XVII. (1/1)

Привет, мои дорогие!В первую очередь хочу сказать вам огромное спасибо за ваши отзывы! Это так важно для меня, спасибо вам всем за ваши добрые слова и за то время, что вы посвящаете этой истории!И отдельное спасибо я хочу сказать тому неизвестному герою, который оставил сообщения об ошибках - огромное спасибо! Это было так мило и очень полезно!Ваша М.***Катя закрыла за собой дверь квартиры, хмурясь и жмурясь от громкой музыки, которая заставляла стены вибрировать.Паша включал динамики настолько громко только в двух случаях – во-первых, когда хотел заглушить мысли в голове, которые ему совсем не нравились и, как правило, он все-таки использовал наушники; во-вторых, когда был взбешен или зол и, как правило, причиной такого состояния были его родители.Скидывая с себя сумку, ботинки и верхнюю одежду, Катя нахмурилась еще больше, постепенно вникая в то, что именно орало на весь дом так, что, скорее всего, соседи-пенсионеры их убьют. Sex Pistols. God Save the Queen. О-ох. Все действительно плохо.Эта песня в Пашином плейлисте для тех случаев, когда он всех ненавидит.Он сидел с закрытыми глазами, откинувшись в кресле, за своим столом в той комнате, которую они использовали как рабочий кабинет. Из всех комнат и уголков в их квартире это было самое любимое Катино место: темный деревянный пол, белые стены, отделанные под кирпичную кладку, ни одной лишней вещи, только самое необходимое и дорогое сердцу. Простые стеллажи, практически с верху донизу набитые книгами вдоль стен, старое деревянное кресло-качалка у окна, принадлежавшее еще Катиной маме, два рабочих стола в двух разных углах комнаты, поставленные так, что занимаясь каждый своим делом, они с Пашей могли видеть друг друга. Это было словно два разных мирка: ее – со старым проигрывателем и коллекцией виниловых пластинок, фотографиями семьи и привезенными отцом со всех концов мира безделушками, с картой мира и флажками, где бы она хотела побывать, с чертежами и коллажами в стиле Долана Геймана. Его – с коллекцией фотоаппаратов на полках, фотографиями, на большинстве которых была только Катя, с плакатами с мотоциклами и дорожными знаками из Англии, с репродукцией Босха…Как только закончились последние аккорды песни, Катя уже было вздохнула с облегчением, но в ту же секунду эта композиция заиграла снова, очевидно, поставленная на повтор.В который раз, поморщившись от слишком громкого английского панк-рока, Катя села на колени Паши, который в то же мгновение обвил свои руки вокруг ее талии и уткнулся головой в ее грудь, не открывая глаз. Дотянувшись до компьютерной мыши, Катя быстро выключила музыку и вздохнула с облегчением. Тишина, воцарившаяся в квартире, буквально звенела, и в ней, наконец, можно было услышать, как соседи стучат по батареям и стенам. Катя нежно гладила его голову, целовала макушку, давая знать, что она рядом. Они просидели так минут десять, но Паша так и не заговорил.- Ты хочешь побыть один? – Наконец, тихо спросила Катя и наклонила голову так, чтобы можно было увидеть Пашино лицо. Он ничего не ответил, только сильнее прижался к ней и отрицательно покачал головой.- Расскажешь в чем дело? Паша молчал и не двигался. Катя терпеливо ждала. Для него это было самое сложное – начать говорить, она прекрасно это знала. А когда дело касалось его родителей, он вообще с трудом мог заставить себя открыть рот и сказать что-то помимо едких отговорок. Наконец, Паша начал говорить, не поднимая головы и не смотря на жену.- Мой отец приходил.