Часть 1. Глава 1. (1/1)

Октябрь. 1564 год. Поля давно остыли от жаркого лета. Открытые просторы переходили в леса, потерявшие свои пышные кроны. Чёрными силуэтами стояли стволы деревьев, которые всё меркли и меркли с наступлением уже по-зимнему морозных сумерек. Далеко за зубастой кромкой леса догорало ярко-янтарное солнце. Вороньё уже щёлкало клювами, предвкушая своё пиршество. Мужчина был высокого роста, велик в плечах, и под его тяжёлой поступью оставались глубокие следы в промёрзшей чёрной земле. - Фёдор! – громкий раскат низкого мужского баса прокатилось над полем. Вороны взлетели, метнувшись к другой добыче. - Фёдор! –раздалось вновь, лишь хлопанье крыльев улеглось. Голос срывался на надрывный низкий хрип. Воевода метался взглядам по очертаниям тел павших в битве, боясь узнать среди них знакомое лицо. Он вглядывался в пятна трупов, хмуро сводя свои густые чёрные с проседью брови. Воин опустил свой взгляд на землю, продолжая метаться от трупа к трупу. Тела мешались в полумраке, который сгущался с каждой минутой. Сердце могучего воеводы сейчас едва не замирало от страха. Он опустился к бездыханному телу юноши, лежавшего под его ногами. Чёрные волосы слипались прядями от крови, что лилась из обширной раны на затылке.Воевода на мгновение замер. Сглотнул. Взяв волю в кулак, он был готов принять этот удар судьбы, и, наконец, решился перевернуть тело мыском сапога на спину. Даже в царившем полумраке мужчине хватило беглого взгляда на погибшего - это точно не его сын. - Басман! – кто-то окликнул его. Мужчина сразу же обернулся и устремил свой взор туда, куда указывал его соратник. - Алексей! Живой сын твой, поди, как скачет! К Басманову уже мчался конь с юным всадником. За пару метров, юноша спешился, едва ли не на ходу. На белой коже багрел румянец от холодного ядрёного воздуха. Сквозь густой ряд чёрных ресниц выглядывал безумный взгляд голубых миндалевидных глаз.Несмотря на тяжёлое дыхание и шаткую походку, ему всё же удавалось выглядеть весьма непринуждённым. - Что ж ты, батюшка, уж схоронил меня? – усмехнулся Фёдор, хотя его голос звучал слабо. Алексей опустил свою тяжёлую руку на плечо сына, оглядывая его с ног до головы, и сердце старого воеводы от облегчения будто забилось вновь. - Только попробуй, сволочь, чтобы я тебя хоронил. – произнёс мужчина, придерживая сына за плечо и оглядывая его. Наряд юноши был потрёпан долгой битвой и погоней, в которую они пустились с отцом. Справа на рёбрах оголилась чешуя кольчуги, испачканная в крови и грязи. - Узнаю своего отца – едва увидел меня живым, так сразу я тебе чем-то неугоден. – притворно вздохнул Фёдор. - Помалкивай. Много крови потерял. – коротко ответил Алексей. - Татарской пролито ещё больше. – юноша задумчиво оглядел поле боя. Воеводе приходилось напрягать глаза, чтобы различать силуэты людей в сгущающемся мраке. Вороньё уже слетелось на предстоящее пиршество. Гомон их наполнил ночной воздух. - И пленных взяли. – довольно произнёс мужчина, вглядываясь в поле битвы. – Таких известий только и ждут от нас. Отец и сын вернулись в своё имение победителями. Послание об их доблести было составлено и послано в Москву. Поместье Басмановых располагалось на берегу широкой реки Оки. Листья уже отгорели огненными цветами, давно опали, устилая реку, и деревья стояли голые в преддверии особенно холодной зимы. Верною службой Алексей Басманов добился исключительного положения. Будучи воеводой крутого нрава и незаурядного ума, он не раз отличился за долгие годы службы государю. В награду семье Басмановых было отдано в имение это поместье до тех пор, пока сей славный род служит царю верой и правдой. Алексей был горд своей победой, но она не задурманила разум опытного воеводу. Много