Глава 8. Поднебесная близость, или Акт доверия (1/1)

Принцесса обнаружилась скоро.Не заметить её было трудно, и так думал не только Феликс — весь зал переполнился любопытными наблюдателями, облепившими танцевальную зону со всех сторон. Подобного скопления людей не собралось даже на время первого танца дебютанток, который считался наиболее масштабным, а потому вывод был очевиден: такое внимание могла привлечь лишь прекрасная Атанасия.Феликс суетливо потоптался на месте. С одной стороны, он был рад, что не нарушил приказа Его Величества, с другой же — не ведал, что ему стоило делать дальше.Вдруг его осенило: да это же была идеальная возможность!Он вспомнил об их с Лилиан уговоре. По её задумке, с которой он был согласен и которую находил чуть больше, чем гениальной, он должен был воспользоваться волшебными камнями памяти и увековечить все танцы принцессы. Вообще-то мужчина и сам хотел мелькнуть на одной из этих записей, но это уж было не ему решать, а принцессе. Однако было бы, конечно, очень здорово, если б Её Высочество согласилась… Наверное, Лилиан обрадовалась бы этой записи… А ещё больше она обрадовалась бы, коль застала столь чудное зрелище лично.Жаль, но ей более было не дозволено присутствовать на светских мероприятиях. Да и некогда ей: ныне она отвечала за благополучие и внешнее совершенство принцессы, а потому у самой не нашлось бы ни минутки на сборы. Но она не отчаивалась. Как-то раз принцесса, будучи малышкой, упомянула занятную истину: ?Лилиан — лучший и самый добрый человек на этом свете?, — сказала она. И Феликс был с ней согласен, хотя в то время не больно-то с ней ладил. Лилиан относилась к нему с недоверием, но он знал: дело было не в нём. Опасения няни было связано с императором, и после, когда император принял свою дочь, это подтвердилось. Лилиан — женщина с чистейшей душой и чутким сердцем. Не восхищаться ей тяжело, практически невозможно. Заботе о милой принцессе она отдавала всю себя и была готова пожертвовать даже своей жизнью.Верно, если судьба будет к ней благосклонна, однажды она станет отличной матерью для собственного дитя…Размечтавшись, Феликс забылся. Если он сейчас же не прорвётся сквозь толпу, он не успеет записать ничего!Взмахнув плащом, он направился в самую гущу. К счастью, дорогу тут же уступили — видимо, его прошлое всё ещё тянулось за ним кровавым шлейфом, и злопамятные подданные императора так и не простили ему той страшной бойни. Как будто был иной выход… Рыцарь вздохнул.Устроившись в первых рядах, он увидел Атанасию. Она и впрямь танцевала, кружась в самом центре. Партнёром же её был сын давнего слуги императора, герцога Роджера Альфуса.?Как хорошо, что Его Величества здесь нет?, — непроизвольно поразмыслил Феликс и сжал в руке тициановый камушек, поверхность которого отозвалась на его прикосновения живым вибрированием и теплом. Громоздкая люстра блеснула в его отражении. Когда магический самоцвет был направлен ровно на предмет совершаемых колдунств, он вспыхнул — и принял насыщенный алый оттенок. Запись началась.***Уныние укусило её, выбив с её уст краткий зевок.— Скучно, — буркнула девушка, но никто её не услышал. А она и не хотела быть услышанной. Единственный человек, который мог её развлечь, покинул её куда быстрее, чем она планировала. Она и не думала, что Атанасия окажется настолько неинтересной. Даже дурочка Дженнет повеселила её больше — та хотя бы не сторонилась незнакомых людей, как дикое животное.Видимо, это всё из-за воспитания, взвешивала предположения девушка. Избалованной принцессе, выросшей в руинах гарема, опустевшего быстрее, чем того требовали обычаи, свойственно подобное поведение. Откуда же взяться тому, чему вне полноценного общества её научить просто не могли?