1 часть (1/1)

Самый сильный страх?— это страх неведомого.****—?Заткнись. Блядь?— в особо тихие ночи как сегодня он зарывался под одеяло и бессильно кричал сиплым шепотом.Бессонница была первым сигналом надвигающегося кошмара. Как бы странно это ни звучало, но Глеб ложился в кровать и не мог выключить мозг. Жуткие образы, отращивая длинные щупальца, заворачивали в них его мысли, и срастаясь друг с другом, опутывали голову словно плющ.После беспокойной ночи он был разбит, во внутренностях что-то урчало и скреблось, но мужчина все еще думал, что просто переутомился. Из номера он вышел, стараясь победить усталость и забыть призраков прошлой ночи. Глебу казалось, что он сможет работать, надо было лишь прогнать туман с глаз и прийти в себя. При этом четко понимая, что это были предвестники прогрессирующей болезни.—?Так, у нас есть четыре человека и шестьдесят минут, за которые мы должны стать полноценно звучащим коллективом,?— нотки раздражения слышались в голосе Вадима. —?Глебас, мы сэкономили бы огромное количество времени и нервов, которые тратятся на вызывание на сцену бас-гитариста, который свалил пить пиво в соседний ларек во время настройки звука,?— укоризненно взглянув на брата, он демонстративно отвернулся и сказал уже громче, чтобы слышали все. —?Если я говорю, что настраиваются барабаны, остальные молчат, Снэйк выполняет мои команды, а остальные МОЛЧАТ! Не разыгрывается Костя, басист не настраивает комбик, Глеб ебаный насос, ты играешь на одних и тех же струнах уже пол года! Сколько раз тебе объяснять, что это негативно влияет на звук инструмента, что струны нужно менять каждые две-три недели, они растягиваются! —?снова темные глаза Вадим сверкнули в сторону младшего. —?Что говоришь, что нет! —?зло фыркнул он, —?все ждут своей очереди! Сейчас я хочу добиться оптимального баланса между барабанами и бас-гитарой, они должны звучать не как два отдельных инструмента, а как одно целое, плотно и густо…Глеб с трудом уловил слова брата, потому что те разлетелись в воздухе, словно их произнесли три разных человека. Проглядывая сет-лист, он не мог сосредоточиться, так бывает, когда пытаешься разглядеть деревья в густом тумане.—?Что невеселый такой? —?поинтересовался Бекрев, хлопнув Глеба по плечу.—?Да, просто я не спал прошлой ночью,?— успел ответить тот и вдруг упал на пол, и начал глубоко дышать, чтобы предупредить рвоту. У него случилась паническая атака. Это было ужасно. Он дрожал, как будто от жуткого холода, а кожа его словно вскипала изнутри. В голове звучала какофония голосов, как если бы толпа зевак бубнила над ним. Ничего не обычного, просто тихий, непрерывный гомон.—?Все хорошо Глеб, не бойся?— успокаивающим голосом сказал Вадим, поднял брата с деревянных подмосток, прошел с ним мимо оцепеневших от непонимания происходящего музыкантов, и вывел его со сцены,?— ты понимаешь, что тебя напугало? —?спросил он усадив брата на видавший виды диван в гримерке, и дав ему попить воды. —?Посмотри, какие здесь забавные обои, детские какие-то, то ли мишками, то ли зайцами,?— Вадим знал, что сейчас, надо отвлечь брата и обратить его внимания на происходящее вокруг.—?Я снова ее видел… не спал всю ночь, чувствовал себя парализованным,?— сбивчиво заговорил содрогающийся всем телом Глеб. —?Шум нарастающими волнами накрывал меня с головой, а вместе с ним кто-то или что-то заполняло мое тело. И оно взяло надо мной контроль. Это не я умирал от страха, боясь зайти в туалет помочиться, это не я пытался попасть в стакан, разливая мочу по полу. Это не я скинул простыню, чтобы полностью голым растянуться на матрасе, только так ощущая себя в безопасности. Это не я вонзил канцелярский нож себе в ногу, пытаясь от отчаяния выковырять себя оттуда… Я хочу к маме!—?