1 часть (1/1)

С самого утра по небу вновь блуждали тёмные тучи, тяжёлым куполом грозились упасть на город и разбиться о крыши многоэтажек тысячами осколков, чтобы залить улицы дождевой мутной водой. Люди текли мерным, но таким же серым потоком, по тротуарам, куда-то торопились и, несмотря на переменчивую погоду, оставались неизменно потухшими внутри. Они отчаянно пытались догнать укатившуюся искорку жизни и постоянно сталкивались с проблемами, не в силах разбить новую стену, а огонёк казался всё дальше, пока вовсе не исчезал в рутинном существовании.С каждым новым днём смысл оставаться в пустой, и вдобавок ко всему холодной квартире, становился всё бледнее, но он ещё панически мельтешился где-то в глубине сознания. Самым важным и, пожалуй, безумно сложным было помнить о необходимости отыскивать эту искорку с наступлением утра, обязательно до завтрака, а не то можно было случайно вместо яичницы наглотаться таблеток.Лёша вот уже минут пять пытался исполнить ритуал по обретению нужды встать с кровати, но получалось плохо, ведь там, за пределами одеяла, с горем пополам завёрнутого в протёртую ткань, уличный ветер из распахнутого окна забирался под кожу. Особенно сильно холод ощущался вокруг ещё незаживших порезов.Парень уже давно перестал ощущать боль, словно постепенно превращался в некое подобие манекена с нарисованной улыбкой при встрече со знакомыми, но, едва порог квартиры оставался за спиной, с бледного пластика кто-то стирал счастье, оставив лишь безжизненную тень на лице и чернеющую пустоту в глазах. Теперь было не так страшно случайно попасть под колёса машины с отказавшими тормозами или заболеть неизлечимой болезнью, которая обычно стоит у изголовья кровати безнадёжно дышащего человека и держит за руку смерть, которая при любой возможности выдохнет над телом запах гнили и ледяного ужаса, а после будет наблюдать за постепенно гаснущим блеском в глазах. Горячие искорки явственно ощущались под тонким, едва прячущим алую полоску засыхающей крови, слоем новой кожи, что, впрочем, редко успевал образоваться окончательно до того, как лезвие не нарушало целостность вновь.Наконец Бочкарёв выпутался из ткани, отыскав жизненный огонёк не до конца, но решив, что на большее он не способен, и отправился на кухню, чувствуя лишь холод под босыми пятками.Пустота квартиры ударялась об уже измученное бесполезным существованием сознание, словно морские волны пенились и ударялись о каменный пирс. Тишина нагнетала, но говорить совершенно не хотелось. Где-то глубоко едва дышала надежда, что на кухне парня встретит довольное хриплое бормотание, которое оповестит обо всех планах на день, а после поставит на стол две чашки свежего кофе… Но там вновь никого не было.Уже проходя по коридору на обратном пути в спальню, Лёша заметил на пыльной полке в распахнутом шкафу старую камеру, купленную когда-то на один из первых заработков и прошедшую сквозь все колючие кусты липкого чертополоха вместе с Бочкарёвым. Именно ей парень доверял все ценные воспоминания, которые могли разжечь из искры пламя жизни, а могли затушить оставшиеся угли и навсегда утянуть в небытие. Лёша подошёл ближе и протянул трясущуюся руку, словно вот-вот под пальцами должно было оказаться что-то таинственное, но кожа соприкоснулась лишь с ледяным железом. Парень осторожно закрепил ладонь между камерой и резинкой сбоку, а затем извлёк предмет из пыльного шкафа, отчаянно пытаясь включить (зажечь красный огонёк смысла существования) мёртвую, спустя столько месяцев бездействия, технику.В ящике среди ненужных проводов, что змейками лежали в хаотическом порядке, Лёша наконец отыскал тот самый, с подходящим концом шнур, и смог включить камеру, которая тихим щелчком поблагодарила о появлении энергии.Бочкарёв забрался на кровать, складывая ноги в позе лотоса, и принялся терпеливо ждать, пока техника не зарядится до конца.Мысли, воспользовавшись лакомым кусочком бездействия, принялись штурмовать сознание. Опять закрутилась на бесконечном повторе запись ?