Вот потому и нужно чтить обычаи всегда, а не тогда, когда императору это выгодно.Сесилия поморщилась. Отвращение пробрало её до костей.?Что ж, ну и ладно. Зато её не будет жалко?, — она отбросила волосы, оголив не прикрытое тёмными тканями плечо.А ведь всё могло быть иначе, если бы Клод оставался там, где ему суждено быть, — на отведённом ему жизнью месте. Неуравновешенный, эгоистичный, он не только на обычаи наплевал… Император — хотя он был не достоин этого титула — забыл о том, что правитель должен быть справедливым. Любому императору, получил он бразды правления наследно иль нет, было предназначено будущее, лишённое чистоты и святой невинности. Испачкаться в крови — это рок, это неизбежность, и обойти её не получится ни одному, даже самому умному и честному государю. Но и оправдывать свои зверства обычаями, коль он и сам не брезговал их нарушать, он не имел права.Сесилия сделала глубокий вдох. На мгновение всё внутри неё иссохло, потеряло энергию, но вскоре вновь ожило. Ей нельзя было утратить самообладания сейчас.Не сейчас, когда она уже добралась до половины пути.***Атанасия не знала, долго ли она простояла в таком положении, но отстраниться себе позволить ещё не могла. Обездвиженная, она еле держалась на ногах и из последних сил цеплялась за расстёгнутый камзол Лукаса, который из-за своих мрачных тонов терялся в ночной мгле. Запутав пальцы в алых застёжках, принцесса трепетно прижималась к юношеской груди, пока со временем не ощутила желанный покой. Тепло чужого тела влияло на неё положительно: дрожащие в спазме плечи отчасти расслабились и опустились. Благоразумие осело и зашептало, мокрыми поцелуями лаская её мочки:— Оставьте эти глупые домыслы, Ваше Высочество… Но у неё не выходило.Её беды повисли над ней, подобно грозовым тучам. Но что это были за беды? Ядовитая тоска, одиночество, низвергающее томление — всё то, чему не было места на балах, на светлых праздниках, которым предрешено затаиться в памяти у зачинщиков до самой старости.Длинная пауза, сопровождавшаяся не только вежливым молчанием, но и искренним пониманием того, что от лишних слов лучше никому не станет, скоро оборвалась. — Я, конечно, тоже очень скучал по тебе…Лукас заговорил первым. Его голос звучал надломлено и нерешительно. Казалось, он был удивлён и по-застенчивому робок, что совершенно не в его характере, поэтому предугадать его точные эмоции у Атанасии не получалось. Всё ещё пребывающая под впечатлениями после предыдущей встречи, она не могла сообразить, язвил он или говорил правду. — Может, уже расскажешь, в чём дело? Ты что, ревела? — закончил он.Ати подняла глаза выше, встречаясь с двумя красными огоньками, всматривающимися в её беззащитную, сломленную душу. Пропустив пару ударов сердца, она вдруг осознала, что перестала дышать. Лукас, видно, тоже это заметил — и покраснел. От… смеха? Эта наглая рожа смела над ней смеяться в такой момент?..Но ни один мускул не дрогнул на лице колдуна.Отшатнувшись прочь, принцесса сделала несколько резких шагов. До неё дошло: пожалуй, последние минуты, которые она провела в столь опасной близости от мужчины, сложно назвать порядочными. Её ведь могли увидеть — и что тогда? Должно ли ей, принцессе, допускать такие оплошности в своём поведении? Очевидно, нет.Прикрыв руками рот, она судорожно замотала головой. Румянец изъел её щёки.— Не ревела я, не ревела! — отрицала она, смахивая с ресниц влагу, а сама волновалась совсем об ином.Тяжёлые серьги, одна из которых складывалась в фигуру мерцающего плотным рядочком алмазов месяца, тогда как другая горела золотом солнца, затряслись в такт её обрывистым движениям. Камни, вложенные в высокую тиару, отражали блеск разбрызганных по небосводу звёзд.