1 (1/1)

Я долго мучался с предисловием к этому рассказу, чтобы объяснить, дать понять, неизвестно, впрочем, кому, почему всё случилось так, как случилось. У меня было несколько версий, и в каждой я пытался оправдать себя, чем я и так вполне успешно занимаюсь уже несколько лет. Впрочем, теперь я думаю, что всё это не важно и я просто сказать, что думаю о том, что произошло между мной и Томасом.Зовут меня Дитер Болен, хотя для меня это не имя, а как бы ещё один чёртов псевдоним, ставший самым популярным. Точно так же я буду называть Бернда Томасом, потому что я узнал его под этим именем и до того Бернда, что существовал до нашей встречи мне дела нет. Так уж вышло, что все вокруг, публика, продюсер и до какого-то момента сам Томас видели этого Дитера Болена, а я понятия не имею, что это за парень. Наверное, он настоящий романтик, но при этом ему легко удаётся делать карьеру, играя простенькую зажигательную попсу и разъезжая по Европе триста дней в году. Что ж, я тоже своего рода романтик. Я с детства был мечтательным, таких учителя называют творческими натурами, а одноклассники избивают за школой. Мне как-то удавалось этого избегать, и я, к своему удивлению, хорошо вписывался везде, куда меня не поставь. Без ложной скромности скажу, что несмотря на свою лирическую сущность, я везде входил без мыла. Лучше стало, когда я скопил таки денег на гитару, хотя ещё долгое время для меня было настоящей пыткой играть, не зная нот.Наверное, у меня была возможность заняться не музыкой, а чем-нибудь другим, но вряд ли стало бы лучше. Даже тогда, кто знает, что не настал бы день, когда я увидел Томаса по телевизору с каким-нибудь мудаком. Ведь он был обречён на успех даже без меня, как бы злостно я это не отрицал. Никогда бы ни сказал этого вслух даже в пустом доме, но теперь моя совесть чиста. Встретились мы в восемьдесят третьем году, зимой. Как сейчас помню, тогда Томас ещё не перебарщивал с искусственным загаром, его кожа была оттенком бледнее, и я видел на ней розоватые следы прикосновений февральского мороза. У него было смазливое личико и роскошные тёмные кудри. Увидев его, я сразу подумал, что он далеко пойдёт в поп-музыке, отметил это мельком, как малозначительную подробность. Он улыбнулся мне и согласился без особых вопросов, только мельком взглянув на текст. На прослушивании мне понравился его голос, мягкий и нежный, такой, что легко можно спутать с женским. Мне как раз нужен был такой, почти фальцет на самых высоких нотах. Я хотел для начала услышать от него что-нибудь на немецком, хотя в моих планах было создать англоязычный проект.— Что именно? — Что-нибудь народное, — подсказал я, — Приятное слуху.Томас выбрал "O, du lieber Augustin". Не знаю, почему именно эту песню, ту, которую напевала в отчаянии красотка, продавшая поцелуй свинопасу в старой сказке. Может, он вообще об этом не думал и просто знал её с детства, как и многие другие. Так или иначе, именно услышав, как он поёт "O, du lieber Augustin, alles ist hin", я принял окончательно решение, что сотрудничеству быть.Почти сразу стало ясно, что мы оба не ошиблись в своём выборе. Мы из двоих абсолютно неизвестных парней превратились в дуэт, занимающий верхние места чартов нескольких стран Европы. Это выгодно отличало сотрудничество с Томасом от остальных моих тогдашних проектов, замечательных только своей феноменальной провальностью.Разумеется, это произошло не сразу. До того, как мы приобрели настоящую известность, нас даже не знали в лицо, а я писал под псевдонимом Стив Бенсон. И это было хорошее время. Тогда у нас не было больших денег, но зато мы с Томасом отлично ладили. Он казался мне дружелюбным и весёлым, очень располагал к себе, так, что я быстро начал доверять ему. Тогда я ещё не знал всей его грязной натуры. Помню об этом периоде нашей, уже нашей жизни не так много, но некоторые ситуации и образы крепко засели в моей голове. Первые сиглы, написанные на немецком, такие как "Wovon tr?umst du denn" принесли нам некоторую известность. Но только на родине, больше мы никому не были интересны. Поэтому я и решил, что пора подойти к делу более серьёзно и написал наш первый будущий хит — "You're My Heart, You're My Soul". Впрочем, назывался он тогда по-другому.