1 часть (1/1)

Этот Зимний день не был первым в жизни Генри?— даже не считая те празднества, которые он провел в семье еще до собственной пропажи. Ежегодные суетливость, игры, роскошный ужин и бал при свете звезд, которые, несмотря на погоду, светили каждый год все ярче и ярче?— за какие-то три года все это стало привычным, и младший принц с нетерпением ждал нового праздника. В этот день все были чуть счастливее?— даже вечно хмурый Карл, и тот улыбался, заходя утром в комнату, и желал доброго утра?— признаться, в первый раз Генри это напрягло настолько сильно, что тот полчаса осаждал несчастного слугу подушками, пока тот не объяснил ему причину своего приподнятого настроения. А еще он не раз слышал, что именно в этот день года исполняется все, о чем только можно пожелать?— любая мечта, о которой ты начинаешь думать после первого сигнального огня, претворяется в реальность в скором времени. Правда, он еще ни разу ничего не загадывал?— ему не о чем было мечтать все эти годы, и потому он просто получал искреннее удовольствие от праздника в целом.Все изменилось в лето его четвертого года жизни во дворце, когда они впятером?— Джетт оказался действительно хорошим придворным музыкантом, и Лоренс никак не хотел отпускать его ?домой?,?— сидели в саду, обсуждая всякие неважные новости?— после победы над Хью особо ничего важного не происходило, и потому темы для разговоров оказывались какие-то пустяковые. Солнце слишком сильно нагрело воздух, делая его практически раскаленным, и Эдвард небрежным движением скинул с себя рубашку, посетовав на то, что скоро ему даже помощь Генри не понадобится?— тот и без него зажарится, как стейк на огне. Последний же несколько минут рассматривал неожиданно привлекательное тело, абсолютно не реагируя на подколы Джетта и тщетные попытки раздраженного брата привести его в нормальное состояние; да, они не раз мылись вместе, не особо зацикливая на этом внимание,?— тем более, все-таки, хоть какая-то одежда закрывала то, что не стоит видеть ?маленьким мальчикам из леса?,?— но почему-то Генри ни разу не замечал, до чего же правильны изгибы тела старшего. Сидя в ванной комнате, куда тот сбежал сразу же, как перестал, откровенно говоря, пялиться на своего брата, он с предельной ясностью осознавал, насколько же это, Странник подери, неправильно.Но, пожалуй, отказаться от шальных мыслей было выше его сил.С течением времени младший понял, что воскрешать в своей бедной голове картину с обнаженным торсом Эдварда ему больше нет нужды?— ему было достаточно увидеть его, как неожиданно оказалось, прекрасно очерченное лицо, чтобы уже потерять связь с внешним миром. Генри прекрасно видел, что старшего это раздражало все чаще и чаще?— сложно, знаете ли, сохранять спокойствие, когда отец поручает тебе помочь брату с манерами, а тот вместо того, чтобы запоминать правила и повторять за тобой, бездумно смотрит на твое лицо странным взглядом, абсолютно не реагируя на попытки призвать хоть немного сосредоточенности. Пару раз он даже спрашивал, не подхватил ли Генри какую-либо болезнь, что вполне объясняло бы его вялость, заторможенность и, как казалось принцу, сон прямо на ходу; но все сомнения в здоровье брата отметало то, как быстро он убегал, стоило до него дозваться. Ему было очень, очень неловко каждый раз, когда он понимал, что снова смотрел на Эдварда явно дольше, чем того требует этикет.Еще через какое-то время младший, наконец, признался самому себе в том, что он действительно влюбился в своего брата. Ситуация была настолько глупой, что тот до последнего пытался списать свои мысли и состояние на что угодно, что еще хоть немного было нормальным, но в конце концов он решился посмотреть правде в глаза. Лучше, правда, от этого не стало (если не стало хуже, в чем разрушитель нисколько не сомневался)?