Глава 8 (1/2)

Как же все-таки непредсказуем каждый завтрашний день!

Можно долго жить с мыслью, что из года в год ничего не меняется, месяц сменяет месяц, время идет, и ничего не происходит, а жизнь протекает в сплошной борьбе за что-то глупое, совершенно нелепое, на что не стоит растрачивать себя. Погрязши с головой в повседневной рутине, совсем не видишь мира вокруг – а ведь он так жесток и прекрасен. Тогда в голову приходит мысль: ?Что же я делаю?? Копание в себе обычно не приносит ничего кроме зеленой тоски и, пережив с трудом упадок сил, приходится вновь возвращаться в начало адского круга, называемого ?серые будни?.

Однако есть в каждой судьбе определенная точка, когда всё вдруг меняется. В лучшую или худшую сторону, только наполовину или переворачивается с ног на голову – у каждого по-разному. Есть теория, что человек волен выбирать из множества дорог, и, быть может, это действительно так. Но знать наперед, что будет дальше – это кошмарно скучно. Потому и оказываются некоторые из этих путей неверными, либо с миллиардом ловушек и тупиков. Пока в полном отчаянии не станешь лезть на стену, чтобы продвинуться дальше, на самом деле ничего не изменится. И что поможет найти выход – проведение свыше, помощь других или собственная упорность, неизвестно до самого последнего момента.Никто не знает, что его ждет за углом.Так и Кисэ не знал, к чему приведет его очередной поворот. Не знал, что когда он остановился на распутье, извилистая дорога Аомине вильнет, сделав петлю, и они пересекутся.Чье-то дыхание коснулось незащищенной шеи и защекотало кожу, заставив проснуться. Едва разлепив глаза, Рета скривился от ощущения затекших мышц и сменил положение, повернувшись на бок, оказавшись лицом к лицу с виновником своего пробуждения. Еще не вырвавшись из объятий сна, Кисэ привычным движением потянулся к будильнику, проверяя время. Чтобы достать предмет, ему пришлось привстать и достать его через парня, крепко спавшего рядышком. Убедившись, что он еще не проспал всё на свете, Рета опустил глаза на Аомине, причмокивающего губами во сне и бормочущего что-то бессвязное. Ошалев от осознания, что весь сумасшедший вчерашний день с его сталкерами, выяснением отношений и долгожданным признанием действительно был, а не приснился ему, только больше раздражая и без того измученную нервную систему, Кисэ выронил будильник из рук, который с возмущенным звяканьемстукнулся об пол и укатился под стол. Одно за другим перебрав все события в памяти, Ретапротер глаза так, что они покраснели, и еще раз поморгал на безмятежное нечто, растянувшееся на доселе пустующем месте в его кровати.

Дайки не проснулся от грохнувшегося будильника, только на мгновение напряг брови, издал хрюкающий звук и засопел снова. Под скрутившуюся на бок майку была запущена его правая рука, похоже, почесавшись во сне, он забыл её вынуть, и она так и осталась там, греясь от теплого живота под тонкой тканью. Спал он с открытым ртом, и из уголка по подбородку тянулась струйка слюны, что делало его смешным и по-детски беспечным. Увидев Аомине таким, Кисэ понял, что больше не уснет.

Половина ночи ушла у них на разговоры. Они говорили обо всем и одновременно ни о чем: о своих предыдущих местах работы, о людях, которые появлялись и исчезали из их повседневной жизни, нехотя, но затрагивали личные темы, которые не обсуждали ни разу, даже когда учились вместе в одной школе. Один рассказывал другому о забавных вещах, глупых мыслях, что приходили в голову, словом о разной ерунде. Пытаясь наверстать время, упущенное в попытках в одиночку выбраться из той ямы, в которой оба застряли, они перескакивали с темы на тему, пока не начали клевать носом и зевать. Было обидно, что в такой момент их клонит в сон, но человек есть человек, и ему хотя бы иногда нужно спать.

О ночевке не было разговора: Кисэ просто расстелил постель и вручил Аомине полотенце, в случае если он захочет принять ванну перед сном. По какой-то внутренней причине от водных процедур Дайки отказался, и, оказавшись под одеялом, он с довольной физиономией разлегся по кровати звездочкой. Рета в ответ на это только ехидно хохотнул, сузив глаза, и содрал с наглого гостя одеяло, укладываясь на свое законное место и толкая возмущающегося Аомине локтями. Поскольку запасного матраса или футона в доме Рета не держал, угомонились они только после полуторачасовой борьбы за пространство. Закончилось всё тем, что выбившись из сил, они заснули в обнимку друг с другом.