Когда приехал Томас для записи вокала, все остальные партии — обычно довольно простенькая гитарная и синтезатор, — были уже готовы и сведены. Оставалась только та часть работы, в которой требовалось его непосредственное участие. Он неплохо пел по-английски, я-то двух слов не мог связать вслух. Говорят, в студии все аплодировали после исполнения. Частично это правда, и мне было чертовски приятно. Мы забрали в гардеробе вещи, две тёплых куртки, так как в начале весны всё ещё было прохладно, и один голубой вязаный шарф, принадлежавший Томасу. Одевшись, он извлёк из кармана куртки тюбик гигиенической помады и торопливо провёл по губам, принявшим блекло-розовый цвет. При этом у него был немного встревоженный вид, и я понимал, почему, хотя сам подобное не осуждал. Взглянув в зеркало, он вслед за мной вышел на улицу.— Постой, не уходи, — сказал я, доставая пачку сигарет, — Ты же никуда не спешишь?— Никуда, — Томас остановился рядом со мной, прислонившись к стене. — Куришь? — Обычно нет. Слышал, это плохо влияет на голос.— Хороший мальчик не курит, — хмыкнул я.— Сейчас курю, если ты предлагаешь, — возразил он и взял протянутую мной сигарету. Я зажёг её своей зажигалкой.— Отлично.— Чего ты, собственно, хотел? — спросил Томас, затянувшись и тут же закашлявшись, — И что за дерьмо ты смолишь?— Вот из-за этого дерьма я и не могу быть вокалистом. — А если серьёзно? — Мне нравится, — я пожал плечами, — можешь отдать сигарету обратно, я не брезгливый. — Не дам. Чего ты хотел? — Да ничего. Одному курить скучно. А ещё, — добавил я, видя, что он собирается попросить меня быть серьёзным, — Ты по-прежнему не хочешь записать ещё что-нибудь? Текст и музыку я напишу. Он с лёгким раздражением посмотрел на меня.— Я же говорил, что не хочу петь по-английски. — Но почему? — Не хочу, — с раздражающим спокойствием сказал он, — Можешь считать, что мне слишком нравится чёртов немецкий.— Мы ещё поговорим об этом, — пообещал я.— Как скажешь, — Томас рассеянно улыбнулся, стряхивая пепел с сигареты, — С сегодняшней записью делай что хочешь. — Не делай вид, что тебе всё равно, — я похлопал его по плечу, — Мы ещё станем популярными.Казалось, на этом наше общение могло бы оборваться, но всё произошло иначе. "You my heart, you my soul" взлетела на самый верх поп-чартов, благодаря простоте мелодии и, конечно, голосу Томаса. Я неприменул сказать ему об этом, ведь он оставил свой номер. Я спросил, не хочет ли он теперь продолжать работать со мной, и проявил такую настойчивость, какая только была возможна в разговоре по телефону. Наконец он согласился обсудить это.Мы встретились в кафе в малознакомом мне районе. Это было заведение с залом человек на двадцать, не то, чего можно было бы ожидать восходящей звезде эстрады. Выбирал его Томас, я же раньше никогда там не был. Однако, место было приятное, с ненавязчивой музыкой и кремово-коричневыми обоями. Я пришёл туда в условленное время, встал на пороге, осматриваясь, и почти сразу заметил Томаса, сидящего за столиком у окна. Он помахал рукой, подзывая меня. Я сел напротив, скрестив ноги, потому что от этого чувствовал себя спокойнее. Он же принял вальяжную расслабленную позу, чуть ли не разлёгся на жёлтом, обитом искусственной кожей диванчике. Было заметно, что он ничуть не взволнован и уверен в себе. Я уже успел заметить за ним эту черту, и теперь она бросалась в глаза везде и во всём, что бы он ни делал.