— его теплые взгляды на блондина не становились реже, количество часов, проведенных в ванной, тоже не уменьшалось, а неприличные, неправильные, слишком откровенные мысли все также заставляли принца обреченно стонать в подушку. Он знал, видел, чувствовал, что его ?я в порядке? никого не убеждают в этом, а скорее даже имеют противоположный эффект, но все лучше, чем прямо признаться в чувствах к тому, кто в лучшем (и почти невозможном) случае сделает вид, что ничего не слышал, верно ведь? По крайней мере, проверять, что же будет, он не хотел, потому усиленно делал вид, что у него на душе все замечательно, и последними клетками разума пытался заставить себя не поднимать взгляд на Эдварда, что, конечно же, еще ни разу не получилось, из-за чего последнему с каждым днем становилось все более неловко.Он, конечно, не подозревал о том, что именно происходит с Генри. Ему приходили в голову какие-то догадки, которые он в дальнейшем обсуждал с Розой и Агатой (Джетта он все так же терпел только ради брата, который, как ни странно, в последнее время все реже и реже присоединялся к друзьям) и там же отметал, потому что что-то постоянно было не так. Никто не мог понять, что же такое творилось с младшим принцем на самом деле, пока тот криво улыбался, в очередной раз говоря, что он в полном порядке, а потом смотрел то вдаль невидящим взглядом, то на Эдварда?— настолько странным, что тот терялся и никак не мог прочитать по его глазам, что же именно происходит. Он пробовал спросить у него самого, выловить в коридоре и потребовать объяснений, но тот лишь скомкано бормотал извинения и, ловко извернувшись, раз за разом сбегал в свою комнату. Что уж говорить?— последнее полугодие заставило старшего понервничать, пока с его братом творилось что-то однозначно странное.Примерно за месяц до Зимнего дня, Генри все-таки заставил себя немного отвлечься. Это было не так уж и сложно?— дворец готовился к празднованию, и с Эдвардом они, к огромному разочарованию младшего, виделись только в обеденной зале. Работы было невпроворот, и он всеми силами пытался направить свои мыслительные процессы на украшение дворца, а не на голубые глаза собственного брата, которые так часто заставали его врасплох. И, хотя он все еще избегал компании друзей (хотя, если быть точнее, то компании старшего брата), иногда он с большим удовольствием перекидывался парой слов с Розой, или помогал Агате с украшением люстр, или слушал истории Джетта. Пару раз Эдвард, на радостях от того, что младший наконец перестал быть безмозглым овощем, пытался завести с ним разговор или попросить о помощи, но тот лишь натянуто улыбался и говорил, что ему срочно надо кое-куда сходить, после чего исчезал?— видимо, сбегал в дом Тиса. Попытке на пятой блондин бросил эту глупую затею,?— сколько бы тот не пытался понять, что случилось, почему Генри его избегает и чем он может помочь ему, разрушитель все равно пресекал каждую попытку старшего разговорить его, потому что прекрасно понимал?— если он и не зависнет сейчас, любуясь ликом своего брата, то вполне может проговориться о причине своих постоянных проблем с головой, после чего уже он сам не захочет иметь никаких дел с пепельноволосым. Он безумно скучал по их походам, разговорам, ставших чуть ли не традицией выходных, когда Эдвард читал ему любую книгу, какую он только захочет?— безумно скучал по своему любимому и по времени, проведенному с ним?— но его неумение скрывать свои чувства не давало ему никаких шансов наладить столь сильно поврежденные отношения с братом.Но, при всем при этом, состояние Генри действительно становилось лучше,?