dance dance dance (ваухуны, джунхуны, вауджуны, нц, артхаус) (1/1)

***Город, как огромный поток, бешено стремящийся ко дну водопад. Льется ток, гудящий и режущий, голубые искры и такого же цвета автобусы, желтые фары; на дворе октябрь надцатое число безвременья; белые провода, наушники?— вакуум?— и время тоже?——?вакуум—?Где ты?!Ванна перед Сэюном расплывается в серо-белых разводах очередного утра.—?Сэюн?Стук по двери яростный. В ушах звенит. Пятна то круглые, то немного похожи на распластавшегося осьминога, то и вовсе кляксы, что вытекают в причудливую дорогу.—?Опоздаешь в студию, Сэюн.Донхун недавно сказал:—?Осень.Осень. Она горит послеполуденным солнцем в мешанине опавших листьев. Горит яркими лучами, словно это ее последний день, и лезет языками рыжего пламени, посланная оставить несходящие воспоминания.Горячая вода плавит кожу до красноты, и Сэюн потирает предплечья, понимая, что обжигается не чувством, а зрением. Это рак, в последней стадии. Неизлечимая болезнь времени и обстоятельств, не обойтись без переливания крови, но чью кровь пустить в собственные вены?—?Я бы хотел быть донором.Донхун, в отличие от Сэюна, многословен.А мир?— статичен.Они встречаются всегда в стенах студии. Донхун как будто появляется из ниоткуда. Его волосы хорошо уложены, а кожа?— мягкий фарфор. Губы?— мечта художников, линии чёткие и манящие своей очаровательной сладостью.Донхун соткан из волшебства и яда. И в глазах у него?— антивремя.—?Ты там был?—?Где?—?В южном крыле.Донхун качает головой.—?Там что, призраки водятся?—?Разве только один.Донхун знает, что имя сэюнова призрака Пак Джунхи. Он смешливый, тощий и весь полон горящей осени.(- Осень,?— говорит Донхун.)—?Там танцевальный зал. И там никто не мешает.Все начинается в танцевальном зале. В зеркалах во весь рост. В софитах на потолке. В отсутствии слов.Все продолжается в типичных городских домиках, куда везёт автобус цвета искрящегося тока; среди фар жёлтого цвета осени, что слепят глаза.Сэюн танцует, как умалишённый. Он воображает полный зал людей, их, смотрящих в него глаз. Некоторые выражают восторг, а другие?— пошлость. Лица он не различает, не запоминает, хотя знает, что придется?— такая работа.Донхун где-то рядом, спотыкается через собственные ноги, и музыка останавливается.—?Ещё разок?Джунхи вытирает лоб тыльной стороной ладони.—?Дождемся Бенквана. Если честно, мое тело меня совсем не слушает.Сэюн даёт Джунхи воду и ловит злой взгляд Донхуна. Это так смешно, смешно, как шутки из Дедпула?— кто вообще воспринимает их всерьёз,?— на один раз. Донхун думает, что Джунхи из-за него тормозит тренировку, прикрываясь собственной усталостью, а Сэюн ворует его крошечное внимание.—?Ты бы должен его ненавидеть. На меня он обращает ровно столько внимания, как и на тебя.Дом. Два окна и два балкона. А после ещё два окна. Они чередуются шахматкой и повторяются. Создают ужасающую картинку бетонного мегаполиса.На столе идеально вычерченная геометрия чувств. Белая скатерть с кофейными пятнами, расплывшимися медузами?— пролитая пару минут назад вода, перекрещенные палочки для еды. И пустота.—?Я тебя не ненавижу. Оно само,?— Донхун жуёт губы. Здесь, в общей кухне, он раскрывается, рассыпается, как неумело вскрытая упаковка риса?— белым по белой скатерти, в естественной пустоте сливаясь, возвращаясь к своему началу. —?Иногда я думаю, что получаю от тебя даже больше, чем от него.—?Звучит так, будто вы расстались.—?В таком случае, наша история расставания особенно глупа. Она даже не началась. Не было какой-то точки отсчёта, вроде той,?— Донхун упирается руками в плечи, толкая к стене. Он зол, но теперь Сэюн понимает: не на него или Джунхи; злоба Донхуна глубже и крепче любых скрижалей, и направлена она на него самого,?— что сейчас между нами.Сэюн подаётся к горящим золотом осени губам и собирает вкус пожухлых листьев, последнее тепло солнца, судорожно цепляющиеся за голые ветки, ровно как Донхун в его бока: больно давит в живот, щипает и короткими ногтями в кожу?——?деревья осенью держаться только корнями?——?остаётся две тонких краснеющих линии на каждом боку?— два окна и два балкона?— простая геометрия бетонных чувств.Сэюну льстит, что Донхун целует его по собственному желанию. Сэюн, впрочем, только за. Шахматка белого стола плывет, и Сэюн толкает Донхуна к ней, на секунду приподнимая под ягодицы, и чувствует?— неуверенно, соскальзывает,?— Донхун обвивает ногами.Пустота становится кроватью, скатерть?— белой чистотой, которую они?— полчаса спустя(спустя жаркое, смешанное в густую манку дыхание, подсахаренное неловкими просьбами раздевать не полностью?— достаточно пока и так;не оставлять следов на хрупкой хрустальной коже, какое бы медово-солнечное, целебное не было прикосновение чужих губ)—?пачкают.спуская белое и липкое поверх ладоней, поверх пустоты, смешивая себя с ней.*Пот катится со лба, впитывается в ворот черной футболки, которую разве только выжимать.—?Мы скоро сотрем полы до земли.—?До тектонических плит.А себя?— смешаем с бетонными.Танцевальная студия?— маленький мир; самовозведенный храм мечтам и будущему. Внизу?