Возьми меня за руку,?— глядя в испуганный глаза Глеба уверенным тоном попросил Вадим.?— Смотри на меня. То, что с тобой происходит, не опасно для жизни. Сейчас мы с тобой вместе будем глубоко и ровно дышать, —?он принялся делать интенсивные, шумные вдохи, следя за тем, чтобы брат повторял за ним. Держа его взгляд, Вадим начал показывать рукой вверх?— когда нужен был вдох, вправо-пауза, затем вниз-выдох.***—?Что происходит Вадим? —?Снэйк взял вышедшего из гримерки фронтмена за локоть, —?это то, о я чем думаю?—?Пойдем покурим Дим, пока он отдыхает,?— вздохнув предложил Вадим. Они вышли через черный выход, в грязный задний двор ДК, в котором сегодня вечером им предстояло выступать.—?Крайний раз это случилось около года назад, он позвонил мне, потому что боялся ступить на пол, думая, что кишки вывалятся наружу. Я не помню, что он сказал еще, но через десять минут я уже стоял у его двери,?— нервно затянувшись начал рассказ Вадим. —?Я увидел брата, сидящего в трусах на матрасе, пропитанном мочой и кровью.—?И что было дальше? —?покашляв, осторожно поинтересовался Хакимов, после продолжительной паузы. —?Ты вызвал ?Скорую??—?Нет,?— покачал головой Вадим, закуривая вторую сигарету.—?Скажи честно, это шизофрения? —?немного замявшись, предположил Снэйк.—?Если люди думают о шизофрении, то они представляют сумасшедших алкоголиков, а не милого маленького мальчика, каким был мой Глеб. Когда ему было два годика, он намного опережал своих сверстников. Брат рифмовал слова, составлял полноценные предложения. В три года он уже сочинял стихи. Врачи говорили, что он невероятно умен. Глеб рассказывал, что водится с кошкой по имени Полночь. Родители думали, что у него просто бурное воображение, но, как оказалось, он и вправду ее видел и видит до сих пор,?— тяжелые воспоминание тенью легли на красивое лицо рассказчика, сейчас ему приходилось переживать те события заново.?— Он жевала ножки стула до тех пор, пока у него изо рта не начинала течь кровь. Глеб пытался засунуть в уши карандаши и вилки, стараясь проткнуть перепонки. Было страшно смотреть на него, зная, что ничем не можешь помочь.—?Его лечили? Положили в больницу? —?предположил ошеломленный повествованием Снэйк.—?Лечили, но особых результатов это не принесло. В три года он начал слышать голоса. Сперва Глеб видел только кошку, но потом к ней присоединились крысы, собаки и маленький мальчик, который приказывал брату убить нашу кошку. Он же предложил задушить себя рукавами моей рубашки и выброситься из окна.—?Как? —?содрогнулся Снэйк. —?Как вы это пережили?!—?Ты же видишь, что не пережили,?— Вадим замолчал, откинул назад темные пряди густых волос и продолжил. —?Брак родителей разваливался, дело шло к разводу. В девять лет он хотел покончить с собой, уже взял бутылку водки, высыпал в руку горсть всех имеющихся дома таблеток, но я вернулся со школы раньше, и увидел Глеба, который стоял напротив, он был раздавлен и сломлен, и смотрел на меня своими большими голубыми глазами. Я рухнул на пол, разрыдавшись, как ребенок, а он обнял меня и сказал: ?Все хорошо, Вадик?.Снэйк не нашелся что ответить, все слова казались ему излишни и маловесны, он давно подозревал о болезни Глеба, но чтобы все было настолько серьезно он не догадывался. Снэйк шагнул вперед, и по-дружески похлопал Вадима по спине.—?Он не любит маленьких, высоких сцен, как та, на которую мы выйдем сегодня, они провоцируют в нем страх неведомого,?— повествователь незаметно смахнул покатившуюся слезу и, тряхнув головой, словно отгоняя от себя тревожные мысли, сказал. —?Пошли, надо работать. И, Снэйк,?— остановившись в дверях, Самойлов чуть обернулся назад,?— я надеюсь о нашем разговоре никто не узнает ни в группе, ни за ее пределами.—?Конечно Вадим, не сомневайся в этом,?