Лукас замер. Лишь теперь, оказавшись подле подруги, ему удалось разглядеть, насколько она была красива. Несомненно, он и, увидев её издалека, изумился: как же интересно был подобран наряд и как же нудно на его фоне смотрелись образы других гостей. Но он и понятия не имел, что вблизи он с восторга буквально позабудет том, как пользоваться даром речи. Он также не имел понятия, что могло заставить вечно весёлую и энергичную принцессу, которую порой приходилось зачаровывать магией умиротворённости и гармонии, чтобы она не навредила себе из-за собственной же неусидчивости, лишиться задора именно в тот в день, которого она неделями ждала и к которому сутки напролёт готовилась.Неужели кто-то её так сильно расстроил? Маг нахмурился. Он не ожидал, что в обществе, выстроенном императором с помощью кнута и пряника, до сих пор остались тугодумы.— Слушай, Лукас. Может, тебе покажется это странным, но… Девушка умолкла. Возвратившись к балюстраде, она принялась вглядываться в сумрачные дали дворцового сада, параллельно растирая кончики пальцев, от которых отчего-то отлила кровь. Вечерний ветерок холодил обнажённые участки её кожи.Думы истязали её, отравляли её разум, мутной дымкой терзали её потускневший рассудок. Будто стихия, они высокой волною накрывали, сшибая, плотные стены самообладания и невозмутимости.— Мне всё твоё поведение кажется странным, — заявил Лукас, но тотчас же мысленно одёрнул себя: а если она опять заплачет?..Такое уже случалось. Принцесса редко плакала, в детстве — никогда, но после некоторых событий, затронувших и её жизнь, и жизнь императора, потеряла былую силу. И как бы Лукас ни старался, отозвать её горести ему не удавалось. А правильно вести себя с плачущими женщинами он, увы, не умел — как только Атанасия начинала при нём рыдать, он испытывал лишь раздражение из-за того, что всякий раз цепенел, как растерянный ребёнок.— Да подожди ты!.. — Ати тихо фыркнула. — Скажи, ты же видел девочек, которые раньше часто ходили ко мне на чаепития? Перебирая вьющиеся локоны ноготками, она опустила взор в пол.— Ну, видел как-то. Ты же не надеешься, что я их всех запомнил? — колдун закатил глаза. — Сдались они мне?— Я понимаю. Но… если бы среди них была девочка с очень странной маной, ты бы такую запомнил?В голове Атанасии всплыли пугающие картины, едва оставившие её всего пару минут назад: словно щупальца, пурпурная мана белоголовой девушки виляла, калейдоскопом сплетаясь в скромный орнамент. Эта мана не была похожа ни на одну другую. Оттенком и излишками она напоминала ману Дженнет, взращенную сложной чёрной магией, однако при всех её особенностях мана Дженнет всё ещё оставалась бесформенной, как испарения. Лукас, видно, был того же мнения:— Ты про свою горячо любимую химеру, что ли? — вполне обоснованно спросил он, после чего добавил: — Её я и так помню — ты с ней чаще, чем со мной, видишься.Он хмыкнул. Отбросив собранные в хвост волосы за плечо, он приблизился к собеседнице и устроился рядом.?Да что ты вредничаешь-то опять? Что я тебе сделала? — Атанасия сконфузилась, отстранённо чувствуя, как у неё дёргается левая бровь. — Сам ко мне не приходишь. Когда я прихожу — прогоняешь. А теперь ещё и ругаешься!?Покосившись на мага, который рассматривал скрывающиеся за горизонтом просторы, она надулась, как дитя, — обиженно и показушно. Не то из уважения, не то из стеснения — или, вообще, безразличия, — он никак не отреагировал на её ребячества. Пусть это и не было ребячествами.— Я не про неё, — проворчала Ати, улавливая укол ревности.