пороков было на его душе, но не тщеславие. Он следил за новостями с других краёв – судьба Руси находилась под угрозой. Царские войска терпели одно поражение за другим в Ливонской войне, и каждая дурная весть с поля битвы испытывала терпение государя. За долгие годы службы Алексей твердо усвоил лишь одну вещь – наперёд ничего знать никому не дано. Сейчас они вернулись с сыном с гордо поднятой головой, но всё могло рухнуть. Много именитых семей теряли благосклонность государя, а их родословные были богаче, что уж говорить о весьма молодом роде Басмановых. Сколько ещё продлится их век – один только Бог ведает. Погружённый в эти тяжёлые размышления, он сидел во главе стола, а его сын сидел подле правой руки. Фёдор же был куда менее мрачен – славная победа в нелегком бою, гордость за отца и довольство собой весьма сопутствовали хорошему расположению духа. Да и самые мрачные думы не могли испортить вид Басманова-младшего – уж больно тот был хорош собой. Черные, длинные волосы, бледная, точно как у византийских статуй, кожа, брови соболиные, а из-под них глаза васильковые – все девки вокруг вздыхают по нему. А в бою-то малец был как хорош! Резвый, ловкий, точный – и вместе с тем, хитёр и искусен не по годам. Воеводы иной раз поговаривали Алексею: ?А Фёдька твой, того гляди, с саблей-то да в седле родился что ли? Сколько, говоришь, ему отроду? Да ну как шестнадцать? Ох Алексей, удалый воин – твой сын, гляди, авось вскоре и затмит тебя отпрыск-то твой! Едва в коридоре послышались частые торопливые шаги, Алексей тотчас поднял свой угрюмый взгляд. В зал вошёл привратник и отдал низкий поклон, едва переступив порог, затем снял шапку и прижал её к своей груди. - Пётр Иванович Хворостин прибыл с Рязани с речами от государя. - доложил привратник, продолжая неловко кланяться. - Зови его, окаянный, чего уж! – бросил Алексей, сжав кулаки в нетерпении. Привратник тотчас же метнулся к дверям и скрылся в коридоре. Через несколько мгновений зашёл мужчина, глядя чёрными глазами из-под густых бровей. Лицо было точно грубо срублено из цельного камня. Борода и усы, закрывавшие пол-лица, уже несли в себе седину. Ростом Пётр был чуть ниже ростом Алексея, но также широк в плечах. Его твёрдая поступь, суровый взгляд, а также грубая обветренная кожа лица и рук выдавали в нём человека ратного. Гость имел при себе на поясе лишь кинжал полуметра длиной, за который он держался своей грубой рукой. Алексей встал из-за стола и большими шагами вышел на встречу своему ратному другу. - Рад видеть тебя в доме моём! – радушно произнёс хозяин поместья, обнимая гостя. Фёдор, и едва они встретились с гостем взглядом, плавным жестом пригласил его к столу, тут же бросив короткий взгляд на холопа, прислуживающих при обеде. Тот тотчас метнулся принялся подавать кушанье, и, что немало важно, питьё. Сам же Басманов-младший занял своё место подле правой руки своего отца, гость же сел слева от Алексея. - Томить не буду, а сразу зачитаю грамоту государеву. – произнёс Пётр, доставая послание, скреплённое царской печатью. – Послание от Великого Князя Московского и всея Руси, государя нашего Иоанна Васильевича боярину Алексею Даниловичу Басманову и сыну его Фёдору. Божьей милостью был послан мне верный слуга. Велено было держать осаду, но разбил ты татар и гнал их прочь, за что честь тебе и хвала. О подвигах твоих, о смелости твоей я давно наслышан, Алексей. Оттого радостнее было слышать мне о сыне твоём Фёдоре. Вижу, в жилах его течёт та же горячая кровь, что в отце. Благословлен я, пока подле меня род ваш Басмановых. От имени своего и от всего сердца своего дарую тебе, Алексей, и сыну твоему, за доблесть, за службу верную золотых монет. Велю явиться тебе и сыну твоему в Александровскую