2. (1/1)
С возрастом любовный пыл угасает, а сомнения веры растут. Стендаль ?Пармская обитель? Мыслил царь, что казнь Оболенского языки-то зудящие укоротит, да все ж ошибся. Только боле болтать стали. Да если ж раньше все на царя наговоры были, так теперь Феде кости моют. А все из-за чина кравчего, что мол юнец его летов никак не мог дослужиться, да сам подняться, а уж точно царю аки девка распутная служит. Но тот, видать, многое из поучений царских понял. Коли правда все то, что Малюта царю докладывает, то Федор никому не отвечает на подначки, а только пуще прежнего бабью манеру показывает. Ну, смельчак! Так ведь, не ровен час, и зарубить какой праведник недобитый может. Сам царь не ведает, отчего стали мучить его теперь уж не сны, где убиенные к нему тянутся, а видения срамные, греховные. Те, после каких государь наш весь в поту пробуждался, на скомканной перине, да с кровью налитыми телесами. Оттого и Басманова к ночи звать перестал. Ух и велик соблазн! Не дай бог, не выдержит, да и силою юнца возьмет, а так хоть до утра промается, да ничего дурного не учинит. Да и тогда, после трапезы, втащил в покои свои, уж думалось, что боле терпеть невмоготу. Все ж дал бог спасение. Только не выдержал, нет мочи терзания свои таить, подарил перстень лазурный. Да теперь ещё болей терзаний сделалось, ибо не носит Федя перстень, вот и гадай теперь, отчего. Долго маялся государь, да и решил, что соитие с супругою законной поможет избежать греха. Наведался таки в покои Марии Темрюковны. Царица была басурманских кровей, буйного нраву да горячности не занимать.—?Давно ты не захаживал ко мне, Иван Васильевич. —?молвила царица, восседая средь подушек заморских. Грозный, пришедший к ночи в одной рубашке исподней, сразу к ложу прошел, да улегся. Мария тут же подошла, рядом села, да молвит:—?Может чего особого желаешь? —?рукою вдоль тела Ивана ведет.-Многое я желаю, да уж больно греховно все.—?А помнишь, какой я была, когда мы с тобой встретились? —?царица уж руку под исподнее запустила, принялась царев уд ласкать. —?Ты меня с парнем спутал. Иван молчит. Да, все так. Оттого она ему и приглянулась, что на юношу походит. Вроде не такая уж девка, а под венец можно вести. Да уж слишком обабилась после венчания, может оттого и разонравилась.—?А хочешь, я волосы остригу, да послужу тебе так, как нынешний кравчий твой? —?она хватает царя за руки, да в глаза заглядывает.—?Будешь мне вина, да яства на пирах подносить? Не царицыно это дел…—?Ты знаешь, о чем я толкую тебе!—?А ты вот, ничего не знаешь! —?царь на крик срывается, да на кровати садится. —?Не твое это бабье дело, так что и не лезь в него.—?Ай ли не мое, Иван. Я ж и слова никогда не сказала, коли ты девок боярских в постель волок, но Федя этот…—?А может надо было хоть кому-то слово сказать?!—?Девка и девка, черт с ней. А тут ведь грех такой, содомия! —?Мария заходила по покоям, то к окну, то к постели кидается.—?А ворожба твоя?— то не грех? Уж и ты вовсе не безгрешна. Царица глядит из-подо лба. Очи ее черные, злобные. Подходит к царю медленно, молвит тихо:—?Отчего разлюбил ты меня?Иван взял посох свой, к дверям отошел да и не глядя на жену свою говорит:—?Ты думаешь, что я тебя любил?!*** Надумал великий государь пир учинить. С ночи яства готовились, посуда до блеска натиралась, да в трапезной красу наводили холопы. Федор за всем следил внимательно, все заставлял подданных пробовать, дабы не было и капли сомнений в том, что есть спокойно можно. К полудню было условлено собраться в зале. Для пира царю не надобно было особых поводов, али условий. Доставало того, что Иван молвил: ?Пировать душа просит!? и тут же приготовления начинались. Когда уж все готово было, Федор отпустил холопов приодеться, да и сам, заперев трапезную, в покои свои направился. В комнатах своих, он наскоро разделся, да наряды разглядывать, прикидывать принялся. Послышалось, что кто-то ходит в сенях, да решил юноша, что то холопы его, значения не придал, продолжил пред зеркалом большим красоваться. Да вдруг заметил в отражении взор знакомый. Черные очи глядят в голубые. Федю будто холодянкой окотили, да стыд пробрал за наготу свою. Юнец тут же принялся одежды случайные хватать в попытках срам прикрыть, да дрожащим голосом молвит:—?Иван Васильевич, не ждал я. Ты, верно, за ключами от трапезной, а я тут это… Царь ближе подходит, не пряча взора оглядывает тело белое, молодое. Он одной рукой берет те одеяния, коими Басманов прикрывает, что может, да тянет, словно отбирая.—?Иван Васильевич, не шути, дай одеться мне! —?Федя просяще смотрит, да всем телом содрогается.—?Перед государем своим срамно показаться?! —?он все ж отбирает одежды, да кидает их на пол. —?А я и не шутил никогда, Федька. —?царь начинает и сам разоблачаться, да все глазу не сводит с кравчего. Федор, будто осмелев, падает на колени перед Грозным, ниже пояса его одежды снимает. Нежные, молодые губы касаются разгоряченной плоти государя, а тот тут же шумно выдыхает. Юноша медленно берет в рот член Ивана, облизывая его да посасывая. Царь рукой перебирает черные кудри Басманова, да глубже тому в рот толкается, а когда излился, так сразу одеться поспешил. Федор же только голову опустил, да так и остался на полу.—?Вставай, Федюша. Уж и на пир идти надобно, а ты и капли не готов. —?говорит Иван, да помогает подняться кравчему своему.—?Государь, ты ступай, а я уж следом за тобою буду. Грозный глянул на Басманова с прищуром, да все ж вышел. Понял Федя, что теперь все иначе будет. Теперь уж он ближе всех к царю окажется. Басманов вытащил из-под кровати ларчик, коий ему государь подарил, достал перстень лазурный, да на средний палец нанизал.