Она хотела больше внимания, больше трогательной заботы. Правда… с каких это пор ей понадобилась забота напыщенного Лукаса?.. — У других никогда не замечал ничего необычного? Скажем, ноток запрещённой магии, как в мане Дженнет? — договорила она, разрываясь от наплыва противоречивых образов, затмивших её рассудительность.Маг сощурился, тщательно обдумывая выстроившуюся у него в мозгу гипотезу.Возможно ли, что вот он — предатель?Но… девчонка? Да ещё и с задатками тёмного мага. Откуда таким взяться в окружении принцессы, тщательно профильтрованном императором?Нет, всё это вряд ли. Умелый заговорщик никогда бы не выдал себя так неуклюже. Разумеется, если эта девушка и была заговорщиком. Скорее всего, она — мелкая пешка. Если она имела хоть какое-то отношение к козням. Если козни действительно существовали.А непонятная мана… Не лежала ли вина на врождённой проницательности принцессы? Колдун давно обнаружил: её таланту не было предела. Все эти совпадения — совпадения ли? — казались натуральным сумасшествием, бредом нездорового фантазёра, но проверить достоверность слов Атанасии всё-таки стоило. Это ведь Атанасия. Она хоть и страдала от переизбытка активности, но бить тревогу без причины не стала бы. Тем более, зацепок других не было.А коль кто видел её слёзы… Ох и плохи будут дела, если императору доложат об этом. Пламя его гнева всё уничтожит — дотла сожжёт и бесплотный дух, и плоть, и кости всех, на кого упадёт его опьянённый зоркими допущениями взор. Прольётся кровь, начнутся беспокойства. Лукас не желал, чтобы Атанасия застала мятежные времена.— Эта девка со странной маной… — он потёр шею, подбирая слова. — Это она тебя так напугала? В смысле…Принцесса моментально нахмурилась. Юноша чертыхнулся.Ну и как с этой ней разговаривать? Прежде с такими сложностями сталкиваться не приходилось. Но чем старше она становилась, тем резче реагировала на его поведение и на него в целом. А вёл-то он себя точно так же, как и всегда! И что с этими женщинами не так?..Угождать ей стало труднее. Но, безусловно, интереснее.Заблаговременно сменив тему, маг продолжил:— Она всё ещё здесь? — Атанасия кивнула. — Покажешь её мне?Не дослушав его просьбу до конца, она тут же поёжилась.— Позже, если ты не против. Я пока не хочу возвращаться, — призналась она. Девушка осознавала: её компаньон был прав. Ей следовало немедленно указать на столь, как она считала, опасную личность. Но она по-прежнему не могла заставить своё онемевшее тело слушаться. Лежащие на белоснежных перилах балкона, позеленевшие пальцы выплясывали под незатейливую мелодию — её сбившееся дыхание, никак не приходящее в норму, — а темп задавало по-недоброму учащённое сердцебиение.Несмотря на то, что угроза, которая вполне могла вовсе не являться угрозой, осталась позади, на душе всё ещё было неспокойно. Ати ощутила острую необходимость незамедлительно встретиться с отцом — и взять его за руку. А лучше забиться в его объятия. Но делать она этого не станет: тревожить папу без причины ей было нельзя. Клод был человек непредсказуемый. Мало ли, вдруг ему в голову стукнет устроить прям тут публичную казнь? И придётся ей тогда успокаивать уже не себя, а его… Нет, так не пойдёт.Ныне рядом был один лишь Лукас. Как и обычно, самоуверенный и безмятежный, он внимательно её слушал, но не спешил предпринимать никаких мер. Порой принцесса бесновалась, когда он так медлил, но сейчас она была с ним согласна. Лучше всё хорошенько проверить, а потом уже можно будет и отцу обо всём сообщить — уж он-то точно с мерами предосторожности медлить не вздумает. Атанасия измученно вздохнула.