Слободу, ибо нет мне кроме вас утешения в кромешном аду, что учинили мне изменники. Эту склоку змей давно надобно изничтожить да вымести с земли нашей святой. Оттого же велю немедля вам с сыном явиться на службу мне. Закончив читать, Пётр глубоко выдохнул и поднял взгляд на Алексея. - Слышал, Фёдя? – усмехнулся воевода, и, обернувшись к сыну, потрепал юношу по голове, – Слышал, Федька, что говорят? - Да как же тут не услышать. – задумчиво протянул юноша, откинувшись на спинку кресла, . Князь Пётр Хворостин и так был желанным гостем в доме Басмановых, а с такими речами от самого царя уж и подавно. Трапеза продолжалась еще часа два. Алексей долго расспрашивал гостя о том, кто ныне окружает царя, как его душевный настрой, кто кормит его лошадей – да вообще обо всём. - Да тебе ли, Басман, не знать, какой настрой у государя нашего! – на очередной вопрос рассмеялся Пётр, выпив уже изрядно. – Ты-то сколько служил подле царя, не знаешь будто, какой нрав у него. Вот так же всё и осталось. - Неужто у царя-батюшки настолько скверный нрав? – удивленно спросил Фёдор, доливая гостю и отцу вина. Пётр и Алексей дружно рассмеялись, и все трое подняли кубки. - Избави нас господь от гнева его! – воскликнул Алексей и осушил кубок разом. - А ты, Федя, предстанешь когда перед государем, того гляди, не дерзи. – предостерёг Пётр. – Видел я тебя в бою, и парень ты смелый, но молод и горяч. Таких сейчас царь себе и собирает заместо старых бояр. Юноша на секунду задержал взгляд на кубке вина в своей руке, пристально рассматривая содержимое. Вроде как, даже прислушиваясь к словам гостя. Но мгновение спустя вернул себе непринужденный вид. - Вот любопытно, что же с этими самыми старыми боярами стало, да, батюшка? – усмехнулся, переводя тему разговора, Фёдор. – Да хоть с Мишей Репниным. - Даст Бог, не узнаешь никогда. – хмуро осадил сына Алексей, повелевая жестом налить ему ещё. *** Москва укрылась белым снегом. На улице стоял такой студёный воздух, что резал от мороза нос, оттого ставни в царских палатах были плотно закрыты. Духота наполняла весь зал. Наперебой звенели бокалы и раскатисто гремел пьяный смех. Скоморохи шныряли меж гостей, со свистом и взвизгиванием догоняя друг друга. Поодаль ото всех стояла фигура Михайло, облачённого в пурпурный кафтан. Его твёрдый, слегка презрительный взгляд будто бы скользил поверх всего царившего вокруг бесчинства. Он стоял, прислонившись спиной к стене и потирал уставшие от пестрых красок и беготни скоморох глаза. - Царь велит идти к нему! – громко крикнул из ниоткуда подкравшийся боярин. Князь сглотнул, и, стиснув зубы, последовал за боярином, который повёл его меж пьянствующих придворных и скоморох, с одним из которых князь столкнулся лицом к лицу. И тут же на момент оторопел от ужаса, ибо возникшая перед ним маска была отнюдь не веселой - исполосана глубокими морщинами, а глаза точно разъехались от старости или тяжкой скорби. Откуда только на царском пиру такие черти берутся… Скоморох в этой жуткой маске точно забавлялась с князем, и не давала ему дороги, торопливо и неуклюже переступая с ноги на ногу. Боярин же бесцеремонно толкнул шута, дабы князь, наконец, предстал перед государем. Царь сидел на троне, заливаясь грудным смехом. Тёмные глаза, поблёскивая янтарными всплесками от пламени свечей и факелов, глядели на князя, точно на дичь охотничью. Взгляд Ионна Грозного, хоть государь и пил немало на пиру, был чист, ясен и пронзителен, и глядел будто бы сквозь. Вытянутое худое лицо хранило выражение, заставляющее замереть и отвести взгляд, притом не понимая, что именно тебя страшит. Его борода, почти чёрная у основания, переходила в медную рыжину, имела несколько седины в себе, но внешне государь вовсе