Засыпать рядом с Аомине было невероятно легко, Кисэ понял еще тогда, когда только-только начинал с ним сходиться. Надоевшая бессонница пугаласьэтого высокого сильного парня и пряталась под кровать, дрожа от страха. Тишина бесследно растворялась в атмосфере, а одиночество убегало в окно. Не нужно было больше изнемогать от усталости, глотая таблетки и замазывать жуткие круги под глазами – самое лучшее лекарство от депрессии теперь было с ним.Полюбовавшись на спящего Дайки еще немного, Рета осторожно выбрался из-под одеяла, стараясь не разбудить, и юркнул на кухню. Закипал на плите старомодный чайник со свистком, в микроволновке грелись бутерброды, а Кисэ думал о том, что в нем изменилось за последние сутки.

Ему совершенно точно было намного лучше. Ушла с души кошмарная тяжесть, собственные чувства не тяготили его, став, наконец, взаимными. Счастье было таким хрупким, что было страшно касаться его руками. Будто редкая тропическая бабочка, которую можно содержать лишь в тепличных условиях. Поклявшись себе беречь это сокровище пуще своей жизни, Кисэ отправился в комнату будить Дайки. С незамысловатым завтраком и двумя чашками чаяна подносе, он тихонько вошел в спальню и поставил все на столик у кровати. Присев на край, парень мягко коснулся колючих темно-синих волос.

До этого ровное дыхание сбилось, и Аомине рефлекторно втянул носом воздух, наполняя легкие до предела. Веки его дрогнули, приоткрылись, и Рета увидел его темный взгляд прищуренных глаз. Он успел поймать этот момент: вырванный из объятий сна, Дайки еще не мог понять, что происходит. На осознание всего у него ушла доля секунды, и это выразилось в том, что глаза его вначале расширились, а затем снова стали нормальными, устремляясь взглядом в бездну темноты.Усаживаясь на постели в перевернутой майке, он зевнул и протер глаза, прислушиваясь к запаху, исходящему от еды.- Ох, как я проголодался, – еще неокрепшим от сна голосом сказал Аомине. Он сидел лицом к Кисэ, и очевидно, знал об этом, потому что как только Рета потянулся за чаем, собираясь предложить его другу, по обе стороны от его ушей легли две теплые ладони. От этого прикосновения он чуть не выронил чашку из рук, но не растерялся, и просто улыбнулся Аомине, в уверенности, что тот обязательно почувствует его эмоции.

- С добрым утром, - тихо произнес он, и в его памяти от чего-то всплыло воспоминание о том, как они смеялись вместе, еще будучи в Тейко.

Тогда они были глупыми, беззаботными тринадцатилетними мальчишками, которые еще не знали, что их ждет. Они просто веселились, проводя время вместе, и не думали о том, что настанет день, когда один станет перегонять другого, и в будущем им придется стать соперниками. Никто из них ведать не ведал, что их пути разойдутся, и что в будущем придется несладко. На память о том времени Кисэ осталась маленькая фотография с их смеющимися лицами – единственное, что он не смог выбросить из дома. Как бы ни выворачивало душу при виде счастливых мальчишеских улыбок, на уничтожение этой частички прошлого рука так и не поднялась.- Давно встал? – отправляя в рот один из маленьких бутербродов, спросил Дайки.- Минут десять назад, - ответил Рета, отпивая чая из круглой чашки.- Ты болтаешь во сне, знаешь? – как бы между делом заметил Аомине.

Кисэ покраснел. Неизвестно, какие тайны подсознания мог выдать его болтливый язык. Надеясь, что всё, что услышал за эту ночь Дайки, было сплошным сонным бредом, он подумал о том, какие еще особенности поведения выведал наблюдательный Аомине.

- А еще немного дрожишь.

- Ужас… - прикрывая верхнюю часть лица рукой, простонал Кисэ.