Вообще-то она даже немного завидовала тому, каким уравновешенным и хладнокровным бывал Лукас в минуты, когда ей самой впору было стреляться. Исподтишка она поглядела на его кисти, сложенные и свешенные вниз. Он стоял, облокотившись на балюстраду, и ни о чём не подозревал. ?О чём же он размышляет?? — гадала она, но знала: ответа не удостоится никогда.Если она сейчас чуть-чуть прижмётся к нему, если, может, осторожно тронет его локоть, он же не будет против? Ати задумчиво потёрла острый подбородок. Может, с этим прикосновением ей передастся хотя бы капелька его покоя?Она уже потянулась к его руке, но отчего-то остановилась, так и не совершив задуманного.Нет. Ни одно касание сейчас не сможет убить склизкого страха, обвившегося вокруг её шеи, вгрызшегося в пульсирующую кожу, как пиявка. И этот страх, чавкая, будет продолжать пить из неё кровь, пока она сама себя не успокоит.Сама.Гадкие чувства вновь охватили её, и Атанасия вознамерилась стереть выступившие слёзы, но не успела. Неожиданно её ладонь крепко сжали. То, о чём она недавно грезила, сбылось, пусть несколько и не так, как она представляла.В следующее мгновение её ноги оторвались от земли, будто игрушечные. Ати в ужасе вытаращилась на свои носки, всё дальше поднимающиеся ввысь, и повернулась, испытав внезапный прилив лёгкости, сменившей тяжёлый груз отчаяния, секундой ранее оттягивающей её вниз, подобно гире, пристёгнутой к лодыжке заключённого. Столкнувшись глазами с пронизывающим взглядом юноши, принцесса потеряла последнюю опору. Она повисла в воздухе, тугой хваткой вцепившись в сборящие ткани его рубашки, вылезающие из-под неплотного камзола. Поддев каблуками края кокосовых перил, маг упирался в гладкую поверхность балюстрады, удерживая на вытянутых руках парящую Атанасию. Та неумело болтала ногами, не зная, куда их деть. Её пышные юбки подкидывал игривый ветер, нося на незримых волнах и мягкие материалы переливающегося шлейфа, и покрытые золотом кудри, ниспадающие на них.— До конца бала ещё есть время, — позволяя девушке пристроиться достаточно плотно, чтобы не трепыхаться, как сорванный с дерева лист, напомнил чародей. — Потом посмотрим на ту жуткую девчонку. Я тоже пока не хочу портить себе вечер: уверен, она та ещё уродина, — он ехидно усмехнулся. Ати же своё положение смешным вовсе не находила.— Что ты задумал? Отпусти меня! — барахталась она, боясь то ли улететь к облакам, то ли разбиться о с любовью подметённые дорожки у отцовского садика.Запустив пальцы за спину собеседника, она неразборчиво льнула к нему, лишённая какой-либо поддержки. Она не понимала, что с ней происходило и чего её безбашенный друг пытался добиться. А его по-нахальному розовеющие скулы раздражали её — он опять издевался над ней! Однако всё было совсем не так.— Я думал, тебе понравится. Ты что, больше не доверяешь мне?— Доверяю, — сказала Ати, но тут же пожалела.На миг присев, Лукас оттолкнулся от бортика и плавно закружился, улетая вдоль яруса. Ночная прохлада трепала его волосы, следующие за ним лентой. Атанасия, казалось, воткнула когти прямо в его сердце.— Нет… Нет! — не то шипела, не то верещала она, крутя головой. — Нет-нет-нет!!!Воздух качал их на своих волнах подобно тому, как бескрайние воды океана качали пересекающие пространство корабли, и всё вокруг казалось настолько нереальным, что сложно было поверить в правду: это не сон, это — магия. Иссушающий аромат соли не хлестал чуткое обоняние, о кожу не разбивались волны, а Атанасия не контролировала свои переживания — ей по-навязчивому мерзко чудилось, что вот-вот её стошнит.Под её пятками проносились пёстрые просторы дворцового сада, по размерам превосходившего сад Изумрудного дворца почти вдвое. Зрелище было красивым — чудесным. Любоваться прекрасными видами — занятие благородное.