— во время общих приемов пищи он мысленно составлял себе план того, что надо сделать, всеми силами пытаясь проговаривать его смотря в тарелку, а не на уже наизусть выученное лицо напротив; он снова налаживал контакт с друзьями и слугами, брался за любую работу, какую предложат, лишь бы не стоять в стороне наедине со своими глупыми чувствами; и с неделю он действительно чувствовал себя почти в порядке (если не считать навязчивых мыслей в душе и слишком непристойных снов, разумеется), пока он не услышал, как его бывшая любимая девушка приглашает его нынешнего любимого брата составить ему компанию на балу. Его взгляд застыл на пятне на скатерти, в которое он уперся, пока искал салфетку; голос внутри пронзительно вопил в надежде, что Эдвард услышит его и откажет глупой Розе, сказав, что у него на уме была пассия куда получше. Но он, понятное дело, ничего этого не слышал, а потому мягко улыбнулся девушке и сказал, что с удовольствием принимает ее приглашение. Генри еле удержался, чтобы не впечатать свою дурную голову прямо в стол, и снова поймал себя на том, что смотрит на лицо парня, которое снова стало обеспокоенным, спрашивая: ты в порядке? Младший тряхнул головой, отгоняя неприятные мысли, натянул самую фальшивую улыбку из всех, которые он показывал в этой комнате, и, поспешно пробормотав извинения, снова сорвался в свою комнату. Закрыв дверь, тот собрал своим лбом все углы, сорвал себе голос криками ?да почему ж мне везет-то, как утопленнику?,?— благо, его комната находилась ужасно далеко от обеденной залы и спален брата с родителями, а то его давным давно бы уже раскрыли по многозначительным вскрикам посреди ночи и громким заявлениям о том, что его чувства?— самое неправильное, что есть на свете,?— разбил себе костяшки в кровь, пытаясь пересилить душевную боль физической, и лег на кровать, пытаясь прийти в себя и перестать, Странника ради, думать об Эдварде.Он чувствовал себя максимально глупо. Конечно же, у него не было никаких шансов?— принц пользовался огромной популярностью у всех девушек королевства, с Розой у него сейчас отношения были явно лучше, чем со странно ведущим себя младшим братом, а еще тот ни разу не встретил двух парней, которые жили бы вместе не из родственных связей?— хотя довольно многие самцы в его лесу и образовывали пару, но в королевстве однополых отношений тот еще не встречал. Да и к тому же, даже если отойти от мысли, что они оба парни,?— они были братьями. Были родственниками. А это уже была веская причина, по которой старший Олден, узнав, что именно гложет Генри, вполне мог послать его обратно в Хейверхилл, лишь бы больше никогда его не видеть. И от осознания своего положения, того, насколько же ему ?повезло? влюбиться в Эдварда, ему в тысячный раз хотелось назвать себя идиотом. Эдвард бы назвал его идиотом. Отец бы назвал его идиотом. Барса ради, кто угодно назвал бы его идиотом, потому что он и был идиотом. Он прекрасно это понимал, но разве сердцу объяснишь, насколько то, что он чувствует, неправильно? Полгода попыток разлюбить, переключиться, просто стать безэмоциональным созданием, которым пару раз в шутку обзывал его старший, прошли впустую?— пару раз даже было ощущение, что собственная влюбленность стала сильнее, чем раньше. И ему не оставалось ничего, кроме как сдаться и пытаться сделать все, чтобы никто не узнал о том, что творится в его голове. А значит, это должен был быть первый Зимний день после нахождения Сердца, который Генри проведет один. Так будет лучше.***Ярмарка под его ногами была в самом разгаре?— повсюду сновали счастливые люди, в спешке докупая подарки для тех, кому не успели придумать еще недели назад, маленькие дети катались на различных каруселях, заливисто смеясь, со сцены у Королевского озера, как его прозвали после снятия заклятия, доносилась музыка, которую играли придворные музыканты, задавая настроение прохожим. Праздничный бал начался еще пару часов назад, и все это время?— даже чуть больше, Генри очень сильно не хотел встречаться даже взглядом с Розой, Эдвардом или тем более обоими вместе,?