Пролог (1/1)

От вязкой крови слипаются ресницы. Трибут, учащенно дыша, протирает глаза тыльной стороной ладони и отступает назад, крепко сжимая ручку кусаригамы. Щурясь, он всматривается в окровавленные складки комбинезона противника. Не дышит.Раздается залп пушки, и Бенджен облегченно выдыхает. Двадцатый, значит осталось всего четыре. Юноша оборачивается, встречается взглядом с возлюбленной. Девушка поднимается, поправляя колчан с собранными, обагрёнными кровью стрелами. – Мы делаем, что должны, – ее руки обвивают его торс, голова мягко ложится на тяжело вздымающуюся грудь. Рваное дыхание Двенадцатого глушит ее тихие вздохи. Он кивает, зарываясь носом в мягкие волосы. – Жемчуг Алем - Дистрикт 1, Мория Ллойд - Дистрикт 5, Бенджен Стилл - Дистрикт 12, Жаклин Вьено - Дистрикт 12, просьба проследовать в локацию для финального сражения. Голос распорядителя Голодных Игр звучит одновременно отовсюду. На куполе, которым накрыта арена, загораются указатели. Жаклин сжимает его ладонь, поджимает губы в неуверенной ободряющей улыбке. Трибуты из Дистрикта 12 следуют в нужном направлении. Рядом почти неслышно жужжат дроны с камерами. Выдавая свое приближение хрустом веток под подошвами ботинок, слева от них возникает чернокожая трибутка из Пятого. С обратной стороны поляны Бенджен, щурясь, разглядывает копну белых волос их бывшего союзника. – Не приближайся к Алему, – Стилл машинально поднимает оружие, хотя и знает, что никто не начнет без сигнала от распорядителя. – Знаю, – когда его возлюбленная послушно соглашается, Бенджен испытывает смешанное с недоверием, но все же облегчение. С момента их знакомства она убеждала его в том, что профи из Первого можно доверять, и Бен был почти уверен, что Вьено будет защищать его до последнего момента. – Уважаемые трибуты, финальные бои ведутся строго один на один. – Голос распорядителя выводит парня из оцепенения, вокруг раздается негромкое звучание гимна Панема. – Вы можете начинать, когда услышите ?В бой? Через 10,9,8… Бен загораживает спиной сотрибутку, крепче сжимает в ладони прохладную ручку. Но она, прикасаясь к изгибу локтя, опускает его руку. – Бен, он не станет на меня нападать. – Шепотом говорит Вьено и медленно переводит взгляд на профи. – Что? – юноша озирается, ища взглядом Морию из Пятого. Чернокожая девушка, раскручивая в руках небольшой топорик, переводит испуганный взгляд с них на профи. Бенджен поворачивает голову к Алему. Профи улыбается. В изгибе его губ скользят жестокость, наслаждение и жажда мести. – В БО-ОЙ! В руках профи сверкает копье. Жемчуг, взмахнув оружием, прыжком приближается к Пятой, и острие вонзается в ее грудь. Бенджен чувствует, как легкие обливаются огнем. Он жадно хватает воздух, ступая вперед, и с яростью раскручивает в руках булаву. ?Этот чертов ублюдок решил натравить нас друг на друга.? – план Первого оказался простым и жестоким до смешного. От осознания того, что он позволил этому белобрысому болвану воспользоваться секундным преимуществом, Бенджену хочется взвыть. – Нет, Бенджен, нет! – шепот Жаклин, хватающей его за рукава, режет слух. – Я убью его, – шипит Двенадцатый, но одно ее прикосновение заставляет его намертво застыть. – Тогда они убьют нас обоих. Нельзя нарушать правила, ты знаешь. Вьено оказывается прямо перед ним, цепляется за поникшие плечи и отрывает пятки от пола. Бен подхватывает возлюбленную, чувствуя, как холодное древко ее лука врезается ему где-то между лопаток. Чувствует запах трав, мешающийся с запахом крови. Руки Жаклин мягко поглаживают его спину. Бенджен вспоминает, как впервые увидел ее изящные кисти, плавно рассекающие воздух, россыпь темных волос, губы, тихо нашептывающие строчки из песни. Момент, перевернувший его жизнь, отпечатался в памяти с поразительной точностью. Недели, следующие за ним, слились в одно мучительное ожидание. – Не нужно, Бен, это слишком для нас обоих. – Она прижимается к его груди, вслушивается в дыхание, отсчитывает вдохи прежде, чем накрыть его губы своими.