— поспешил заверить его Дмитрий.***—?В своем безумии я наткнулся на свист мертвецов, шепот забытых богов, тайную музыку четырех элементов. Я заглянул во всевидящее око, и его взор иссушил мой мозг. Это то, что врачи никогда не признают?— исход освобожденного разума,?— Глеб уткнулся в плечо Вадима, а затем потерся об его щеку, губы брата пахли ванилью, хотя он курил, а глаза были блестящими как снег, не смотря на то, что он был кареглазым, в его Глеб чувствовал себя спокойнее.—?Не бойся, не бойся,?— повторил Вадим задыхающимся шепотом, не переставая ласкать обнаженного брата губами и языком. —?Ты прекрасно сегодня выступил, а завтра мы вернемся в Москву, дома отдохнешь, выспишься, и все пройдет, ты просто устал. Главное не прекращай пить таблетки,?— он крепко прижал младшего к себе, а ладонь его жадно скользила по гладкой коже брата, добираясь до самых секретных мест. Глеб вздрагивал и ему даже стало немного стыдно, когда Вадим пощупал его анальную дырочку.—?Таблетки только ослабляют паранойю, снижают вибрацию этого мира, но когда ты не в своем уме, ты ощущаешь себя снова ребенком, цвета, звуки?— все чувствуется острее. Каждый гудок автомобиля жирной полосой подчеркивает твои мысли. Каждая сирена звучит как послание невидимого странника,?— Глеб выгнулся и откинулся на подушки. Пальцы у Вадима были горячие и грубые, но они осторожно скользили по хрупкому телу. Ласки брата всегда вызывали у младшего смешанное чувство стыда и острого желания.Глеб вдруг почувствовал приятную слабость, и сладкая дрожь пробежала по коже, когда старший начал трогать его половые органы, осторожно касаясь головки члена и яичек. Вадим стал покрывать тело брата поцелуями. Его глаза блестели, а руки дрожали. Глебу чудилось, что сейчас распаленный страстью мужчина бросится на него и случится что-то страшное и одновременно захватывающее. Вадим раздвинул ноги Глеба и начал передвигаться ртом ниже, щекоча волосы на лобке, а потом он коснулся языком между ягодиц. Глеба передёрнуло, как от разряда тока, и он стиснул коленями голову любовника. Он замер в ожидании, что твердый, влажный язык Вадима начнет в него проникать, но ничего такого не случилось, вместо этого тот резко, так, что Глеб ничего не успел сообразить, нажал пальцем на какую-то точку между яичками и анусом, от чего мышцы пронзила сладкая судорога.Вадим прилег на левый бок, и прижал свой живот к животу брата, он вложил свой член между бедер Глеба так, что его головка выдвинулась позади ягодиц брата, и принялся гладить, пенис, спину, грудь. Тот замер, непроизвольно сжимая плоть Вадима ногами, все крепче и крепче, он закрыл глаза, и весь отдался страстному, обнаженному любовнику. Нервные, бесстыжие пальцы, пробегали по пояснице Глеба, по соскам, вызывая трепет во всем теле. Но вот Вадим опрокинул брата на спину, преодолев его инстинктивное сопротивление, развел ноги и лег между ними, опираясь на свой левый локоть. В предвкушении удовольствия, Глеб улегся поудобнее, а его ягодицы непроизвольно сжимались и разжимались, желание становилось нестерпимым.Вадим взял в руку свой пенис и приставил головку к тугому входу брата. Слегка нажал ладонями на плечи стонущего под ним Глеба, и тот сразу же почувствовал боль и слегка вскрикнул. Задыхаясь от возбуждения, Вадим, сжав тонкие ключицы кистями рук, стал двигаться, толчки его члена становились сильнее, болезненнее, мучительнее. Глеб невольно начал приподнимать свои бедра в тот момент, когда брат придвигал его к себе. Вадим сжал брата в своих объятиях еще сильнее, тот вскрикнул от боли, когда обжигающая головка члена растянула мышечное кольцо его ануса до предела, и вот пенис уже должен был ворваться внутрь. Но Вадим замер в этом положении, он широко раздвинул ноги любовника, они бессильно разошлись в стороны и поднялись вверх, затем старший надавил сильнее, еще и ещё. Глеб вцепился пальцами в спину брата, прижимая его к себе, чувствуя как член Вадима пульсирует внутри. Вздрагивая, он начал двигаться все быстрее и быстрее, дрожа при этом, как в лихорадке, и задевая в теле брата что-то приятно-упоительное своим мощным пенисом. Все существо Глеба покрылось горячим потом Вадима. На пике блаженства, Глеб подумал, что не выдержит этой жаркой пытки и потеряет сознание.