— он просидел на парапете, кутаясь в теплый мундир. В обеденной зале, где сейчас наверняка царило веселье, было тепло, уютно, а еще там был самый дорогой его сердцу человек, но он прекрасно понимал, что сейчас ему лучше побыть одному. Или, по крайней мере, без брата. Выдохнув облако пара, он чуть сменил положение своего тела, и взгляд его устремился в сторону квартала мастеров. От разрухи, некогда владевшей мастерскими, сейчас не осталось ни следа?— заново отстроенные корпуса привлекали взгляд; даровитые пекари, скульпторы и множество других рабочих заканчивали обслуживать последних клиентов, тепло улыбаясь им, и шли к своим семьям; фонари ярко освещали улицы, и было в этом что-то такое, от чего захватывало дух. Возможно, именно поэтому парень и не услышал шагов человека, поднимающегося по лестнице, и вздрогнул от неожиданности, когда до боли знакомое тело уселось сбоку от него, глядя туда же, куда и он.—?Ты в курсе, что папа тебя потерял? —?лениво спросил Эдвард, с интересом глядя на то, как кучка детей играла в снежки, поделившись на команды, и весело смеялись каждый раз, когда в любого из них попадал маленький снежный ком, оставаясь на куртке мокрым пятном. Генри изо всех сил рассматривал свои ботинки, заставляя себя не поднимать взгляд на брата, и пожал плечами.—?Кажется, я предупреждал, что сегодня хочу побыть один.—?На тебя не похоже. В прошлый Зимний день,?— пояснил старший, когда серые глаза вопросительно поднялись на него,?— ты говорил, что с каждым годом праздник становится все лучше и лучше, и ты не намерен его пропускать больше ни разу. Но что-то как-то твое времяпрепровождение не сильно подтверждает твои слова. —?Последние слова он произнес еле различимо, достаточно сильно замерзнув от долгого нахождения на улице?— у принца в планах не было выходить из дворца, а потому ничего, помимо легкого камзола, не накинул. Недолго думая, Генри стянул с себя мундир, и, не особо прислушиваясь к протестующему брату, накинул на него теплую одежду, сам же оставаясь в рубашке?— не в первый раз зимой без куртки ходит, ему ничего не станется, а вот если бы заболел Эдвард…До парня дошла мысль, что он опять слишком пристально смотрит на брата, и хотел уже отвести взгляд вниз, пока тот, чего доброго, не начал раздражаться,?— но внезапно понял, что старший тоже внимательно разглядывает его, при этом не пытаясь особо это скрывать. Их глаза встретились, и младший отметил про себя, что при лунном свете они кажутся еще более голубыми и глубокими, но все еще невероятно красивыми и выразительными. В них плескался чистый интерес, спокойствие и такое детское удовольствие, что губы разрушителя непроизвольно растянулись в улыбке?— не той, которой он одаривал присутствующих в обеденной зале, пытаясь всех убедить, что он в порядке,?— это была искренняя, нежная улыбка, которая иногда появлялась на его лице, когда ему было действительно комфортно, или же когда он смотрел на Эда, в который раз убеждаясь, что он?— чистое совершенство. Сейчас же ему было комфортно рядом с братом, и потому она была гораздо заметнее и счастливее, чем в любой другой ситуации, и старший улыбнулся ему в ответ, так мягко и нежно, что сердце парня пропустило один удар. Ему казалось, что он случайно заснул, сидя на парапете, и все это всего лишь один из его глупых снов, но внезапно подувший холодный ветер, который заставил его вздрогнуть, явно дал понять, что все-таки этот вечер существует на самом деле. И, не успел Генри опомниться, как он стал еще более нереальным?— Эдвард притянул его к своей груди, запахивая мундир на худой спине пепельноволосого, невольно обнимая и пробормотав ?