И всё же принцесса, как бы ни старалась, не могла избавиться от мысли о том, что в любой миг с её стоп свалятся лишённые завязок туфельки. Так оно и случилось. Стоило колдуну сделать резкий оборот, как левая туфля тут же соскользнула и скатилась со ступни, повиснув на натянутых пальцах.— Стой! — запаниковала Ати, подбрасывая обувь и не давая ей окончательно упасть. Когда туфля осталась на одном лишь большом пальце, девушка повысила голос: — Лукас, упадёт!Лукас прищёлкнул языком.— Просто не смотри туда. Никуда ты не упадёшь, дурная, я тебя держу, — роптал он, с досадой кривя губы и откровенно насмехаясь над подругой, которая не видела очевидных вещей.— Да не я упаду. Туфелька! — пискнула та.От излишней громкости парень рефлекторно дёрнулся, отодвигаясь и пряча уши. Туфля полетела вниз и шлёпнулась в один из цветников. ***Дженнет приспустила тугую ленту, пережавшую её глотку до предела. Ей срочно понадобился свежий воздух — прохладный, отрезвляющий. Как раз такой, каким ныне был полон вечер за окном.Покинув этаж, леди Маргарита заглотнула так много кислорода, сколько позволяли капризно саднящие лёгкие. Свобода разлилась по её стянутой груди, и вызванный удушением дурман вскоре иссяк — разум прояснился, приобрёл былые контуры, отчётливые и разборчивые. И всё-таки этого было мало. Девушка поспешила к балкону.Обстоятельства расстроили её. Бал, что снился ей не единожды, оказался полным разочарованием, и большую часть времени она была вынуждена провести в одиночестве. Танцы ей не покорились — предложение она получила только одно. Да и то было от человека, имя которого она даже не запомнила. Какой уж тут танец?..Нет, это был не танец. И не забава. Это была обречённость, вызванная скользкой безнадёгой.Принцесса покинула её, не перекинувшись и парой слов. Ни тонкой светской беседой, ни вежливым обменом любезностей её не удостоили, а про дружескую болтовню и говорить было нечего — о таком ей оставалось лишь мечтать и лить горькие слёзы по счастливым для них обеих временам, когда принцесса жила за соседней стеной и дарила своё драгоценное внимание ей, сестре, а не каким-то чужакам. Одним из таких чужаков был Иезекииль, столь некстати воспылавший к принцессе чистой любовью. Но любовь ли то была? Тем более, чистая… Не существовало на свете любви, что была бы чище той, кою грела в своём горячем сердце Дженнет. Ах, если б любовь — действительно, как и говорят в сказках — была способна вершить чудеса. Тогда бы она выжгла в груди Дженнет необозримую брешь, сыграла на острых струнах её души волшебную мелодию — и сестра не покинула бы её. Не покинула бы тогда, когда она была так ей нужна. Но Дженнет, увы, ничего сделать не могла — не преграждать же ей путь самой принцессе? Что на это сказали бы люди? Что сказал бы дядюшка, герцог Альфиус, когда увидел бы, как его несносная подопечная посмела указывать дочери императора, по желанию которой и горы бы рухнули, обратившись в смиренную пыль, и моря бы иссохли, и даже ураганы бы утихли, обернувшись дыханием новорождённого?Он отругал бы её, надоедливую обузу. Возможно, довёл бы вновь до слёз. Дядя не очень любил её. Да и почему он должен был? Она ему была не дочь и даже не невестка…Девушка опечаленно вздохнула. Все иллюзии, которые она столько лет строила в своём крошечном мире красочных миражей и сладких фантазий, постепенно рушились, трескаясь и распадаясь на точёные кусочки.Балкон скоро нашёлся. Но Дженнет опоздала: её место было занято.— Иезекииль?..Подобрав пышные подолы, леди Маргарита обогнула створки белых дверей и пересекла порог. Стук каблуков, эхом ластящийся от стены к стене в узком коридоре, в последний раз взвыл и с сиплым стенанием смолк.