Ближе к полуночи Глеб приоткрыл глаза и содрогнулся, увидев что, прямо перед ним, на кровати сидит небольшая кошечка. Животное было не агрессивно и как будто улыбалось ему. Но не улыбка представительницы семейства кошачьих напугала Глеба, а то, что таких животных не бывает в природе. Полночь была словно нарисована иллюстратором, и вышла в этот мир со страниц детских книг, даже движения ее были неестественно-игрушечными.—?Мяу, Полночь,?— прошептал Глеб.—?Мяу, Глеб,?— ответила кошечка.—?Что тебе опять нужно от меня?! —?с болью в голосе спросил он.—?Что тебе от тебя нужно? —?хитро промурлыкала кошечка.—?Ничего, оставь меня в покое! —?закрыв голову подушкой, застонал Глеб.—?Мур-мяу, не правда ты обманываешь меня-у, себя-у,?— по-кошачьи растягивая звуки, ответила Полночь. —?Луна уже в Змееносеце, Язвы Апокалипсиса вскрыты, ты должен сделать выбор!—??И видел я иного Ангела, восходящего от восхода солнца и имеющего печать Бога живого. И воскликнул он громким голосом к четырем Ангелам, которым дано вредить земле и морю, говоря: не делайте вреда ни земле, ни морю, ни деревам, доколе не положим печати на челах рабов Бога нашего?, **?— сбивчиво заговорил Глеб. —?Убирайся, убирайся из моей головы! —?он пытался закричать, но горло словно сдавили железные цепи.—?Убей! Убей! Убей Дьявола! Убей Вадима! —?зашипела кошка, выгнув спину. —?Во сне он может управлять Стихиями, но сейчас тебе не сложно будет осуществить задуманное!—?Не-ет! Я не хочу, я не могу, я люблю его! —?Глеб посмотрел на сладко спящего рядом брата, Вадим чему-то улыбался, а его ресницы слегка подрагивали.—?Тогда убей его в себе! Отними самое ценное в его жизни! Разруби Узлы Луны связывающие вас! Сделай это, если хочешь творить дальше, или я заберу назад твою способность, так же легко, как и одолжила ее тебе! Стоит мне сказать: ?Нет концу света! Стихии, остановитесь, затухните!? И ты не сможешь больше писать! Ты этого хочешь?! —?облизывая переднюю лапку поинтересовалась Полночь.—?Я сделаю все как ты скажешь,?— бессильно вздохнул Глеб. —?Только не отнимай, не уничтожай единственный смысл моего существования!—?Луна отразилась в вертикале Срединного Зеркала, образуя матрицу объекта, Новое Солнце взошло! The Matrixx! The Matrixx! The Matrixx… —?отчетливо сказала Полночь, ловко прыгнула на подоконник, и исчезла в темноте расплывшись в пространстве, словно акварель на шелке, но ее глаза так и остались светить двумя желтыми фонарями за окном, которые неотрывно следили за бессонницей Глеба всю ночь, и потухли лишь к утру.***В последние дни своего здравомыслия, Глеб работал над новым проектом. Позже, провалившись в кроличью нору, музыкант убеждал себя, что он в симуляции. Когда Вадим, выломав замки, ворвался в его квартиру, Глеб думал, что незнакомец ведет его к вознесению. Брат задавал простые вопросы, а он полагал, будто чужак испытывает его дух.—?Ты помнишь, как тебя зовут? —?спрашивал Вадим.—?Узреть свет,?— отвечал Глеб. В глазах незнакомого мужчины, он видел свое отражение, и считал его дьяволом. В отчаянии младший изобразил отчет ядерной бомбы и закричал:—?Все повторится эхом в истории!Не сумев достучаться до сознания брата, Вадим отвез его в больницу, и видел, как милая медсестра вонзила в вену Глеба иглу от шприца, полного Лоразепама, и как тот провалился в собственный кошмар.