океаны (RV. Джухён/Сыльги) (1/1)
Эта часть видна только вам. Сделать текст видимым публично.Джухён для Сыльги красивее Джоконды, той, что почему-то весит в Лувре. Веси там портрет Джухён, все планы матушки Кан пали бы прахом, смотритель музея не такая плохая профессия.Сыльги - вовсе и не красивая даже, пальцы длинные, костлявые, шея как у дядюшки дзюдоиста, уши, а вы видели эти уши? И все в ней не так и не с той планеты.Джухён — океан, бесшумный, скалистый, глубокий, манящий, окунешься в заводь, не вынырнешь, дрейфуя по кораллам и ракушкам пока на съедение чайкам не всплывёшь.Она как в американских песенках - тин айдол, о таких сопливые мальчики-суицидники мечтают, перед тем как жвачкой отравится.А Кан простая, как та монета в три пенса, что ей привезла бабушка из далёких далей, блеклая, потёртая и абсолютно бесценная. (да и девочка, к тому же) — Кан Сыльги втрескалась по уши — кричит-визжит Джой, перехватывая на лету помятую, словно в шейкере рубашку, — да ещё и сдурела, а Айрин Йерим убивает за то, что она все свои рубашки перемяла. Кто он, кто, ну кто?Кричит-визжит, скалится как кумихо, словно знает все тайны мироздания, а просто так не раскроет и Сыльги не понимает, что такого в ней Венди интересного нашла.— Конь, причём без пальто.и лучше бы это он и был.У Сыльги дестрой душ, в общем, какой-то тектонический разлом между мозгом и всем остальным.Венди говорит:— Это пропасть, ниже только дно и оно чернее, чем кофейная гуща в твоей кружке.И вроде бы Сыльги с ней согласна, потому что хорошие девочки сидят на облаке и мечтают о принце на белом коне, а она…, впрочем, Сынван сама в той ещё пропасти с дикими гиенами, смеющимися интонациями Джой.— Мы, знаешь ли, обе на дне.— Дура. На лбу себе большими буквами напиши, хотя нет, кто у нас недо-художник? Обратись к Джой…и замолкает так, словно рыбу-пилу проглотила, а она её изнутри пилит вдоль и поперёк (Сыльги даже не знает кого ей жалко больше, Венди, находящую всему кроме себя объяснение или все же себя, которой и никаких объяснений в собственном сумасшествии не надо).— а ты себе все же набей ?На дне? — Сыльги тихо кряхтит в остатки прогорклого кофе.Не смешно же.Ну совсем.У Джухён морщины на веках как стая журавлей, машут крыльями, собираются в стаю и улетают под густой слой пудры. Йерим говорит, что у её бабушки такие же смешинки, Джухён дуется, как ребёнок чешет нос, словно там смысл жизни заблудился и молчит, прячет сонные глаза.Сыльги думает, что в какой-то мере это забавно собирать пазл имени Бэ Джухён, миллионы деталей, все неповторимы: улыбки, старушечьи ужимки и абсолютно детский взгляд.Мило до тошноты.Брутальная (как ей кажется) Кан, вообще, не совсем понимает от чего один запах проходящей мимо Джухён, заставляет её съёжится и вжаться в стенку, переводя дыхание, словно она кросс бежала, все в Сыльги закипает, бурлит, как вода в подгоревшем чайнике и нос предательски краснеет.Джухён говорит:— Сыльги-я, у тебя наверно от холода нос замёрз — и цепляет Кан за нос, словно, а что-такого-то? Шутка-минутка, а в несчастной Сыльги как камни с Эвереста летят куски сознания, выше гор, ниже, чем преисподняя.Джухен не видит, не понимает, встаёт на носочки (словно Сыльги дуб огромный, а, впрочем, кто ещё) заматывает шарф потуже и чмокает в лоб.(Гибель Помпеи Кан Сыльги знакома).Каждый понедельник они идут в кафе, Сыльги в такие дни ад ближе чем его пишут, лимонные пироги, патока, чай из милых кружек и кажется, что ты застрял в чёртовом пряничном домике, то ли у Алисы, то ли у ведьмы.Джухен смеётся, наряжает всех словно кукол и кормит младшую с ложечки. Поддерживает дух семьи, шепчет:— Если любишь, надо это как-то отразить.Кан кивает как китайский болванчик, улыбается и вместе с приторным лимонным пирогом глотает всю свою никому не нужную недо-любовь.— В биологии это называется… — Начинает Венди свою занудную историю и Сыльги даже не знает, чего ей хочется больше, напиться и зацеловать до смерти Джухён и её морщины или вылить на выскочуоткуда не возьмись Сон пару-тройку стаканов с холодным кофе, мол, освежись, не цепляйся за меня, не помогу, сама тону.Айрин, так ей больше идёт, съезжает в марте вместе с первым снегом, обнажающим грязные лужи и липкий промозглый туман.Все талдычит как она его (а Сыльги даже неважно кого) любит, как с ним хорошо и спокойно, буквально светится от счастья как маяк на берегу и оставляет посередь квартиры гладильную доску как постамент.Сыльги вроде как не теряется, радуется за подругу, пьет мятный чай и наконец взрывается как тайфун. Кидается словами, об угол, навзрыд. Но поздно.Все рубашки в доме режет в клочки, запускает в окно утюг и до разрывающей на части боли, где-то в солнечном сплетении ненавидит всё понимающую Венди.Та говорит:— Все проходит, пройдёт и это.Говорит-говорит и не смотрит, мнёт несуществующие складки на юбке из ацетата. (Сыльги мечтает заснуть и проснуться заклёванной чайками где-то на берегу другого океана, а лучше болота).