил, умолял его, словно думал, что это проклятие откроет ему какие-то тайны мироздания, позволить заглянуть за, будто даст возможность общаться с миром посторонним.А Вадим вот знал, что единственное, что дало ему это проклятие — торжественный сквозняк в голове и кровную связь со своим братом, которая означала вовсе не родство. Слава ему тогда рассказал, что Луна позволила ему начать вместе с Ильей творить, создала им единый тандем, открыла путь на большую сцену — но он прекрасно видел, чем это в итоге закончилось. Позволит ли он Глебу чувствовать это, знать, понимать, что все конечно?А вдруг он перестанет писать?— Вадик, как так вышло, что мы теперь здесь, — пробормотал Глеб, который наконец начал успокаиваться и потихоньку засыпать. — Или мы обречены на этого с рождения? Может, нам это на небесах написано…Он уже устал его успокаивать, устал отвечать, поэтому просто повалился рядом — все ещё в полотенце, уткнулся брату в плечо лбом, потому что ему просто нечего было ему сказать, не было аргументов, он не слышал, не понимал, что постоянная жажда крови — это вообще не романтично, некрасиво, не очень-то и приятно.— А где кот? — резко спросил Глеб.— Какой кот… — промямлил уже засыпающий Вадим.— Твой кот! Я его запер на балконе, он так истошно орал, а потом в какой-то момент замолчал, и я уже не слышал, где он там.Вадим опять резко сорвался с кровати, побежал на кухню — открывать и спасать животное, он даже не успел крикнуть Глебу, что тот дурак — зимой запирать кота на морозе. Это белый непослушный зверь был слишком привычен, важен и без него ему сложно было представить свои одинокие вечера. Это животное точно что-то знало, что-то понимало, могло смотреть куда-то дальше, оно знало, кто такой Вадим — по крайней мере, Самойлов старший хотел думать так.Кота на балконе не было.Ярко светила кроваво-красная Луна. Шумел ветер. Мороз тотчас обдал кожу. Он посмотрел вниз, но можно ли бы разглядеть что-то на асфальте с высоты пятого этажа? Кот, видимо, спасаясь от мороза и запертого пространства, сиганул вниз — перегородки на балконе были слишком широкие. А может и специально шагнул туда, потому что даже кот заебался жить в одном доме с Вадимом.Он закрыл балкон и вернулся к Глебу, успев немного промерзнуть. Брат ещё не спал, словно ждал возвращения Вадика.— Так как он? — пробормотал он как-то совсем неразборчиво.— Нет больше кота, — фыркнул Вадим, и нырнул под одеяло.— Это я его убил, я… — зашептал Глеб, утыкаясь лицом в подушку.— Да наплевать на этого кота, спи давай.Глеб больше ничего не говорил, Вадим услышал лишь пару всхлипов, которые быстро сменились тихим сопением — младший брат наконец уснул, а может, его наконец отпустили таблетки, может наоборот подействовали как надо. Он не мог уснуть и смотрел в потолок, борясь с чувством нарастающей паники.С каждым днём становилось все хуже. Это превращалось в совершенно поехавшую игру.Но заканчивать — нет, никогда. Ничего его не вынудит попытаться найти этому альтернативу: ни нотации Кинчева, ни предупреждения Славы, ни тихий укор Саши, ни истерики Глеба.Он резко повернулся к окну. Через тонкий материал штор, сквозь которые влёгкую пробивался свет Луны, он разглядел силуэт кота.