не выглядел старо. Напротив того, его резкие жесты, раскатистый смех, пытливый взор - все говорило о том, что человек пред вами живого и пылкого разума, преисполненный духовной силой. Когда государь веселился на пирах, его улыбка, как и сейчас, скорее походила на оскал. Его длинные пальцы, унизанные перстнями, неравномерно стучали по столу. Спустя секунды мучительного молчания, царь заговорил: - Кому ты служишь, Михайло? – спросил он, чуть наклонив голову в бок, подпирая лицо рукой. Голос царя был различим из сотни голосов, что бесновались сейчас в палате под расписными сводами. Этот глубокий, звучный голос, имевший силу и стройность, мог срываться до предела, но сейчас он звучал ровно и величественно. Князь насилу поднял взгляд и невольно стиснул зубы. - Я ваш верный слуга, царь-батюшка. – ответил князь с поклоном. – И нет врагов у вас, государь, среди поданных ваших. Не успел князь договорить, как в него была брошена пёстрая маска, сродни тем, что сейчас заливались пьяным хохотом на пиру, прыгали друг через друга, ползали под столом и под ногами друг у друга. - Так развесели меня в этот вечер! – с широкой улыбкой, но сквозь зубы произнёс царь. – Гони эти дурные мысли из моей головы! А мыслей дурных и скверных так много нынче на душу мне легли! Царь положил руку себе на сердце. Князь схватил налету брошенную ему маску и бросил на неё взгляд, полный гнева и презрения. - Да чтобы я, боярин, стал безумствовать и бесчинствовать!? – Михайло швырнул маску на пол и тотчас же развернулся. Не успел он сделать и шагу прочь, как вновь столкнулся лицом к лицу с безобразной старухой. Даже в грохочущем шуме веселья князь слышал, как за его спиной государь заливается своим смехом, в котором льётся горячее безумие. Свежий воздух обдал Михайло – на мгновение в глазах потемнело после удушливого жара на пиру. Князь огляделся, стоя на высоком крыльце. Двор был припорошен белым снегом и спокойно мерцал под светом от факелов и фонарей у ворот и во дворе. ... Солнце ещё не взошло. Ранее морозное утро застыло в трепетном ожидании нового суетного дня, когда князь ступил на крыльцо церкви, но ему не суждено было переступить порог. Михайло осенил себя крестным знаменем, сзади послышались шаги, приглушённые в снегу. Князь не успел схватиться за кинжал на поясе, как сталь вражеского клинка, припрятанного под плащом, пронзила Михайло под сердцем. Поворот клинка в ране, и снова удар в шею. С его губ сорвался отчаянный хрип, и ему вторил восклик ужаса прихожан, обернувшихся во время службы. Убийца вытер клинок об одежду князя и спрятал оружие в свой рукав. Никто не видел его лица под чёрным капюшоном, опущенного до самых глаз, а если бы кто из прихожан и видел широкое лицо с неподвижными угрюмыми бровями, то ни за что бы не сознался. Чёрная фигура сошла с крыльца, оставив тело князя прямо на пороге церкви, и исчезла в проулках московских дворов. В тот же день под расписными сводами зала, ещё не остывшего от праздного веселья, царь восседал на троне, слушая своего приближённого, подперев рукой лицо. - Хворостин передал ваши речи и дары, государь. – доложил с поклоном мужчина в скромном облачении. - Басмановы вскоре прибудут в Слободу. Мужчина говорил низким басом. По его раскрасневшемуся лицу казалось, что он только вернулся с мороза. Густые тёмно-русые волосы хмуро нависали над узкими неглубоко посаженными глазами. - А князь Репнин? – спросил царь, не давая договорить. - Отделан. – коротко кивнул мужчина. – На пороге церкви. Государь тяжело вздохнул, прикрыв глаза. - Отдайте сорок рублей на помин души. – государь отмахнулся медленным жестом. Слуга удалился с поклоном, оставив государя в наедине со своими тяжёлыми мыслями, которые не оставляли ни днём, ни