Dominique, nique, nique (1/1)

Обнаружив, что за мной не следят, но по традиции оказавшись пристегнутой наручниками, я ощупала руку, но боли не было, хотя тело было неповоротливым, как будто забывшим, как надо двигаться. Что только больше все запутало. Насколько долго я опять пролежала в отключке и куда меня везут? К счастью, машина начала тормозить, пока не остановилась у какого-то высокого забора метров пять-шесть, не меньше, увидела я насколько позволяло окно. Как мило - небо в клеточку, заборчик в сеточку...Дверь открылась. Видимо, я все же упустила тот момент, когда мужчина вышел из машины, увидев лицо вчерашнего знакомого, что ловко отстегнул наручники, натянуто улыбаясь.— Выходи и быстро за мной, — последовал приказ.Липкое чувство страха окутало меня, и только секундой позже я поняла, что мужчину боялось тело, а не я сама, но поспешила за ним, оглядываясь по сторонам, видя желтую траву, чувствовала холодный ветер; значит, сейчас осень, а я умерла(?) в середине августа, то есть где-то месяц я была в небытие, или очнулась в теле я уже позже.Вопросов с каждой минутой становилось всё больше, а ответы черпать было неоткуда. Поравнявшись с мужчиной, мы прошли в автоматически открывшиеся ворота. Из здания, что было за воротами, вышла женщина, которая сильно схватила меня за плечо, как только я подошла к ней. Кивнув мужчине, она повела меня в глубь здания, не убирая руки. Холодный белый свет и совершенно невыразительный широкий темно-синий коридор. Никакой отделки или запоминающихся деталей, лишь проходя мимо дверей, я услышала ровный хор девчачьих голосов.… A l'époque où Jean Sans Terre,D'Angleterre était le roiDominique notre Père,Combattit les albigeois…Святой Доминик — испанский проповедник, почитающийся католической церковью. Забавно, получается я в католической школе? Но женщина не похожа ни на смотрительницу, ни на монахиню.— Слушай внимательно и запоминай: ты будешь жить в комнате с тринадцатью девочками, — начала женщина, чуть хрипя на шипящих согласных, — вы будете все время вместе, запомни это. В вашей комнате есть общая душевая, а твоя одежда уже лежит на кровати.— А куда мы сейчас идем? — мне кажется, или меня сдали в приют, хотя для него слишком хорошая обстановка, тогда школа-интернат?— На твое оформление, —ответила она, толкнув тяжелую, даже на вид дверь, ведущую в подвал, — и обращайся ко мне, как к Мадам МакАдамс.— Да, Мадам, — кивнула я ей, но не приятное предчувствие чего-то неизвестного меня не покидало, и когда мы вошли в подвальную комнату, оно лишь усилилось.Усадив меня на табуретку, Мадам отошла к комоду в углу комнаты, и я смогла осмотреться. Комната была стандартной операционной: два умывальника с кранами, закрытые и подписанные боксы, операционный стол, шкаф с инструментами, два вентилятора, вымытый плиточный пол, белые стены, два пустых столика на колесах, но всё это находилось в двух метрах от меня. Спокойней от увиденного не становилось, но зато Мадам заиграла красками на фоне ослепительной белизны: ее низкий пучок русых волос, бледно-бордовые губы, черная водолазка и темно-зеленая юбка, были чем-то вопиюще неуместным в столь светлой комнате. Но насторожило меня то, что она достала из комода тавро, положив его на горелку, нагревая и длинные железные ножницы.— Распусти волосы и не шевелись, — сказала она, не оборачиваясь ко мне, продолжив писать что-то в журнале, лежащем на комоде.Медленно расплетая косы, я холодела от ужаса, все происходящее напоминало кошмары, которые мне снились и байки, рассказанные в кадетской школе. Услышав рядом тихие шаги, я ещё больше выпрямилась на стуле и подняла голову, рядом с ухом просвистели ножницы, щелкая и почувствовала, как упала прядь волос, а затем и вовсе осталось с прической по плечи.— Вытяни левую руку, будет больно, но не дёргайся, — приказала женщина, хороши указания для маленького ребенка, интересно её многие слушаются?Недавно сломанную руку вновь прошила боль от клейма, но быстро на внутренней стороне руки чуть ниже запястья, я сидела не дергаясь и не вскрикивая, лишь сжав зубы и прикусив щеку.