Стилл мычит, крепко прижимая ее к себе свободной ладонью, и чувствует, что это самое прекрасное и мучительное мгновение в его жизни. – Ты же знаешь, что мы должны, – она отстраняется, разрывая нить алой слюны, протянувшейся между их судорожно хватающими воздух ртами, и отступает на несколько шагов назад, целясь за его левое предплечье. Он помнит голубую блузку, сползшую с ее плеча. Помнит, как, озверев, оттаскивал от нее насильников и был в шаге от того, чтобы забить их до смерти. Не сорвался, потому что всё ещё был ей нужен. Чашка травяного чая и снова копны ее длинных волос, спадающих на пол. Он помнил ритм, который выстукивали его пальцы по изголовью кровати, пока он дожидался ее пробуждения, подбирая слова, чтобы успокоить ее.– Мы ничего им не должны, – возражает Стилл, послушно отступая назад, и с каждым выдохом теряет всё больше сил. ?Они ничего не сделали, я успел как раз вовремя. Извини, если напугал тебя.? – тут же выпалил он, когда ее ресницы слабо задрожали, и, словно обжигаясь, отклонился назад. Весь мир в одно мгновение сосредоточился в одной точке — блеске ее растерянных глаз из темноты. И он понял, что, начиная с этого момента, его сердце не будет принадлежать никому, кроме Жаклин Вьено.Она только отрицательно качает головой. Всё сливается в одну картинку. Лекарства от спонсоров, которых она очаровала, но которые почему-то предназначались ему. Чертовы парашюты, в которых были только те препараты, что помогали ему, но были абсолютно бесполезны для нее. Это выводило его из себя, а Жак виновато улыбалась, словно понимала, что так нужно. Он думал, что чертовы капитолийцы просто хотел развлечься таким образом, но все они следовали ее плану. Даже сейчас профи из Первого невольно оказался в паутине Вьено, потому что она знала — чтобы Стиллу позволили победить, им нужно настоящее шоу. И подтверждение всего того вздора, который они говорили на интервью. ?Мы оба — претенденты на победу, и сделаем всё возможное, вопреки боли, которую нам придется пережить. Не стоит ставить только на кого-то одного.?– Не поступай так со мной, Жаклин, ты же знаешь, что я не смогу, – он хрипит, когда стрела мягко входит в тело, прорезая кожу, словно фруктовую кожуру, но не чувствует боли. Только безысходность. – Ты должна вернуться домой, я же обещал. Господи, Жаклин. – Ты должен победить, милый – она кашляет, стирает с губ кровь, натянуто улыбается и смотрит умоляюще. – У меня уже нет шансов. Мысль, которая засела в ее голове еще в день Жатвы, когда он вызвался добровольцем следом за ней, давила на нее сильнее всего остального - чувство вины сильнее жалости к любимому. Бенджен поднимает голову вверх и кричит от бессилия. Большинство дронов отлетают от места, где Мория и Алем теряют последние силы от потери крови, отражая удары друг друга. Звон металла стихает. Стиллу кажется, что весь мир смотрит, как он, ломаясь, поднимает оружие. Почти не замахивается, бьет с полу-силы, но этого хватает, чтобы истощенная Жаклин обмякла в его руках. Он теряет смысл жизни и обретает звание победителя Двадцать Девятых Голодных Игр.***Я не принимаю ничего из того, что чувствую сейчас, проводив тебя в последний раз. ?