ночью. ... Когда опускалась тьма, в каждом шорохе слышался заговорщицкий шёпот. Под холодным мерцанием далёких северных звёзд, Иоанн лежал в своих покоях, не в силах совладать с теми страхами, что наполняли его сердце. Виски наливались тяжестью, тело ломило от усталости, но глаза, утомлённые в дневных трудах, никак не смыкались. Царь в немощном исступлении пялился на своды своей опочивальни в тревожном ожидании и трепетной надежде, когда же, наконец, придёт долгожданный покой. Как и раньше, за порогом виднелись тени – полоса света, пробивающаяся под массивной дверью на тяжёлых стальных петлях, дрожала и прерывалась, точно прямо сейчас кто-то выжидает за дверью. Слышались голоса людей, которые говорили украдкой, полутоном, монотонно бормоча что-то, скрываясь за дверьми. Стражники, денно и нощно сторожившие покои царя божились, что нет никого подле покоев царских. Это лишь сильнее подкашивало государя. Теперь он понимал, что эти тени охотятся лишь за его душой. - Прочь! – сквозь зубы произносил царь, бормоча на грани помешательства, но тени не исчезали, и голоса всё обсуждали, как бы извести матерь наследника престола, а уж с дитём-то совладать сумеют. Когда-то царь полагался на оружие, кованное из стали, и даже в собственных покоях всегда был готов вцепиться в рукоять ножа или меча. Однако ночь за ночью он слышал голоса людей, давно отдавшие свою душу Богу или Дьяволу. Эти голоса шептались о кончине матери Иоанна, о том, как сгубить юного наследника престола русского. Когда маленький царевич, запуганный от криков и ругани бояр, прятался по углам собственного дома, собственной спальни, эти голоса преследовали его громовым басом тогда и слышатся сейчас в отголосках ночных теней. Теперь же Иоанн, знал, что это не люди, и тела их не из плоти, и оттого кровь стыла в жилах, когда он, просыпаясь в ночи слышал эти голоса, что призывали его, что будили, что подбирались к нему так близко, что их холодное дыхание касалось его кожи. Эти бесы шептали о тех грехах, которые государь взял на свою душу, неся свой крест. Лишь под конец ночи выдавались несколько часов поверхностного чуткого сна, когда тело изнурялось тревогой и душевными метаниями настолько, что даровало Иоанну пребывать в небытии, прежде чем встретить новый день. Солнце уже поднялось, и свежий снег искрился под копытами резвых лошадей, что неслись вперёд. Всадники мчались в Александровскую Слободу, протаптывая следы на дороге. То, с какой расторопностью привратники бросились отворять огромные ворота, едва заметив их вдали, немало говорило о том, насколько желанны эти гости. Лошадь Алексея Басманова стала сбавлять шаг после ворот, и всадник спешился, оглядываясь вокруг, в то время как его сын спрыгнул с лошади едва ли не на полном ходу. К гостям тотчас же подбежали конюхи, принимая поводья и хлысты. - Как думаешь, управятся? – спросил Фёдор, со снисходительной насмешкой глядя вслед конюхам. Алексей поднял взгляд на крыльцо, где их ожидала величественная фигура в одеянии цвета густой крови. Плечи и лицо царя скрывались в холодной тени. В одной руке он держал длинный резной посох с острым набалдашником. Золотые узоры поблескивали там, где длинная шуба была открыта лучам солнца. Царь вышел на ступени, ведущие вниз, и его фигура медленно вышла полностью на свет. Глубокие морщины на лбу чуть разгладились, когда он устремил тяжёлый взгляд глубоких глаз, которые сейчас казались чёрными. Сперва царь взглянул на Алексея, кратко ухмыльнувшись своему верному слуге и другу. Ещё не спустившись во двор, государь перевёл взгляд на сына Алексея. Фёдор стоял без шапки, и его густые волосы растрепались от езды верхом и закрывали лицо, и юноша снял перчатки и быстрым движением откинул волосы