Когда Мадам убрала тавро, я заслужила лишь скупую улыбку, но в глазах я увидела интерес. Только когда та отошла я увидела роковую цифру семнадцать на запястье.Мадам же в это время разложила вещи по местам и вновь схватила меня за плечо и повела на верх.— Тебя уже все заждались. Добро пожаловать домой, Семнадцать.***Мы вновь оказались на первом этаже, но прошли в боковую дверь и вышли во двор. Там стояло восемь девочек от семи до десяти лет, но мадам же говорила, что их должно быть тринадцать, у неё проблемы с математикой?Справедливости ради, в конце дня я узнала, что в ?школе? были еще девять девочке моего возраста, мы были поделены на четных и не четных в разные группы, но были ещё две группы девушек от двенадцати до пятнадцати и от семнадцати до двадцати; что странно, у самых старших были одинаковые голубые глаза, и мне не нравилось, что с возрастом девушек в группах становилось меньше.Следующий год я провела бок об бок с этими девочками-циферками, который больше походил на день сурка. Все было подчинено жесткому графику, но тогда я думала, что это была кадетская школа сектантов, в которой каждый день нам рассказывали об Августине, что его миссия очистить мир от нечисти, что мы должны гордится тем, что помогаем очистить мир от этой мерзости, что только Августин знает, насколько чище станет мир. Что очень походило на то, что это место было подготовкой ?семьи? нового Мэнсона.Нас тренировали, учили куда и как надо бить ставили удар, показывали, как перевязывать возможные раны, занимали нас гимнастикой и всё это не забывая про простую школьную учебу, пусть облегчённую отсутствием некоторых предметов, но усложнённую языками, которые преподносились в игровой форме, мультфильмы, книжки, песни. Это выматывало настолько, что сесть и подумать не было времени.И что самое страшное, у меня даже не было возможности связаться с правоохранительными органами, в англоговорящих странах они, вроде бы, получше работают. Эти люди явно не в себе, они взращивают маленьких детей для убийств, во имя чего?! Сверхъестественного не существует, кто, блять, стоит за этим сумасбродством? Политические силы ради подготовки идеальных солдат?Первый переломный момент настал, когда этому телу было восемь, в тот день сразу после подъёма нас вывели на площадку, на которой мы впервые встретились лицом к лицу с другими девятью девочками, и тогда приставленная к нам мадам Мозес сказала, что по окончанию этой тренировки нас станет четырнадцать, и мы получим первое задание на благо общества ?Августина?.Они позволили нам стать подругами, что бы после натравить нас друг на друга.Мне было восемь, когда я узнала, что сверхъестественное существует.Мне было восемь, когда мне поручили убить семью ведьмы.Мне было восемь, когда я убила четырехлетнюю девочку-мулатку, у нее было кругленькое лицо и милые ямочки, она звала меня сестренкой, пока я жила с ними под прикрытием приемной дочери, и согласилась поиграть со мной в пистолетики, для неё это была последняя ?игра?. Ее звали Доротея.К сожалению, моя попытка связаться с правоохранительными органами через приют и опекунов привела лишь к наказанию. Но я хотя бы узнала, что живу в Америке, уже хоть какая-то информация.Второй переломный момент наступил, когда мне было десять. Тренировки ужесточились, задания стали даваться чаще.Наш отряд, теперь состоявший из десяти девочек прошел второй отбор. Менее смертоносный, но более ответственный. Девочек прошедших его, начали просвещать в подробности физиологии вампиров и оборотней, посвящали в теоретическую часть их убийств и развевали в моей голове мифы о них.Мне было двенадцать, когда захлебывающаяся рыданиями, белокурая Четырнадцать сидела на полу в душевой, оплакивая Двойку; я навсегда запомнила, с какой продирающей душу ненавистью она воскликнула, в ответ на вопрос Тринадцати, как она себя чувствует.— Я ненавижу это место, это чертов ад!— Это не ад, там хотя бы знаешь, за что, — говорить, что у меня был не маленький список ?за что?, не было ни сил, ни желания— Хотела бы я помнить хоть что-то, до всего этого.