Эпизод шестнадцатый. Теория любви. (1/1)

Я нисколько не сомневалась в том, что мой избранник маме с папой понравится. Лийн, в отличие от меня, нравился абсолютно всем, заражая окружающих своей внутренней энергией и неизменным оптимизмом. Возможно, многое из этого было показным, не имеющим никакого отношения к реальным чувствам, но, так или иначе, этого необычного дракона повсюду сопровождала атмосфера тепла и веселья. Почему-то мне казалось, что, даже умирая, Лийн сохранит на лице свою потрясающую улыбку. Я так не умела. Скрывать собственные эмоции мне с огромным трудом удавалось лишь за холодным спокойствием, из-за чего многие молодые драконы и драконессы избегали меня. Кому же захочется общаться с этакой ледяной статуей, не интересующейся ни полетами, ни путешествиями, ни даже политическими интригами? Будь я немного более увлечена живыми существами, я могла бы найти понимание среди целителей, но подобные исследования не увлекали меня. Единственным, чем я интересовалась всерьез, были личностные особенности разумных.Целители не интересовались личностью. Даже и такие увлеченные, как Ккаренхе-кон Силье, обычно полагали ее только дополнением, последним штрихом, делающим их творения совершенными. Я же никогда этого не понимала. Сами по себе различия и сходства в восприятии мира разными существами казались мне куда более интересными, нежели способности телесной оболочки.Больше всего меня интересовала, конечно же, драконья любовь. Этот странный феномен, совершенно абсурдное явление, когда всего один взгляд полностью менял мировоззрение дракона. По рассказам влюбленных я знала, что само чувство любви во многом схоже с восхищением красотой и совершенством избранника. Я даже построила некое подобие ничем не подтвержденной, но почему-то нравящейся мне теории. Мне казалось, что изначально драконья любовь должна была быть исключительно взаимной и предназначалась для поиска идеально подходящего партнера. Таким образом драконы, от связи которых должно было появиться наиболее жизнеспособное потомство, оказывались невольно связаны между собой, и для каждого из них его возлюбленный был совершенством. В этом случае наиболее красивые должны были быть не только привлекательными внешне, но и талантливыми, необыкновенными. Способными передать своим детям линии крови, которые необходимо было сохранить для выживания вида. А красота просто повышала шанс найти среди множества влюбленных драконов свою половинку. И - выжить, получив надежных охранников. Но именно наличие слишком красивых и разрушило стройную цепочку взаимности любовных отношений. Единственный раз увидев более привлекательного, драконы уже не могли полюбить другого, предназначенного именно им. И это стало для многих трагедией.Было время, когда мне очень захотелось поделиться своими предположениями хоть с кем-то, но у большинства приятелей я не нашла понимания. Именно тогда я обратилась за помощью к Ккаренхе. Этот необычный дракон многое знал, и, как мне тогда казалось, вполне мог владеть подтверждением или опровержением моей теории. Мне хотелось вовсе не создать живое существо и даже не найти некую поддержку как у красивого дракона, а попытаться вытянуть у скрытного целителя хотя бы маленькую часть интересной мне информации. А, может быть, и заинтересовать его своими исследованиями. Я полагала, что он не мог не изучать драконью любовь, а значит исходных данных, да и возможностей для анализа у моего дальнего родственника было куда больше.Но Ккаренхе оказался слишком скрытен. Всех моих навыков беседы совершенно не хватало, чтобы вытащить у целителя необходимые данные. Я так и не узнала, какие эмоции вызвала у дракона моя идея. Возможно, будь я немного более опытна...Уже потом я поняла, какую ошибку сделала, доверившись Арену. Это мне объяснил отец. Но оставалось лишь надеяться, что красавец-целитель не счел мои мысли достойными интереса, потому что связываться с этим драконом, и, тем более, становиться объектом его любопытства оказалось куда опаснее, чем я думала изначально.Всю эту историю я путано и скомкано рассказывала Лийну по дороге из комнаты в гостиную, где уже ждали нас родители. Он улыбался, невозмутимо задавая уточняющие вопросы. Сейчас он, как никогда раньше, напоминал мне сероглазого целителя.