иди сюда, спаситель всея и всех?. Дыхание сбилось, парень просто физически не мог сделать глоток воздуха, утыкаясь носом в плечо брата, но спустя несколько секунд, казавшиеся ему вечностью, он все же робко обнял его в ответ, чуть отвернув голову, чтобы лишний раз не испытывать свою силу воли и терпение брата своими непроизвольными разглядываниями последнего. Людей на площади становилось все больше, все они как будто ждали чего-то, и тут Генри вспомнил кое о чем, из-за чего он и решил не идти на бал:—?Ты разве не собирался провести этот вечер с Розой, или я что-то пропустил?Эдвард не отвечал несколько минут, во время которых тишину разбавляли лишь радостные крики снизу и чуть придушенное от холода дыхание двух парней. Юноша уже думал, что брат не ответит ему, и перебирал в голове темы для разговора, которые можно было бы обсудить с человеком, с которым по собственной дурости не общался полгода, когда тот все-таки сказал:—?Мы просто поболтали немного за праздничным столом, а потом я понял, что без тебя как-то не так весело проводить этот вечер. Думаю, она с легкостью найдет себе того, кто будет готов выслушивать ее треп на протяжении шести часов, за нее не беспокойся. —?Они синхронно рассмеялись, представив, как Роза достает какого-нибудь придворного парня рассказами о своих цветах, которые она ?выращивала в поте лица?, и это показалось Генри таким прекрасным моментом, что ему захотелось остановить время и навсегда остаться здесь, на этом парапете в Зимний день, смеясь в обнимку со своим возлюбленным и слушая, как на сцене проводят очередной конкурс для тех, кому уже нечем было занять себя в столь прекрасный день. Эд же, чуть восстановив дыхание, продолжил:?— Ну, а что насчет меня, я сначала думал посидеть немного среди гостей, а потом пойти к себе в комнату и отметить Зимний день в прекрасной компании самого себя, как раньше, но потом отец-таки заметил, что кое-кого не хватает, и я подумал, что ты был прав. Никто не должен быть один в праздник. Если ты захочешь, я уйду,?— поспешно сказал блондин,?— но только после огней, и даже не вздумай прогонять меня раньше этого прекрасного события.—?Да я не то чтобы собирался… —?начал младший, но его довольно мягко перебили, положив палец на его, тут же замершие, губы. С братом определенно творилось что-то странное?— чтобы Эдвард признал правоту Генри? Да в жизни такого не было! —?но сейчас ему было слишком хорошо для того, чтобы задумываться над тем, что стало причиной такого поведения принца. Он откинулся на плечо старшего, прикрыв глаза, и спросил:?— Как думаешь, а желания, загаданные в Зимний день правда сбываются?Видимо, вопрос был довольно странный, потому что старший чуть отстранил его от себя, с недоверием посмотрев на него.—?Ты что, шутишь? —?спросил он. —?Только не говори, что те три Зимних дня, проведенных с нами, ты так бездарно профукал.—?Как бы тебе объяснить…—?Да уж, как есть, так и объясняй.Генри замялся, обдумывая, стоит ли вообще что-либо говорить, и, вздохнув, все-таки решился:—?Понимаешь, все эти десять лет я даже не знал, что если ты чего-то хочешь, то можно просто дождаться Зимнего дня, который мой дражайший приемный отец даже называл по-другому, и загадать желание, и поэтому особо никаких мечт у меня даже не было. Я просто не знал, чего можно пожелать, потому что все, что мне было нужно, и так присутствовало в моей жизни…—?А сейчас что изменилось?—?Неважно,?— отмахнулся он,?— но теперь мне, пожалуй, только чудо поможет. —??И то на вряд ли?, пронеслось у него в голове, но Генри решил оставить эту мысль при себе?— чем меньше он скажет Эдварду, тем меньше вероятность, что сегодняшний день он закончит падением с парапета, состоявшимся при помощи брата.Тот молчал, видимо, переваривая сказанное младшим. Его взгляд был устремлен на площадь, и было непонятно, какие именно мысли посещают его светлую голову, но, пользуясь тем, что старший перестал обращать на него внимание, принц в который раз осматривал его точеный профиль, с каждой секундой все сильнее влюбляясь в него.