Вот напыщенный сукин сын! Мысленно выругалась Катя и тут же себя одернула. Нельзя так говорить о людях, тем более о родственниках. Но видя, до чего этот человек довел ее Пашу, она просто не могла думать о нем иначе. То, что происходило в их отношениях с Пашиными родителями, было более чем иронично: с его матерью, человеком, который изначально решился на то, чтобы отправить сына-идиота куда подальше, они ладили, общались, изредка виделись, когда София была не на съемках и решалась нарушить свою отшельническую жизнь в загородном доме. Паша прекрасно понимал, что наказать мать сильнее, чем это уже сделала она сама с собою, ему вряд ли удастся, и был доволен тем, что она осознавала, что сделала и не пыталась оправдываться. Все что она пыталась делать – это быть частью их с Катей жизни, не навязываясь, но как можно деликатнее принимая свое участие в их мире. Что касалось Волжанского-старшего, то тут все было сложнее. Он не просто не чувствовал себя виноватым ровно с тех пор, как узнал, что Паша притворялся аутистом, он сваливал всю вину на Пашу, на Софию, на Катю, на Лиду - на кого угодно, только не на себя. Почувствовав, что сын абсолютно перестал к нему прислушиваться и подходить под лекало примерного мальчика – променяв учебу в Англии на жизнь в Москве, женившись в девятнадцать лет на непонятно ком (на месте этих слов Катя вполне могла бы использовать куда более оскорбительное выражение – прямую цитату из уст Константина Елизаровича, услышанную однажды краем уха), Пашин отец злился еще больше, и всячески пытался не просто сунуть нос в их жизнь, но и ?вразумить? своего сына. И практически после каждой их встречи, Катя находила мужа либо злым, как черт, либо настолько эмоционально истощенным, что ей хотелось найти его отца и дать ему пощечину. Ее не трогали его слова о ней, но с его словами о Паше она мириться не могла. - Давай поговорим об этом… - Тихо и ласково произнесла Катя, пытаясь приподнять лицо мужа так, чтобы он, наконец, взглянул на нее. Он лишь раздраженно хмыкнул и снова прижался щекой к ее груди. – Нет, Паш, не уходи от ответа. Я от тебя не отстану, пока мы не поговорим.- Почему? – Пробурчал Паша, все еще отказываясь поднимать голову.- Потому что от того, что ты заметешь это под ковер и сделаешь вид, будто ничего не происходит, тебе легче не станет, нам легче не станет. И ты это прекрасно знаешь.Пробормотав что-то нечленораздельное, Паша все-таки поднял голову и посмотрел жене в глаза. Кате было страшно каждый раз, когда она видела такую ухмылку на его лице – злую и циничную. Это была та часть ее мужа, которую она принимала, но все же не стремилась видеть. - А ничего не произошло. По крайней мере, ничего нового – точно. Он просто пришел и в очередной раз рассказал мне, какое я большое разочарование для него. - Но это же неправда. – Катя попыталась улыбнуться, но у нее получилась лишь кривая горькая ухмылка. Инстинктивно она сильнее прижалась к мужу. В этот момент она ненавидела его отца и ничего не могла с собой поделать…- Я знаю. – Паша вздернул подбородок и поджал губы. – Но я не знаю, почему мне до сих пор важно мнение моего отца и почему, несмотря ни на что, я чувствую себя ничтожеством после каждого нашего с ним разговора. - Эй… - Катя коснулась носом его в эскимосском поцелуе и нежно провела рукой по его щеке. – Он злится, потому что не может контролировать тебя и вписать тебя в те рамки, которые придумал в своей голове. Он злится, потому что ты не нуждаешься в нем. Он злится, потому что ты женат на мне…- Я его чуть не ударил сегодня, знаешь… - Паша крепко сжал свои руки на талии Кати и прижался своей щекой к ее. – Он спросил меня, не наигрался ли я во взрослого и не собираюсь ли я разводиться с тобой… Он же вообще нихрена не понимает… А самое паршивое в том, что мне от него никуда не деться. Потому что он мой отец и, что бы я ни делал, я оглядываюсь на него… И я ненавижу себя за это.