— Вот меню, — он протянул мне тонкую книжечку крупного формата, — Я попросил дать два. — Спасибо, — я кивнул, открывая список блюд, и пробежался взглядом по столбикам с названиями горячей еды и супов. Супы меня не интересовали. Выбрал я тогда какой-то вид мяса с картошкой, тот, где порция побольше. Помедлив, спросил у него:— Уже решил, что ты будешь? — Да, — лаконично ответил он.Я пожал плечами. — Хорошо. Возможно, что-нибудь выпить?— Пожалуй нет. — Даже не хочешь отметить? Хорошо. Кофе?— Да. Я остановил проходившую мимо нас официантку и сообщил ей свой заказ. — И американо, пожалуйста. Два, — добавил Томас, и произнёс название какого-то блюда, которое я раньше не слышал. Я вообще не разбирался в еде и питался чем попало.В ожидании еды, мы говорили о наших общих планах. — Тебе хотелось бы со мной работать?— Иначе мы бы тут не сидели, — он улыбнулся и слегка наклонил голову, так, что я мог лишний раз полюбоваться блеском его волос. — Резонно. — Ты знаешь, что мы будем петь? — Это проблемы не составит, — похвастался я, — Могу наклепать таких текстов с музыкой сколько угодно.В принципе, это диалог не имел большого смысла, мы оба знали, что продолжим работать вдвоём. Томас был перспективным. А ему был нужен кто-то, кто поможет ему продвинуться в серьёзную музыку. Во всяком случае, я хотел убедить его в этом. Томас ещё более непринуждённо развалился на диване, я начинал реально ощущать позывы голода от запахов свежего хлеба, жареного мяса, специй и вообще пищи. Нам принесли кофе, и это было форменным издевательством над моим желудком. Видимо, Томас успел поесть раньше, потому что его волновали не относящиеся к удовлетворению аппетита вопросы.— Снова о любви и прочем?— Почему нет? — возразил я.— Ты постоянно пишешь о любви и всяком таком, — без видимого интереса сказал он, — Почему? У тебя какие-то проблемы? Это было так неожиданно и нагло с его стороны, что я растерялся. Он не выглядел так, будто хотел задеть меня, а просто спросил между прочим. — Нет, — сухо сказал я, — Я недавно женился. — Нет? Ладно, — он улыбнулся и отхлебнул немного кофе. Я уже тогда обратил внимание на то, какие тонкие у него пальцы, хотя в сущности это ничего не значило. Ему не хватало только отставить мизинец, держа чашку, чтобы начать раздражать меня, но ничего такого Томас не делал. — Поздравляю с женитьбой. Я так же холодно поблагодарил его, и разговор на эту тему не продолжился по простой причине: нам принесли обед. Блюдо, которое заказал Томас, было мне совершенно незнакомо, поэтому я спросил, что это такое. Возможно, было невежливо с моей стороны лезть в его тарелку, но это было бы нормальным ответом на его бестактность. — По сути — салат из морепродуктов.— Не люблю креветок.— Это кальмары, — он пожал плечами.— Приятного аппетита, — пожелал ему я. На мой взгляд, кальмары были ещё хуже. Некоторое время мы сидели молча. Я невольно подумал о том, красил ли он губы гигиеничкой перед нашей сегодняшней встречей, и если да, то не попадает ли она в еду. Потом отогнал эту мысль как глупую и не относящуюся к делу и решил продолжить обсуждение действительно важного вопроса, — Как насчёт группы? Хоть бы из двух человек, это будет очень хорошо. — Возможно, — он улыбнулся так, будто мысленно уже был согласен.— Возможно? Ты невыносим. Скажи прямо. — Если я скажу "да", то что мы будем делать? Как это будет называться?— Modern Talking, — гордо объявил я, умолчав о том, что это название составлено из наименований других групп, которые вчера попались мне на глаза, когда я обсуждал с коллегой идею создания собственной. — Звучит нормально, — Томас пожал плечами, — Я думал отказаться, если ты предложишь какое-нибудь отбитое название. — Спасибо. Может, всё-таки выпьем шампанского за основание проекта или вроде того?— Не думаю, что это хорошая идея. Можешь потом выпить без меня. — Ну, как скажешь, — меня ничуть не расстроил его отказ, потому что главного удалось добить довольно легко. Впрочем, я бы посмотрел на человека, который отказался бы после такой удачи, — Тогда будем считать, что мы выпили по чашке кофе за успех Modern Talking.