Дайки ухмыльнулся в чашку. Среди ночи он проснулся от того, что чье-то теплое тело жалось спиной к его спине, словно пытаясь согреться. Сквозь спящее сознание пробивался мягкий просящий голос, который повторял его фамилию, и чтобы не прерывать сна, Аомине не думая повернулся к блондину лицом, и, перекинув руку через его плечо, сварливо подтянул одеяло, накрывая им их обоих.

?Замерз, что ли?, - смутно подумал он и уснул.Через несколько дней Кисэ вернулся на киностудию. По возвращению он столкнулся с одной странной вещью: практически все работники творческой кухни были рады его видеть, спрашивая, отдохнул ли он за время своего отсутствия, и все ли хорошо. С ним здоровались в коридоре, желали удачи. Многие хлопали по плечу или дружески обнимали, бросая мимолетные шутки и добрые подколки. Люди жаловались, что начальник не выдал адрес Реты или хотя бы номер сотового, хотя его почти пытали. Но он остался непреклонен, ссылаясь на то, что хочет, чтобы в частную жизнь подчиненных никто не лез. И действительно, раздавай Наката эту информацию направо и налево, Кисэ точно не дали бы самостоятельно справиться со своими проблемами. Его электронная почта и без того засыпалась письмами, несколько строк в знак заинтересованности – и большего Рете не надо. Ему почти круглосуточно приходилось находиться среди людей, так что дома он хотел просто отдохнуть.

На работе Кисэ вновь почувствовал себя частью единого целого. Эмоции окружающих были совершенно искренними, и это согревало его так же, как мысль о прекращении неудач в личной жизни. Любые начинания в амурных делах терпели крах, а всё из-за того, что сам того не осознавая, Рета любил одного-единственного человека еще с ранней своей юности.

Его глаза сверкали. Он играл так вдохновенно, что опытные актеры ностальгически улыбались, вспоминая, что когда-то были точно такими же молодыми и целеустремленными. Драматические сцены давались уже труднее, Кисэ хотелось петь, кричать от того, как хорошо ему на душе, но приходилось подавлять в себе это чувство, настраиваясь на серьезныеслова в диалогах. Это не умаляло энтузиазма Реты, наоборот, придавало стимула, чтобы самосовершенствоваться. Ему нравилось играть, это было безумно интересно, и привлекала его работа не только своей новизной и тем, что профессию актера было трудно постигать, не имея специального образования, а теми впечатлениями, что получал Кисэ от работы с Накатой, Мацушимой и остальными.

После дубля, который показался режиссеру особенно удачным, был объявлен перерыв. Дав распоряжения оператору, Наката схватил Рету, проходившего с папкой сценария подмышкой. Точно так же, как и до начала несколько затянувшегося отгула молодого актера, он всмотрелся в глаза мягкого карего цвета, и что-то прочитал в них. Подумав, что лучше не вертеться, Кисэ вопросительно поднял брови и сделал движение головой, намекая, что он хочет знать, что мужчине понадобилось на этот раз. Вместо ответа режиссер так же, как и в первый раз, сжал рукой челюсть Реты, сжимая его щеки до того, что губы парня сложились пополам, и поближе рассмотрел его лицо. Прищуренные глаза за линзами очков моргнули, и под нижними веками появились морщинки. Они всегда появлялись, когда Наката широко улыбался. Отпустив Кисэ на волю, он одобрительно кивнул ему, отойдя на шаг, соблюдая субординацию.- Теперь всё в порядке, - сказал он, почесывая свою бороду.- Как вы это определили? – поинтересовался Рета.- У тебя внутри появился какой-то источник света, причем яркий и сильный, - ответил мужчина.- А раньше света не было?

- Был. Но теперь он какой-то другой. Более теплый, что ли.Поражаясь чуткости режиссера, Кисэ приложил руки к своим горящим щекам. Простояв так около минуты, он вышел из оцепенения только когда дублеры, обсуждающие свои недавние похождения в ночном баре, не захлопали в ладоши, заливаясь громким смехом. Похлопав себя по лицу, Рета встряхнул головой, отчего его светлые волосы разметались в разные стороны, и решительно вышел из павильона. Безусловно, он был открытым парнем, но школьные годы уже давно прошли, так что теперь ему полагалось вести себя более сдержано.