что я делаю? Для кого?? Впрочем, Лёша не знал ответов, а новые вопросы всё выползали из темноты, словно учуяли сомнение и поспешили разрешить его отнюдь не в несчастную сторону жизни. Из глубины сознания донёсся невнятный шёпот ?лезвие?, и вскоре этот голос заполнил собой всё пространство квартиры, манил и убеждал, что ведь больно больше не будет.Бочкарёв никогда не был сопливым романтиком, который при первой же возможной ссоре бежал на мост и грозился прыгнуть или писал ночью при зажжённой свече стихи о неприязни к этому миру. Ему всегда казалось, что ни одно событие не сможет его сломать, ведь он так любил жить: просыпаться утром и шумно вдыхать свежий воздух, который был на рассвете, а после размеренно пить кофе и приводить в порядок мысли, которые теперь даже профессиональный дрессировщик не смог бы унять, затем следовало возвращение в кровать и приторно мечтательное созерцание потолка, словно там зажигались его личные звёзды.Дневную рутину сломал первый хлопок двери. Он был радостным, и благодаря ему в квартиру проникли тёплые объятия, тихие разговоры и постоянные прогулки, поездки на другой конец города, чтобы посмотреть на необычайной красоты дерево, о котором Женя прочитал в интернете. Здесь поселилось счастье?— такое искреннее, по-детски наивное и желающее жить в одной из комнат вечно. Каждый день зажигался особенным цветом лампочки в сознании, будто помимо бледно-зелёного огонька спокойствия вдруг появились ещё неизведанные оттенки, которые перед самым сном отправляли важное воспоминание в память, что теперь безжалостно напоминала о прежней жизни.Второй хлопок двери был злым и нагнетающим, будто счастье подхватил порыв ветра из вечно открытой форточки и с силой выставил за порог. Именно тогда, с уходом Жени, в квартире отчего-то стало холодно, и о пустоте напоминал блуждающий по комнатам сквозняк. Бочкарёв доказывал самому себе, что ничего особенного не произошло, что такое происходит у других довольно часто, но уже спустя пару дней взгляд случайно упал на лезвие в ванной, а затем по венам поползли тёмно-вишнёвые змейки. Он не смог вернуться к прежней жизни, подавляемый бесчисленным множеством воспоминаний, когда впервые всё было действительно хорошо, и мысли постоянно убегали в неправильное, противоположное смыслу существования русло. Это не было классической историей, вроде ?он был для меня всем?. Женя действительно многое принёс в его рутинные дни, но вот забрал он лишь малую часть, а остальное, вроде мыслей и пары вещей, которые не успели оказаться в чемодане, были забыты в порыве гнева, сторис в инстаграме, где когда-то важный голос пел песни, но уже не ему, постоянно сливались в единый ураган и разрушали всё на своём пути. Все шаткие пирамиды из мыслей об ещё не скором финале, ломались на кусочки под влиянием бури.Сейчас вновь где-то загорались далёкие вспышки воспоминаний, а в следующее мгновение плёнка жизни раскручивалась, пока на фоне, вместо звука, повторялось страшное ?возьми лезвие?.И парень опять повиновался, в полусне добрался до ванной и тёмным безжизненным взглядом нашёл на полке бритву, извлекая оттуда необходимую часть и оставляя порезы на пальцах. Лёша вернулся в комнату, поставил камеру на ближайший стул и включил, стараясь настроить правильный ракурс, чему научился в те дни, когда возникала просьба о фотографии от Жени… Нет, достаточно думать о нём. Пора стирать все воспоминания, а заодно и возможность появления новых.Наконец кадр был настроен верно, и в уголке загорелась красная надпись ?Rec.?, что означало начало самого грустного и полоумного фильма на планете. Лёша сел напротив камеры на холодный пол, бросив взгляд на всё ещё распахнутую форточку, но времени не было, пора было начинать.—?Привет,?— выдавил Бочкарёв, закусывая губу из-за болезненной улыбки, которая едва не прорвалась сквозь отрицание факта чего-то неизбежного. —?