На следующий день Глеба повели в просторную комнату, где сидели психиатр и практикант. Врач спросил музыканта, знает ли он где находится.—?В чистилище,?— бесцветным голосом ответил Глеб.Врач улыбнулся, сказав:—?Вы пережили психический срыв.—?Непонятым и отчужденным я страдал за грехи того, кого никогда не существовало, того, кто не нуждался ни в ком, чтобы быть счастливым. И тогда на меня снизошло озарение, я осознал, что остальные люди все еще спят,?— ответил Глеб, его грассирующая ?р? раздражала доктора, тот поморщился и записав что-то в истории болезни сказал практиканту:—?Пациент еще слишком слаб от Лоразепама и считает свое состояние наказанием, но я так не думаю.***—?Я отказался от таблеток, которые мне прописали, боюсь, что они отравят мой мозг. Я уверен в том, что все 40 лет моей жизни я провел в неведении, скрываясь от мира за туманной вуалью, и теперь наконец увидел его таким, какой он был на самом деле: полный тайн, загадок, дрожащий от символов и двусмысленности. Психиатр дал мне подписать какую-то бумагу, но письмо ожило у меня в руках, у каждой буквы были жизнь и смысл. Несколько минут я пялился на листок, а затем отдал его обратно врачу, так ничего не подписав. ?Это предвестники того, чем я не хочу быть?, сказал я, и он вышел из комнаты пыхтя,?— сидя в гримерке заплетающимся языком, медленно выговаривал слова Глеб, глядя на полупустую бутылку коньяка.—?Не думаю, что тебе надо прекращать лечение,?— прижав ладонь к своей шее прохрипел Снэйк. —?Хотя с алкоголем таблетки все равно лучше не сочетать.—?Ты знаешь я вновь подумал о Боге, как делал это раньше. Великая сила начала обретать форму в моей памяти. Это странно, потому что я всегда был атеистом. Я часами наблюдал как спорят религиозными фанатиками на YouTube. Я люблю читать о научных открытиях, но сейчас их хрупкий замок обвалился для меня. Рациональная часть моего сознания закрылась, и я понял, что нахожусь на перепутье между вознесением и тем миром, что остался позади. Застрявший. Застигнутый врасплох. —?Он плеснул в стакан коричнево-прозрачную жидкость и добавил,?— мне все еще слишком страшно оттого, что мои мысли могут оказаться правдой. Я должен буду понести наказание, если только посмею привнести их в этот мир. Будто искушения Дьявола или Вадима иллюзорные блики реальности это то, о чем стоит молчать. Я понял первое правило нового мира, в который так внезапно попал: Молчание?— лучший друг, который никогда не предаст. А Вадим и врачи… —?Глеб скривил лицо. — Они украли мою болезнь, записав в свои бланки мои стихи, хотя я отказался от лекарств.—?К сожалению, от медиков негде не скрыться, и от твоего брата тоже, который, кстати, и упрятал тебя в психушку,?— вкрадчиво произнес Снэйк. —?Хотя убеждать окружающих в том, что ты нормален было бы безумием,?— он хрипло расхохотался. Они сидели в темной гримерке ночного клуба, после концерта группы The Matrixx, все музыканты уже разъехались по домам, только Глеб и Дима остались ждать машину. Глеб уже не помнил самого выступления, и что он делал в этом месте?— тоже не знал, реальность: происходящее вокруг, люди, события все это почти уплыло от него, и отражалось в сознании лишь редкими вспышками.—?В самые скверные дни слова падают в мою голову, словно капли из протекающего крана,?— Глеб провел ладонью по лицу, и протер покрасневшие глаза. —?И с каждой каплей разрастается страх, что следующей не последует, будто шестеренки в моей голове заржавели. Иногда мне кажется, что хуже уже некуда, но я понимаю, что через год будет гораздо хуже. Эти мысли жгут меня, словно пламя костра, полыхающего подо мной. Но если я смогу оставить после себя славную историю, значит я прожил не зря!