—?Если честно,?— вырвал его из собственных мыслей низкий голос,?— я ни разу сам не пробовал загадывать что-либо. У меня похожая ситуация, но я не то чтобы имел все, чего мог пожелать?— просто не знал, что загадать из того, что может сбыться. Помню, в первые два Зимние дня после того, как все считали тебя погибшим, я пытался попросить у Барса фальсификации твоей смерти, и чтобы ты сейчас пришел, жив-здоров, и мы продолжили праздновать уже вместе с тобой. Потом понял, что это глупо, и больше ничего не загадывал. Роза говорила, вроде, что иногда срабатывает, но, честно, точнее я ничего сказать не могу. —?Эдвард снова посмотрел на него, и на этот раз в его взгляде было что-то похожее на… извинение? Генри пробрала дрожь. Он видел десятки вариантов его взгляда, от ?да как ты смеешь заговаривать с кем-то вроде меня, мерзкий простолюдин? и до ?я не знаю, что мне делать, и мне нужна твоя помощь?, но еще ни разу он не видел, чтобы его брат просил прощения взглядом, и это было так… необычно? Почти не соображая, что делает, он прижался лбом к щеке старшего?— спасибо многочасовым занятиям, теперь он мог держать себя в руках и не обжигать своим телом, когда ему это нужно,?— и прошептал:—?Все равно спасибо.Он чувствовал, что Эдвард судорожно выдохнул ему в волосы, а его руки, как будто против его воли, сжались в кулаки от такого тесного контакта, и Генри уже думал отстраниться от него, как внезапно старший прижал его ближе к себе, чуть приподнимая так, чтобы теперь они соприкасались щеками. Разрушитель почувствовал, как его лицо наливается краской, как последние остатки разума буквально орут ему, чтобы он отодвинулся, пока это все не зашло слишком далеко, но опьяневший от столь желанной близости любимого человека, тот крепко обвил руками его шею, слегка отстранившись. Родные голубые глаза смотрели на него с таким теплом и нежностью, что низ живота наливался приятной тяжестью, и его против его боли тянуло все ближе и ближе к еще более красивым вблизи чертам лица,?— внезапно его окатило волной неописуемого восторга от осознания, что его брат тоже склоняется к нему еще ближе, как будто неосознанно, и последние тормоза окончательно сорвались, уже не препятствуя, как оказалось, столь правильным действиям в такой ситуации.Их губы встретились вместе с первым огнем, и они оба были уверены в том, что лучшего Зимнего дня еще не было ни у кого в жизни. Продрогнув от холода и нахлынувших эмоций, они жались друг к другу, как будто от этого зависела судьба целого мира, не желая отрываться ни на секунду, пальцами путаясь в волосах друг друга, растворяясь в звуках, ощущениях, чувствах. Обоим хотелось, чтобы этот момент длился вечно, чтобы это все не было очередным глупым сном, которые стали слишком частыми ночными гостями братьев (пусть они даже и не догадывались, что второй видит то же самое в своих снах), но их очень грубым образом прервали:—?Мам, а почему принцы сидят так близко к краю стены? Они не боятся друг друга уронить?В ту же секунду они резко отстранились друг от друга, отлетая к разным концам парапета и не смотря друг на друга, заливаясь незаметной в свете огней краской. Внезапно подул сильный ветер, и Генри, оставшийся без какой-либо теплой одежды, вздрогнул от холода, стискивая в ладонях предплечья, пытаясь хоть как-то согреться?— раньше таких проблем не было, но с тех пор, как дар перестал быть несговорчивым проклятием, его тело поддавалось изменению температуры, и согреваться в холод стало куда труднее. Знакомая ткань резко упала ему на плечи, мягко касаясь спины, и в этот раз дрожь по его телу была вызвана не резким охлаждением. В который раз за вечер, рядом с ним спустились длинные ноги, нерешительно задев носком сапога его ботинок.—?Эй,?— раздался неуверенный голос прямо рядом с его ухом,?