?Наката-сан, конечно, тот еще тип, но лидер он от Бога, – крутилось у него в голове по дороге в гримерку, –управляет нами как дирижер оркестром, причем чувствует настроение каждого. Невероятный человек?.Один из дней Кисэ посвятил устранению последствий хулиганства Шого. Дверь заменили на новую еще на прошлой неделе, но на покраску стен в общем коридоре никак не хватало времени. Соседи жаловались ему каждый день, даже грозились обратиться в суд, но смягчали свой пыл сразу же, как только видели виноватое выражение на симпатичном лице модели. После ответа ?Пожалуйста, простите меня за причиненные неудобства! Я займусь этим безобразием, как только появится возможность? соседи чувствовали себя неловко за то, что были вынуждены побеспокоить такого милого и учтивого молодого человека, и возвращались каждый в свою квартиру.И вот, встав с утра пораньше, Рета купил в магазине строительных материалов несколько банок краски, переоделся в рваные джинсы, старую футболку и завязал на лице широкий платок, чтобы не дышать вредными испарениями. Малевать стены в тишине было скучно, и Кисэ начал насвистывать песню, которую крутили в городе на каждом шагу. Вскоре это ему надоело, и он стал вспоминать мелодии и слова, услышанные когда-то. Работа продвигалась не особенно быстро, так что за это время он успел перебрать уйму песен, которые часто пел с друзьями в караоке, пользуясь тем, что в полуденный час жители этажа были на работе и его музыкальные эксперименты никому не мешали.

Всё больше каракулей скрывалось под свежим слоем нейтральной серой краски, и в углу хрипел маленький старый радиоприёмник, найденный Ретой в коробках, где хранился разный хлам. Позаимствовав на время батарейки из телевизионного пульта, он настроил радио на первую попавшуюся волну, где часто ставили музыку, не входящую в списки топ-чартов. Кисэ не слушал музыку, но так называемый ?не формат? был ему более по душе, чем песни современных поп-идолов.Во время такого монотонного занятия, как покраска стен, в голову сами собой заползали разные мысли.

Да, они с Аомине признались друг другу во всём. Как далеко продвинулись их отношения? Они не спешили стать чем-то вроде пары, или попробовать начать встречаться. Ходить на свидания по выходным, писать друг другу бессмысленные сообщения и все то, что обычно происходит у влюбленных, у них не происходило. Дайки не мог писать и читать текст в электронном виде, Кисэ звонил ему по вечерам и они часто говорили до тех пор, пока кто-то из них не засыпал. С прошлого раза они еще ни разу не поцеловались, даже часто пересекаясь на работе, дальше дружеских прикосновений дело не заходило. Там приходилось соблюдать осторожность, дабы никто не заметил, что атмосфера, царящая вокруг них какая-то уж особенная.Только однажды, когда они столкнулись в пустом коридоре, Аомине почувствовал присутствие Реты и остановился, поравнявшисьс ним. Кисэ хотел открыл рот, чтобы спросить, а помнит ли он вообще, что между ними произошло? И Дайки приподнял его голову за подбородок, приближаясь к нему ближе. Блондин замер, приоткрыл губы, и потянулся кДайки, но тот внезапно отстранился и повернулся лицом в сторону, как будто что-то услышав там. Через полминуты в конце коридора показались две девушки, работающие в местном офисе. Кисэ расстроено проследил их путь и обратился к Аомине, делавшего вид, что ищет в кармане предмет, который должен отдать.

Даже если поцелуй не состоялся, от волнения к горлу Реты подкатил ком. Ослабив галстук на шее, он мягко положил руку на плечо Дайки, замер так на несколько секунд, и пошел в противоположную сторону.

Так прошла неделя. Наверное, так и надо – сближаться постепенно и неторопливо, чтобы переход от вечного непонимания к полной взаимности не был слишком резким. Кисэ убеждал себя в том, что все идет правильно, но все-таки ему хотелось чего-то большего, чем разговоры по телефону и ничего не значащие встречи на работе. Ему хотелось видеться с Аомине как можно чаще, говорить с ним вживую, а не через динамик, хотелось более личных прикосновений и реакций. Хотелось постоянно видеть его надменное выражение лица, искривленную улыбку и глаза глубокого, синего цвета. Даже с чуть поблекшей радужкой они были темными и выразительными. Как ночное небо, на котором в ясные дни рассыпаются яркие звезды.