— зеркала и стены. Даже окон нет. А снаружи, выше подвальных помещений?— шахматка всех утопических городов?— чередование окон и стен. Бесконечная перспектива бетона в серо-белых тонах.(Донхун не напоминает про осень)С Бенкваном и Чаном однозначно легче. Рассредоточивается время, рассеивается сквозь листья тонкой субстанцией. Завёрнутое в трубочку?— шуршащая конфета,?— завивается лентой Мёбиуса, как беспрерывной сладостью. Жаль только начинка подводит: горечь оседает на языке ежедневным послевкусием их с Донхуном поцелуев.В зале душно. От постоянных поворотов?— Сэюн сам не рад собственной партии, хотя в целом-то не придирчив и готов танцевать все,?— кружится голова.—?Ты в норме?Джунхи оглядывает каждого. Щурит свои лисьи глаза, будто без того не хитёр. Сэюн отмахивается.С Джуном привычные вещи работают иначе?——?сломанные механизмы под силу опытному мастеру, а новичкам не хватает чутья,?——?работают в часть силы, рычаги скрипят и поддаются с трудом.Сэюн не понимает, как починить собственные отношения с Джунхи. С Бенкваном и Чаном таких проблем нет. Правильно подобранные ключи к замкам срабатывают, как четко выполненное движение:Сэюн отражается в зеркалах танцевальной студии. Его правая рука поднимается вверх, а нога?— противоположно?— уходит назад.В современном танце эмоции важнее техники, нужно прочувствовать. Ноги скользят по полу. Сэюн стягивает носки и начинает заново.Рука-нога?— противоположно?— подобрать ладони к груди, и опустить подбородок, и раскрыться навстречу огромному непознанному нечто.Джунхи этот номер не нравится.—?Слишком пошло,?— говорит он. —?Слишком резко и слишком много молчания.Сэюн только хмыкает. Да, это резко?— иногда он скрючивает пальцы, как если бы его били током; это пошло?— особенно в том, что он репетировал с Донхуном, параллельно вылизывая его шею и прижимая к запотевшему стеклу в южном крыле.В этом слишком много молчания.—?А Донхуну нравится.Бенкван считает, что Сэюн словно свежая булочка без корки?— мягкий, рыхлый, податливый. Тюфяк. Сэюн на фоне энергичного и целеустремленного Бенквана и Чана такой и есть. Но неожиданно для себя, теперь, когда дело касается ещё и Донхуна, он не согласен терпеть.—?Донхуну очень понравилось, Джунхи,?— Сэюн захлопывает двери танцевального зала.Современный танец открывает знание своего тела. Кроме слов: диафрагма, кинезиология или соматика, открывает обычное:—?Осень.Донхун находит Сэюна в южном крыле. Сбегает из дома на ночь сюда.—?Почему тебе не противно?Донхун скользит пальцами по влажной коже: Сэюн выполняет прыжки и перевороты не меньше пятидесяти раз, разучивая бесконечные правила бетонного мира, в котором его встречают пустые глазницы окон. Он не видит разницы между белесыми новостроями два на два, с темными зашторенными стёклами и мутным стеклом зрачков девочек-фанаток. Что они говорят??——?Вау!?——?один пустой звук.Донхун трогает мокрую футболку, тянет ее вверх, снимая с Сэюна, и заменяет тепло собой.Сэюн целует фарфоровую кожу, что пахнет ветром, температурой плюс пять и фарами проезжающих машин, подсвечивающих дорожную пыль.—?Я хочу тебя.Донхун ноги на пояснице?— в замок. Падают на самое дно с грохотом. На лице Донхуна тени от волос и плеч Сэюна; темно-серый?— единственный цвет, который Сэюн может ему отдать.—?Господи, ну ты же не меня хочешь, а Джунхи.—?А ты разве меня?! Разве меня ты представляешь все это время, что мы…Донхун хмыкает и толкает прочь. Бесполезно говорить вещи, которые известны им двоим.(В этом танце слишком много молчания,?— говорит Джунхи)Сэюн смотрит на его лопатки и спину, позвоночник. На то, как Донхун шарит руками, вытягивая одежду из смешанной кучи их воспоминаний.—?Да ничего я не представляю. Я напрочь лишён чувств и фантазии, Донхун. По-твоему, как? Я забрасываю твои ноги себе на шею, вылизываю твой член и мечтаю услышать, что ты его позовешь?!—?Я думал…—?Это ещё более бессердечно, чем кричать: ?Вау?. Ты хочешь попробовать?!Современный танец не требует особой техники. Можно неправильно поставить ногу или руку, упрощать или наполнять излишне пафосным и вычурным узором. Зеркала студии все стерпят. Зритель?— глуп и примет пустышку за непонятную им глубину.—?Я не собираюсь звать Джунхи, пока сплю с тобой. Разве ты не делал со мной всё то, что хотел бы сделать с ним? Так, как хотел бы сделать с ним?Лицо у Донхуна настоящее, живое. Отражается во всех зеркалах. Размножено на тысячу вопросов и укоров.Он стоит раздетый. Безвольно тянется к полу рукав кофты, собрались в мутную водоросль джинсы, виднеется край запачканного грязью кроссовка.Сэюн опрокидывает Донхуна на гору одежды и целует?— мечта художника,?— красные губы.Ставит багряные остроконечные фигуры?— раскидывает кленовые узоры по коже.Стертый их ногами пол?— до самого дна собственной души,?— окрашивается в пятна белесой липкой субстанции.—?В этом танце так много молчания и пошлости,?— говорит Джунхи.(- Осень,?— говорит Донхун).—?Донхуну нравится,?— говорит Сэюн.Бетонная пустота с темными пустыми глазницами тонет в послеполуденным огненном солнце.