— кажется, в Зимний день и правда исполняются все желания, даже если несколько лет не было никакого результата. Значит, и твое должно исполниться в скором времени.Это тепло в его голосе, то, как с каждым словом Эдвард все ближе наклонялся к нему, в конце концов чуть ли не касаясь губами его покрасневшей от холода кожи… все это было настолько нереальным, невыносимо прекрасным, но это было. И, кажется, он сказал, что его желание исполнилось? Но ведь ничего не успело произойти, кроме того, что они…О.Осознание захлестнуло его волной эйфории, чуть ли не ослепляя. Все внезапно показалось до смешного очевидным и правильным, и огромный камень свалился с его души, оставляя после себя приятную легкость и наслаждение. Генри повернул голову к брату, который, сгорбившись, смотрел на проходящих внизу людей, весело похлопывающих друг друга по плечу и желая приятного вечера. Лишившись мундира, тот мгновенно замерз, и пытался как можно менее подвижно растереть себе руки, и, повинуясь внезапному порыву, младший аккуратно сгреб его ладони в свои, согревая. На этот раз вздрогнул уже Эдвард, посмотрев на него странным взглядом. Какое-то время разрушитель смотрел на их руки, переплетенные вместе, а потом, собрав в своих глазах всю любовь, которая только была у него, поднял взгляд на брата.—?Ты прав,?— тепло сказал он, так же придвигаясь к Эду, как до этого он прижимался к Генри,?— кажется, желания действительно исполняются. По крайней мере, мне бы сильно не хотелось ошибаться.Губы Эдварда тронула легкая, нежная улыбка, и в этот момент младший понял, что такое на самом деле быть счастливым.—?Только не убегай от меня больше, ладно? —?попросил он. —?Я уж подумал, что сделал что-то не то, и теперь ты меня ненавидишь, но видимо, дело было совсем в другом.Очень некстати, Генри сразу вспомнил, как провел последние полгода, постоянно избегая хоть какого-то общения с братом, и понял, как это выглядело со стороны. Эд не соврал?— его постоянные исчезновения, изоляция чуть ли не от всего мира, а потом и попросту игнорирование старшего брата?— все это явно не выглядело чем-то дружелюбным. Да-а, видимо, все-таки не мешало бы дочитать ту книгу о манерах, которую он несколько лет назад забросил где-то на половине, может, тогда бы ему и не пришлось прибегать к настолько радикальным методам, когда, оказывается, можно было просто поговорить.—?Да, я уже понял, что вел себя не лучшим образом. Мое сердце страдает от сделанных ошибок и я приношу свои извинения, в надежде… —?Его шикарную речь, достойную истинного принца, прервал сдавленный смех. Генри обиженно глянул на давящегося Эдварда, мысленно возмущаясь, что вновь его старания не были оценены по достоинству.—?Ох, Генри, я, конечно, рад, что ты пытаешься наверстать упущенное, но, уж извини, некоторые твои реплики иногда ничего, кроме смеха, не вызывают,?— чуть успокоившись, пояснил старший, улыбаясь все еще смотрящему волком брату. —?Считай, что ты прощен, и все такое, но при одном условии: если ты еще раз решишь, что тебе никто не нужен и ты имеешь право игнорировать всех желающих тебе помочь, то пожалуйста, предупреди меня об этом, чтобы я полгода не продумывал речь, пестрящую куда более подходящими извинениями. Что скажешь? —?В завершение своей речи, Эдвард мягко вытащил одну свою руку из цепкой хватки Генри и протянул ее последнему, будто решив, что такую ?невыполнимую? сделку обязательно надо скрепить. Впрочем, тот почти сразу снова схватил ее, вновь забирая в тепло. Эд снова засмеялся от такой реакции, и крепко прижался к разрушителю, из-под прикрытых век наблюдая за тем, как постепенно расходятся по домам люди, а некоторые, как и они, провожают ночь на улице, в ожидании нового дня.И, что не менее важно, новой, прекрасной жизни, которую Олдены собирались отныне делить вместе.