Виньетки (Vignettes, 1922) (1/1)

За горамиИстинно, за горами есть покой?— за горами, что раскинулись незыблемой лазурной громадой на самом краю света. Такая древнейшая тишина, такое беспредельное умиротворение окутывает их, что, очевидно, не суетные города, не моря, чью пену рассекают корабли, лежат за их пределами?— но долины лазурной тишины, где неувядающие цветы грезят в своём безмятежном, не нарушаемом никоим ветром, сне о хрустальной прозрачности зеркальной глади умирённых потоков.Сломанная лютняИбо не внемлешь ты моим лирическим славословиям, глуха к мелодиям, что сплёл я из тоски и слёз изрезанной любви, сломал я свою золотую лютню?— и прочь отбросил её, потускневшую и расстроенную, навек оставив среди багряных листьев и отцветших роз сентябрьского сада. Тишина, серебряный прах лилий, глухой скорбный ветр осени и судорожно скользящие по воздуху листья тут же приняли её в своё безоговорочное владение. Приметив её во время своей величественной прогулки средь облетающих роз, почувствуешь ли ты в своём сердце слабый отголосок тоски, которой дышали аккорды, рождая музыку для услаждения твоего слуха в полузабытые дни лета?Ностальгия по неизвестномуНостальгия по всему неизвестному, по краям забытым и затерянным, временами накрывает меня с головой. Подчас я стремлюсь к игре жёлтых солнц на террасах полупрозрачного лазурного мрамора, умаляющих не знающие волн воды озёр бездонной тишины; к легендарным заброшенным дворцам серпентина, серебра и эбенового дерева, чьи колонны?— цельные смарагдовые сталактиты; к столпам разрушенных храмов, мреющих в безбрежном пурпуровом закате земель дивной утраченной небыли. Я тоскую по тёмно-зелёным глубинам кедровых лесов, сквозь просветы в причудливом сплетении ветвей которых виднеется, словно отблески гигантского голубого бриллианта, неведомый тропический океан; по пальмовым и коралловым островам, тревожащим янтарное утро где-то за пределами Катая и Тапробаны; по удивительным сокрытым городам пустыни с пылающими бронзой куполами и стройными башнями золота и меди, пронзающими небеса раскалённой ляпис-лазури.Серая печальПодчас, в золотые ноябрьские дни, я встречаю среди безжизненных роз своего сада призрак старой печали?— печали серой и тусклой, словно осенний туман; блуждающий туман, бывший когда-то дождём слёз. И там, сквозь медленно угасающий день, среди роз блуждаю я с призраком своей печали, чей полузабытый полунезримый облик становится всё тусклее и размытей, пока я не различу лицо её от долгих сумерек, голос её от вечернего ветра.Локоны ЦирцеиЯ дрожу твоих волос?— блестящие, свитые в тугие локоны, они наводят на мысли о сплетении золотых змей. И потому я так очарован твоими таящими притворство губами, твоими недвижными, укрытыми пурпурными веками глазами, потому ласкаю их?— ибо, в глубине души, боюсь, что твои чудесные локоны оживут, едва я дотронусь до них.Глаза ЦирцеиГлаза твои зелены и бездвижны, уподобляясь в том порождённым пустыней озёрам. Они пробуждают во мне тягу к удивительным и горьким тайнам, неиссякаемую жажду энигм, губительных и бессмысленных.