Мне говорили, что, дойдя до конца, люди смеются над страхами, которые мучили их в начале. Я, кажется, уже пришел (куда?), но мой единственный страх возвращается ко мне каждую ночь. И с каждым сном он становится всё кошмарнее, больнее, томительнее, жестче. Я пишу к тебе, чтобы спросить. Придет ли конец не только моему пути, но и моим страданиям? Ясно, что это не произойдет быстро и никогда не пройдет совсем, но хотя бы через несколько лет, десятилетий, хотя бы через век, если мне все-таки суждено влачить это жалкое существование б е з тебя, станет немного легче? От дверного хлопка грифель карандаша врезается в бумагу и ломается. Скрипя зубами, Бенджен поворачивается к своему посетителю. Щупленькая медсестра с очередной дозой морфия дрожит и смотрит на него с таким страхом в глазах, что юноша невольно вздыхает. И что ее пугает? Его внешний вид или эти приступы истерик? В любом случае, на него уже ничего не произведет должного впечатления, чтобы захотеть себе помочь. Даже если бы с таким же испугом на него смотрела собственная мать. – Уйдите прочь, – шипит победитель, отворачиваясь. – Простите, мистер… – Я же сказал, идите к черту. Он мычит, прижимаясь к прохладной поверхности стеклянного стола, и закрывает рот ладонями, чтобы подавить судорожные всхлипы. Ее чертовы волосы цветом почти как у Вьено. В последнее время он во всех пытался найти общие с любимой черты, но от того, как отвратительно они были искажены в этих людях, как мерзко они выглядели в сравнении с ней, у него неизменно появлялась тошнота. Сердце до того громко стучит в висках, что он не слышит, как она приближается. Игла почти неощутимо входит в шею. От ярости Бенджен со всей силой впивается ногтями в ладони, сжимая кулаки, но в следующий же миг он засыпает, и тело безвольно мякнет. Победитель просыпается в белой палате, туго привязанный к медицинской койке. Так, что даже голову сдвинуть с места не получается. Какое-то время он тяжело дышит, судорожно вслушиваясь в тишину и пытаясь расслышать до боли родной голос, но, убедившись, что она снова упорхнула, расслабляет напряженные мышцы. – Сейчас ты, наверное, не веришь, но тебе еще есть, что терять. – Голос такой знакомый, что Стилл начинает дрожать от попыток ухватить нить, соединяющую его с прошлым. – Просто посмотри. Он лихорадочно бегает глазами по комнате — насколько это ему позволяют ремни, но не видит ничего, кроме темного экрана, и, сдаваясь, моргает в знак согласия. Сначала он смотрел на родителей и Лорен в день Жатвы, на напуганного племянника и семью Вьено. Потом понял, что следующие кадры намного новее. Их, кажется, сняли в Деревне Победителей, куда уже перебралась семья. Последний отрывок — мелькнувшая среди игрушек светловолосая макушка Кая. Сердце Бенджена сжимают тиски, он глухо мычит, в уголках его глаз блестят слезы. – Ты ответственен за их судьбу. И если они простят тебе моральное падение, то Капитолий — нет. Если ты уничтожишь себя, они сделают то же самое с ними. – Что Вам нужно? – Ты наденешь костюм, выйдешь на сцену и сделаешь вид, что справился. Если не переусердствуешь, на год-другой тебя отпустят. Я постараюсь уладить вопрос с менторством на какое-то время. Пока не научишься с этим жить. – Опал выходит из-за спинки кресла. Теперь его взгляд кажется еще более обреченным. – Двадцать восемь научились. В большей или меньшей степени. Не думай, что тебе пришлось хуже, чем другим, Бен. Хватит себя жалеть. Все эти недели, проведенные в госпитале, новоиспеченный победитель Двадцать Девятых Голодных Игр был рад, что видел только врачей и медсестер, которые не знали его до этого момента. При первой встрече со стилистом, который, как ему показалось, проникся тёплыми чувствами к Жаклин, Бен ожидал ненавистного взгляда или по крайней мере упрека. Но Опал смотрел на него с сочувствием, искренним сожалением и