Первое лето (1/1)

По-моему, из выпускниц нашей школы никто не был обеспокоен поступлением. Этой темы просто не существовало. Для поступления – даже в занюханный колледж – вся та изящная фигня, которой нас учили, не пригодилась бы. Из школы был только один путь – замуж. Все это знали, и обсуждать тут к выпускному классу было уже нечего. В детстве на мои расспросы ты как-то ответила, что помолвлена с человеком, которого никогда не видала. Так решили ваши родители, и точка. Ты сказала это так спокойно. И больше никогда не возвращалась к этой теме.Сколько тебя знаю – всегда завидовала этому твоему спокойствию, с которым ты перекладывала бумажки на посту президента школы, отмазывала меня перед советом, поддерживала меня и – как я теперь понимаю – любила меня без всякой надежды.Тогда я не понимала, конечно. Ты всегда была рядом, и это было так естественно. Мы же соседки по комнате, а соседки всегда не разлей вода. Правда, я и тут пыталась бунтовать – твоя молчаливая забота слишком уж походила на контроль.За все шесть лет учебы я только раз побывала дома – на летних каникулах после первого класса средней школы. Мне было тринадцать. Мама тогда, кажется, не особо была мне рада. Мой старший брат, в которого было вложено столько сил и денег, окончил престижный Тодай (я так и не поняла, на кого он там учился), с помощью отца устроился в престижный отдел престижной корпорации и как-то скис. Мама переживала. Когда брат был дома, он почти не выходил из комнаты. Лежал и смотрел в потолок. И сколько я ни просила, тем летом он ни разу не прокатил меня на мотоцикле. А ведь первый год в интернате я только этим и спасалась от муштры Миатору: вспоминала, как он катал меня, и мечтала о лете…– Если хочешь – забирай его совсем, сама научишься, там ничего сложного, – сказал брат.– Но я хотела с тобой!– Не могу, извини. Совсем нет сил. Возьми мой шлем в гараже, не забудь. Только отцу не попадись на глаза.Но я попалась, конечно. Ух, как он орал! Аж побагровел весь, и лысина взмокла.Чтоб я не смела приставать к брату с этой дурью. Вот я какая кобыла выросла, уже с него ростом. Неприлично. Я уже не ребенок. Здоровенная кобыла, а шортики едва жопу прикрывают. И в таком виде я собралась враскоряку рассекать перед всеми соседями? Совсем стыд потеряла. Опозорила его на всю округу. Замуж меня теперь никто не возьмет. А до старости он меня тащить не собирается. И так сколько денег грохнул на этот интернат, а вот чему там, оказывается, учат!Он брызгал на меня слюнями и срывался на визг. Даже цикад заглушил.?Только не реветь, только не реветь?, – твердила я про себя, но, конечно, разревелась. Но голову не опускала. Смотрела прямо в его мерзкое лицо.Жара стояла страшная. Слезы смешивались с потом и стекали по груди.Это у меня переходный возраст начался, что ли? Ну так пусть школа с ним и справляется. На то она и школа. Он им напишет, чтобы эту дурь из меня хорошенько выбили.Так и вышло, что мои долгожданные каникулы закончились на третий день.***Миюки сидела в нашей душной комнатке все за тем же кирпичом ?Гэндзи?, что долбила последний месяц. Она не ждала меня так рано, но виду не подала. Я, плача от ярости, поделилась с ней своей бедой. Заперта, сослана, не нужна! Облита грязью. И не о чем мечтать, нечем держаться.– Мне никогда бы не разрешили столько свободы, – сказала тогда Миюки. – Но я вполне понимаю твои чувства.Она сидела прямо и чинно, не пыталась ни обнять меня, ни за руку взять… Вышколенная кукла.– Какой еще свободы?! – заорала я. – Что ты вообще можешь понимать?Хлопнула дверью и убежала рыдать в цветник Этуаль. В том году я была помощницей у пары Этуаль, и они разрешали мне приходить в цветник и прятаться там. У них там была даже тайная лежанка. На нее-то я и рухнула. На подушке остался слабый аромат моих Этуалей. Уж они-то пожалели бы меня. Обняли бы. Но их рядом нет.Вечером, когда я вернулась в комнату – зареванная и распухшая – Миюки не ждала от меня извинений.– Мне жаль, если ты восприняла мои слова как насмешку. У меня никогда не было цели тебя обидеть. Видишь ли…Черт, Миюки, только снова не начинай. Люди так не говорят. Ты вообще живая?Вот тогда я и узнала, что она уже помолвлена с каким-то мужиком.– А… ну… он тебе вообще нравится?– Я его никогда не видела. Увижу в день свадьбы.– А… если тебе тогда будет нравиться кто-то другой?– Не думаю, что этот факт помешает заключению брака, долженствующего укрепить отношения наших семей. Если о моих чувствах узнают, то, скорее всего, просто запретят мне выходить из дома и сообщаться с внешним миром.– О твоих чувствах? Так тебе уже кто-то нравится? Кто?Миюки молчит. Что, секреты? От меня?– Кто бы это ни был, моим родителям об этом лучше не знать.Скажи тогда Миюки: ?ты?, – стало бы мне легче?Она аккуратно переклеивает закладку в кирпиче, встает, расправляет фартук:– Я попросила, чтобы нам с тобой оставили ужин. Столовая уже закрыта, но мне дали ключ. Я подожду, пока ты умоешься, и пойдем.