— Так было бы больнее.— Так у меня был бы рай.Мне было двенадцать, когда я узнала, что у этого тела были живые родственники, что тот мужчина привезший меня сюда, мой дядя-отец, решивший, по-видимому, избавиться не стандартным методом от нежеланного ребенка.Хотя по официальной версии у меня был порок сердца, осложнённый хронической сердечной недостаточностью, что позволило мне на законных основаниях бывать в Мистик-Фолсе не больше трёх недель.Забавно, но с этого года я должна была проводить три недели в год с семьей. На Рождество, день рожденье и день рождения брата. У меня был брат, счастливый мальчик, живущий, как и полагается счастливому маленькому американцу. Мне было двенадцать, когда я узнала, что мое настоящее имя - Елена Гилберт. Мне было двенадцать, когда я ?вновь? увидела своих подруг Кэролайн и Бонни. А я всё не могла отделаться от мысли, кого они мне напоминают, к тому же я точно что-то слышала про город Мистик-Фолс, но что?Третий переломный момент наступил, когда мне было четырнадцать, в тот день после первого этапа становления, мы узнали, что ни одна из нас никогда больше не сможет иметь детей.— Они не имели права, никакого блядского права! Кто им разрешил?! — истерила на этот раз Девять, её слабостью всегда были дети.— На то была воля Августина, — сказала Семь под мой не одобрительный фырк, никто не смел ни плакать, ни истерить с восьмилетства.На следующий день я поняла, насколько должен быть свят и неприкосновенен для нас авторитет в лице Августина.Со следующего задания на облаву оборотней у меня остался шрам на пол-лица и чудом оставшийся глаз. У Девять же разодранная до лёгких грудная клетка, братская могила и даже не пытавшаяся её спасти Семь. - Надеюсь, ты сдохнешь следующей,- сладко шепнула мне она тогда.Тогда я снова ощутила, что значит быть под прицелом, тот вечер стал первым, когда я назвала волю Августина всевышней.Нас стали тренировать для охоты на вампиров и оборотней, и пытались научить противостоять внушению, к слову, вампиры были очень похожи на тех мускулистых красавчиков из Дневников Вампира, только вот желание вампира убить меня на месте разрушало весь его шарм.Четвертый переломный момент был, когда мне исполнилось четырнадцать.Второй этап посвящения. Нас осталось семь.До этого момента я свято верила, что боль от запекания заживо самая ужасная. Оказалось, нет. Жидкость, введённая мне в вену, буквально, разъедала меня изнутри. Кажется, я даже обмочилась, когда билась в конвульсиях, что-то кричала в перерывах между мольбой о прекращении этой пытки.Это был первый день за все мои две жизни, когда я молила о смерти.После этого дня мои глаза навсегда остались голубыми. В тот же день мне рассказали о моей роли, как двойника, в истреблении Майклсонов. И только тогда я смогла сложить картинку воедино, я была в блядских Дневниках Вампира, с кучей охуенных мужиков которым позарез нужно мое бренное тело. С другой стороны здесь есть Йен Сомерхолдер, в смысле Деймон Сальваторе, которому я заочно нравлюсь, в принципе не всё так плохо. А если получится подать сигнал помощи вампирам, меня вытащат отсюда; эти два брата-акробата полезли мою тушку спасать от Майклсонов, значит и с этим справимся, главное подгадать момент.После этого дня теперь уже всем объявили, что я возвращаюсь в Мистик-Фолс для великой цели. Я и три оставшиеся девочки должны были уничтожить первородных, вслед за которыми погибли бы все вампиры. Меня бы использовали за двойника-приманку, забавно, но для высших целей Мадам заказала кулон скрывающий внешность у ведьм. — Когда-нибудь ты поймешь меня Сем…Елена. Всё это было сделано для твоего блага.— А мне кажется, что для блага Августина, ты ведь даже по имени меня боишься назвать.— Я думал, так тебе будет привычней.— Как тебе вообще поверили, когда ты так ужасно врешь?А через неделю я встретилась с братьями Сальваторе и Гилберты попали в аварию. Когда Мадам МакАдамс не вышла на связь, а слежки или девочек не обнаружилось, по истечению месяца я решила, что хватит служить идеологии. Пора работать на себя.