Причина №1. (1/1)

?Оно бьется внутри тебя, как загнанный в клетку соловей. Ты чувствуешь, точно чувствуешь. Но мастерски заглушаешь это. Заглушаешь, но бережёшь, словно что-то самое дорогое на свете, словно собственное сердце. Ждёшь, что он вернётся. Ты точно хочешь этого??.Пробуждение оказалось тяжёлым. Ты распахиваешь глаза, чувствуя, как в спазмах сжимаются лёгкие, а сердце колотится с безумной скоростью. Ты хватаешься за грудь, затем поджимаешь колени и обнимаешь себя за плечи. Постепенно становится легче, и ты снова опускаешься на подушку.Один и тот же сон на протяжении семи лет. Он возвращается неожиданно - точно когда ты вот-вот забываешь этот день. Кажется, он не отпустит тебя никогда. А вдруг вернётся и сам? Не только в этих снах? Что тогда будет?Ты не хочешь об этом думать, поэтому накрываешься одеялом с головой и крепко жмуришься, чтобы поскорее заснуть. Завтра важный день.***Весна. Ты очень любишь весну: запах цветущей акации, желтоватый, словно дымчатый свет, витающая в воздухе романтика. Ты обожаешь романтику. Букеты цветов, спонтанные подарки и маленькие пластиковые контейнеры с пирожными, полученные от самого чудесного парня на свете.И сейчас, несмотря на то, что вокруг вас толпа сверстников в красивых платьях и костюмах, он вручает тебе муссовый десерт с клубникой. Ты глупо улыбаешься, изучаешь наклейку со значком ?веган? и поднимаешь благодарный взгляд на шатена.— Тут нет глютена и сахара, но он все равно очень вкусный.— Я даже не сомневаюсь, - ты приподнимаешься на носочки (он выше тебя на три головы) и целуешь его в щеку, — спасибо!Он знал, что здесь ты ничего не сможешь поесть, и позаботился об этом. Осталось только найти ложку.Весенний бал выпускников. Школьная традиция. Пожалуй, единственная хорошая. Одесский пирс, длинные накрытые столы и живая музыка. На тебе простенькое платье из шифона, которое ты так и норовишь промочить в Чёрном море. Но ты сдерживаешься и шагаешь в сторону единственного ближайшего помещения - большого белого шатра - чтобы взять ложку.Деревянный пирс заканчивается, и ты ступаешь на песок - узкую дорожку с уличными фонариками по обеим сторонам. В туфлях неудобно, поэтому ты стягиваешь их и, подцепив за тонкие ремешки, спешишь дальше.Музыка затихает, работающие фонари тоже заканчиваются, и через пару секунд ты оказываешься на освещённом лишь скрытой за густыми облаками луной пляже. Ни единой живой души, кроме разве что странного силуэта у кромки воды.Ты не видишь его глаз, но почему-то чувствуешь, что он смотрит точно на тебя. Непонятный страх парализует, поэтому ты застываешь на месте. И, даже когда он начинает медленно двигаться к тебе, не делаешь и шага от него, не произносишь и звука.Ну же! В двадцати метрах толпа людей, в конце концов, твой парень. Закричи! Кто-то точно поможет тебе. Или хотя бы спугнет этого человека.Он останавливается в нескольких шагах от тебя - так, что можно дотянуться рукой - и ты, наконец, понимаешь, кто это.С губ срывается тихий, сухой смех. Нет, тебе ни черта не весело и не смешно. Ты в ужасе! Такими реальными галлюцинации ещё не были.Все ещё смеясь, ты протягиваешь пальцы свободной руки к его лицу и мягко касаешься щеки. Она все такая же колючая и мягкая, как семь лет назад.— Саша, - вздыхаешь ты и чувствуешь, что вот-вот захохочешь в голос, как он хватает тебя за запястье, ещё крепче прижимая ладонь к своей щеке.— Давай! Трогай! Трогай больше! - рычит он, все сильнее и сильнее стискивая твою руку. Он дёргает её в разные стороны - к другой щеке, к шее, груди, волосам - и резко останавливается на губах. Они горячие, влажные. Только в этот момент ты наконец понимаешь, что это вовсе не глюк.— Саша... - снова шепчешь ты, и на этот раз в твоем голосе ужас. Ты роняешь коробку и туфли прямо на землю и испуганно одергиваешь руку.Он усмехается:— Ну что, изменился?Семь лет. Прошло семь лет, а он все такой же. В точности как в твоей истерзанной, но точной памяти. В нем не поменялось совсем ничего. Словно для него семь лет прошли, как один день.Ты мотаешь головой, осторожно отступая назад - туда, к шатру, там безопасно. Он бросает короткий взгляд на твои босые ноги, затем снова глядит в глаза и тут же вцепляется в горло.— Мне показалось или ты куда-то собралась? - рычит он прямо тебе в ухо, едва касаясь губами виска.— Показалось, - ты нежно проводишь ладонью по его предплечью по какой-то старой привычке, — миленький... - хрипишь ты, — пожалуйста, не надо.На его руках татуировки и ощутимые шрамы - большие, неровные, - и крупные от напряжения вены. Ты ведёшь вдоль них, поглаживая кожу, и он, наконец, ослабляет хватку.Он расцепляет пальцы, и ты падаешь на тёплый песок, кашляя и сквозь боль пытаясь вдохнуть поглубже. К глазам подступают слёзы, и ты не понимаешь, почему. Лишь глядишь на него снизу вверх и плачешь, замечая, как он неприязненно морщится.— Ты все такая же плакса? - он опускается перед тобой на корточки и протягивает руки, отчего ты невольно дергаешься.Но он хватает тебя в охапку и прижимает к себе. Отдаленное чувство откуда-то изнутри вдруг ударяет в голову.Тебе, кажется, десять. Или может девять. В твоей кровати нет игрушек, с которыми ты привыкла спать, или даже покрывала с яркими рисунками. Не горит ночник или свет в коридоре.Ты плачешь - скорее даже устало хнычешь от желания поспать и, вместе с тем, страха никогда не проснуться.Он на самом краю кровати, такой большой и страшный, и в его руках единственная игрушка - плюшевый медведь с криво пришитой красными нитками головой. Он сам разорвал его и сам же зашил. Чтобы отдать тебе.Но ты не успокаиваешься, а лишь сильнее ревешь, поэтому он прижимает тебя к своей груди. Ты впервые слышишь такой странный стук сердца. Медленный - раз в несколько секунд, но громкий, как будто эхом отдающий где-то в пещере. И засыпаешь.Сейчас стук в точности такой же. Один удар в пять секунд. У людей такого не бывает. Да только он не человек. Ты всегда это знала.— Где ты был?— Рядом.— Это неправда. Куда ты пропал?— У меня есть другие дела, кроме тебя, - фыркает он. Явно недоволен, но все равно не отпускает. Прижимает все крепче и крепче, даже гладит тебя по спине - так нежно и чутко, словно ты младенец.— Я думала, ты отпустил меня.— Отпустил? - он смеётся, — я никогда тебя не отпущу. Ты моя навечно.?Тебе страшно? Рядом с ним всегда страшно. Ты его игрушка. Слабая, мягкая, хрупкая игрушка. Забытая и снова найденная. Ты до дрожи боишься, но цепляешься за него, как за спасательный круг. Тебе страшно! Ты должна бежать! Но ты не хочешь.?