пониманием. Словно он уже не в первый раз вынужден помогать человеку, который убил свою возлюбленную. Словно Стилл не заслуживает презрения. Как-будто он заранее знал, что с арены живой выберется не она. Бенджен был уверен, что вся их команда, включая ментора и стилистов, на ее стороне, что все они старались помочь ей. Но теперь то хрупкое понимание происходящего, которое у него было, безжалостно рушится. Финал Игр был спланированный ею, и Жаклин постаралась на славу, чтобы вовлечь в это как можно больше людей. Пока он старался спасти ее, она уже знала, что пожертвует собственной жизнью. Прежде, чем ответить, Бенджен сглатывает ком, вставший поперёк горла: – Хорошо, я всё сделаю. *** – И зачем тебе весь этот хлам? – Жаклин насмешливо улыбается, убирая отросшую прядь волос с его лба, и откусывает кусок от здоровенного яблока. – Это настоящее безумие, Бен, выбрось это, не пугай родителей. Небрежно толкая ногой одну из коробок, она приближается к окну и распахивает запыленные занавески. Вынимает какую-то книжонку и пробегается по строчкам небрежным взглядом. Затаив дыхание, Бенджен прислоняется к пыльному комоду, и не может отвести взгляда от ее силуэта. Длинные ноги совсем голые, мятая футболка не достает и до средины бедра, а волосы вьющимися колечками топорщатся во все стороны. Силясь подавить зудящее чувство в груди, он тяжело глотает слюну и когда Жак, почувствовав его взгляд на себе, принимается качать бёдрами в такт почти неслышной музыке, отворачивается в другую сторону. – Пообещай, что послушаешь меня, – мурлычет Вьено, обнимая его за талию, и слабо прикусывает мочку уха. – Пообещай, что выбросишь всё. – Это твои вещи. Ты знаешь, что я не стану. – Он содрогается, начиная подсознательно догадываться, что всё это неправда, и, обернувшись, прислоняется к ней ближе, чтобы поглубже вдохнуть этот до истомы сладкий запах. – Ладно, поговорим позже. Они сейчас войдут. Словно по щелчку пальцев она вдруг испаряется, а Стилл всё ещё смотрит на то самое место, где, стерев слой пыли, остался след изящной ступни. Свернувшись, как напуганный ребенок, и сжав в руке небесно-голубую футболку, победитель засыпает среди не разобранных коробок с вещами. Лицо его, ранее нахмуренное, медленно приобретает совсем другое выражение. Черты смягчаются, на губах появляется слабая улыбка. Громко распахнув двери, племянник видит его именно в таком положении и, испугавшись столь счастливого выражения лица у человека, от которого он стал бы ожидать этого в последнюю очередь, спешит вернуться назад, чтобы нечаянно всё не испортить. Но в этот же миг мама нагоняет его, опасаясь, как бы он не разозлил Бена, и, увидев эту картину, с болезненным выражением лица замирает на пороге, остановив малыша одним касанием к плечу. Сердце ее болезненно сжимается, как и каждый раз, когда она видит своего брата в последние месяцы. – Бен, просыпайся, милый, – голос Лорен, тихий и непривычно мягкий, будит его не сразу. И когда Бенджен наконец медленно открывает глаза, рядом с ней стоит еще и Кай, довольно улыбающийся и держащий в руках большую коробку. – Он кое-что нашел. Тебе понравится. Протирая заспанные глаза, победитель молча берет коробку и заглядывает внутрь, там — целая куча их с Жак совместных фотографий, на некоторых они вместе с мальчишками, реже - с друзьями. – Нашел их под кроватью Жаклин и подумал, что тебе будет приятно, если я оставлю их здесь. – Бенджен поднимает голову, и его взгляд встречается с глазами, при одном воспоминании о которых его все еще бросает в дрожь. С благодарностью взъерошив платиново-белые волосы, он растягивает губы в слабой улыбке и — впервые, — думает о том, что сможет справиться.