Думаю, ты нашёл эту запись не очень скоро, ведь кто додумается включить камеру, когда она безжизненно стоит на стуле. Я не особо хочу с тобой прощаться. Наверное, всё ещё боюсь совершить что-то непоправимое. Но я простил тебя. Знаешь,?— здесь Лёша замолк, окинув комнату непонимающим взглядом, будто только что здесь очутился,?— мне почему-то кажется, что ты тоже не злишься на меня больше. Я буду так думать, ладно? Не вини себя или меня… В этом виновато лишь едва живое сознание с постепенно затухающим чувством боли. Помнишь, ты пел, что всё так как надо? —?Бочкарёв несколько секунд кивает, смотря на трещинку на полу. —?Думаешь, всё могло бы быть иначе? Я сомневаюсь. Наше общение стало бы фальшивым притворством, из-за которого жизнь обернулась бы иначе, но финал здесь не мог и не может быть счастливым. Мы выпили друг из друга достаточно жизненных сил, но вот только я не смог их восстановить. Знаешь, мы просто сломались, а потому ты ушёл и… Я тоже уйду. Надеюсь, что у тебя появится другой самый дорогой человек, ведь я им уже давно не являюсь. Наверное, это и к лучшему: тебе будет не столь больно смириться с… Этим,?— Лёша отчаянно не хочет произносить страшное слово вслух, будто ещё можно что-то изменить. —?Пожалуйста, удали эту запись, как только просмотришь. Я не хочу, чтобы ты каждый вечер перед сном чувствовал что-то болезненное внутри. Просто знай, что я… Всё ещё не могу перестать любить и постоянно думать о тебе, хотя это и неправильно! И вообще я абсолютно всё делаю неправильно! Извини… Я не хотел кричать. Просто страшно сталкиваться с чем-то неизбежным. Надеюсь, что ты… А, впрочем, пора заканчивать.Лёша берёт лезвие и рисует на ещё нетронутом участке кожи свежую полосу, а затем закрывает глаза от боли, но всё ещё продолжает говорить:—?Хотел сказать, что ты не такой как все, Жень. Ты лучше. Лучше многих тысяч людей, ведь ты настоящий, и… Я не хотел бы заставлять тебя притворяться любящим. Помнишь, как ты пел о надежде, что твой мир подарит хоть кому-то свет. Ты и в правду зажёг во мне что-то такое, чего я не мог самостоятельно отыскать в рутинной темноте. Ты был моим светом, Жень. А за светом неотступно по пятам следует тень.Лёша покрепче сжимает лезвие между пальцев и чертит достаточно простую линию по ещё вчерашнему порезу. Боль то ли отступает, то ли, наоборот, заполняет туманом пространство вокруг и из-за этого не чувствуется вовсе.—?Наверное, спустя пару лет ты и не вспомнишь меня вовсе, забудешь, что когда-то в городе существовал такой вот сумасшедший, который даже собственные мысли успокоить не смог. Жень, у тебя всё будет в порядке, правда. И знаешь… Сыграй мне что-нибудь на гитаре, когда с неба будет литься дождь, а вокруг, кроме бесконечных мраморных памятников, никого не будет.Бочкарёв проводит поперёк другой руки и обессиленно роняет перед собой лезвие. Пальцы больше не слушаются, а вот мысли, наоборот, подозрительно затихли, оставив в сознании лишь серое облако спокойствия.—?Спасибо тебе,?— Лёша уже едва шепчет бледнеющими с каждой секундой губами. —?Ты… Был важным человек в моей жизни. Прости, что… Так вышло. Прощай.Последнее слово остаётся беззвучным, ведь боль отчего-то возникла из пустоты сознания и теперь липкими сетями сковывала малейшие движения, позволяя лишь пустому взгляду бегать по стене напротив. Лёша не верил, что всё закончилось, и наивно надеялся, будто сейчас в квартиру ворвётся Женя и спасёт его… Но лишь холодная пустота скользила по полу у самых ног.Бочкарёв не вскрикнул от резкого приступа боли, хотя и очень хотелось, но сил пошевелиться или заговорить уже не было. В темноте глаз всё ослабевал жизненный огонёк, а в последний миг Лёша успел лишь моргнуть, глядя в объектив, и после этого его окутало долгожданное спокойствие.Спустя пару минут на экране камеры надпись ?Rec.? стала мелькать всё чаще, пока аккумулятор окончательно не сдался, погибнув в холоде квартиры. Снятое видео автоматически сохранилось, оборвавшись на моменте, где тело Лёши перестало дышать.