Катя молчала. Она не знала, что именно она могла на это ответить… Все те вещи, что с ними делают родители, не проходят бесследно. Это не те узы, которые легко рвутся, это не комплексы и страхи, от которых можно избавиться так просто. У нее была своя доля ?наследства? от жизни с отцом – недоверие к людям, навязчивая идея о том, что те, кого она любит, бросят ее или поставят свои интересы выше ее, и, в конце концов, ее отец наградил ее чувством вины за каждый кусочек ее счастья и того святого эгоизма, на который она имела все права – она имела право быть счастливой, независимо от отца, жить своей жизнью, принимать самостоятельные решения и оставить его после того, как он практически всю жизнь воспитывал ее одну. И все же, ей стоило громадных усилий не чувствовать себя виноватой за то, что она оставила его, уйдя строить свою собственную жизнь. И Катя даже не хотела думать о том, что было бы, если бы Лидии не было в их жизни. И во всей этой борьбе с самими собой и своими страхами у них была лишь одна опора – крепкие объятия друг друга.- Мне действительно нужно повторить тебе, какой ты замечательный человек и как я люблю тебя и горжусь тобой, ммм? – Катя легко поцеловала мужа в щеку и заметила, как уголок его рта дернулся в микроскопической улыбке. Паша едва заметно кивнул и спрятал голову у нее на плече. - Ты самый любящий, заботливый и преданный муж в мире, ты самый понимающий и надежный друг, ты самый интересный соперник в шахматах, ты лучший студент на своем курсе и талантливый фотограф… Посмотри на меня… - Паша нехотя поднял голову и Катя прижала ладони к его щекам. – Он не знает тебя и не хочет узнавать. Он считает тебя глупым мальчишкой, который притворялся идиотом, чтобы с него не было никакого спроса. Но ты уже давным-давно не такой. Ты другой, ты лучше, ты сильнее. Поэтому не верь ни единому его слову, слышишь?Паша закивал, без особо энтузиазма.- По-твоему я бы вышла за инфантильного дурака?А вот это было сильным аргументом. На этот раз Паша улыбнулся искренней улыбкой. - Спасибо… - тихо прошептал он ей на ухо и поцеловал ее шею.- Всегда пожалуйста. – Пока Паша был занят ее шеей, Катя вновь дотянулась до компьютерной мыши, пролистав плейлист и, предусмотрительно убавив громкость, она кликнула на одну из его любимых песен – A rainy night in Soho. В ту же секунду, его губы растянулись в широкую улыбку, и Паша стал тихо напевать, не забывая через каждое слово помещать поцелуй в ее плечо, шею и щеки.I've been loving you a long timeDown all the years, down all the days,And I’ve cried for all your troubles,Smiled at your funny little ways…Катя счастливо рассмеялась и крепче обхватила руками шею мужа. Он пел ужасно, но к счастью для него, петь хуже, чем солист The Pogues было просто невозможно. - Давай потанцуем… - Тихо прошептала Катя. - Твоя нога… - Так же тихо ответил Паша между словами песни, которую он продолжал напевать.Прошло уже две недели, гематомы стали сходить, но Катина нога до сих пор ее беспокоила, если она долго сидела в неудобном положении.- Именно из-за нее я хочу встать, но я не хочу отпускать тебя…Катя неловко встала с его колен, про себя жалуясь на отсутствие былой маневренности из-за ушиба, но все же не отстраняясь ни на сантиметр от Паши. ...Now the song is nearly overWe may never find out what it meansStill there’s a light I hold before meYou’re the measure of my dreams The measure of my dreams...- You are the measure of my dreams… - Уже тихим шепотом закончил эту песню Паша и нежно поцеловал Катину макушку, прижимая ее к себе крепче крепкого. - Ммм, ты знаешь, я вспомнила, в чем еще ты лучший… - Катя закрыла глаза, вдыхая теплый и родной аромат мужа, наслаждаясь покоем в его руках.- В исполнении ирландских панковских песен? - Нет… Идем… - Катя потянула Пашу за руку, увлекая его за собой в еще одну свою любимую комнату в их квартире.