назад, чтобы они не закрывали его лица. Ясным, твердым взором Федор ответил на пытливый взгляд темных глаз. Для того, чтобы удивить государя хватило того, чтобы новый слуга был способен прямо смотреть ему в глаза, не тупясь в пол. На мгновение у царя точно пробудилось какое - то снисходительное любопытство – юноша в худшем случае просто глупец, не познавший ещё, как должно смотреть на самодержца. Ростом государь был выше Алексея, и это при том, что Басманова-старшего другие воеводы и вовсе считали богатырём. Едва царь спустился, Алексей тотчас же принял его руку, унизанную крупными перстнями, и припал губами к ней, после чего они обнялись, точно не были один на службе другого. Затем Иоанн безмолвно обернулся на Фёдора. Когда царь протянул юноше свою руку, юноша мягко взял её обеими своими руками осторожно поцеловал перстни, и, прежде чем отстраниться и выпрямиться, пару мгновений вглядывался в переливы света в драгоценных камнях. - Значит, вот каков отпрыск твой? – спросил Иоанн, оценивающе рассматривая Фёдора с ног до головы. - Как звать, говоришь? - Фёдор. – ответил юноша, хотя царь явно обращался к его отцу, и Алексей уже было открыл рот, чтобы ответить государю. Иоанн на мгновение замер, и лицо его озарилось лёгким удивлением. Он вновь перевёл свой взгляд на юношу, после чего жестом велел и отцу, и сыну следовать за ним, поднимаясь в палаты. Не успели они дойти до половины лестницы, раздался громкий лошадиное ржание. Фёдор вздохнул и с легкой усмешкой развернулся обратно. - Говорил же, куда им совладать с ними? – пробубнил себе под нос юноша, направляясь к конюшне. Конюхи тем временем пытались совладать с диким нравом разгорячённой лошади, но животное бесилось, точно сорвались с цепи. Её тяжёлые копыта бились в воздухе, чуть не задевая испуганных холопов. Фёдор еле заметным жестом разрешил конюху отойти, затем взял у него из рук длинный хлыст, которым несчастный слуга беспомощно размахивал, безуспешно пытаясь унять дикое создание. Юноша пронзительно громко свистнул, и, с совсем не ожидаемой от такого юнца силой, ударил хлыстом по земле. Лошадь обернулась на резкий звук, продолжая яростно топтать свежий снег под ногами и беспорядочно мечась по двору. Фёдор медленно следовал за ней, постепенно приближаясь к взбешённому животному. - Сколько лет уже Феде? – спросил Иоанн с задумчивой улыбкой, стоя на крыльце. - Шестнадцать этой весной исполнилось. – вздохнул Алексей. - И в его-то годы он имеет ратные подвиги? – с некоторой насмешкой спросил царь. - Вы послали князя Хворостина с речами царскими, с похвалой, а теперь потешаетесь? - Теперь я увидал сына твоего воочию. Руки больно нежные для ратного дела. – Иоанн сложил руки замком и опёрся ими о перила, наблюдая за попытками юноши успокоить взбушевавшуюся лошадь. Резкий свист хлыста снова громко рассёк холодный воздух и разнёсся по двору, мешаясь с криками конюхов и лошади, которая беспорядочно у конюшни. - Но смел не по годам. – добавил царь, глядя на то, как Фёдор резкими выкриками и ударами хлыста смиряет лошадь. – Не боишься за сына? - Да что ж вы, батюшка, в самом деле-то? Неужто считаете, что сын Басманова с одуревшей кобылой не управится? – усмехнулся Алексей. - Так сам ведь и выбирал! Говорил я тебе, Алёша говорил, что скверных лошадей берёшь, буйных да упрямых. - Поглядим-поглядим, царь-батюшка, как мой сын безбородый совладает с ней. – самодовольно усмехнулся Алексей, и лицо его озарил проблеск гордости. – Того посмотрим, кто нравом круче будет. Тем временем Фёдор ухватился за поводья. Лошадь едва не сбивала его с ног, но юноша смог устоять. Ещё несколько ударов хлыстом – и лошадь медленно засеменила назад. - Тише, тише! Чего ж буянишь? – ласково произнёс Басманов-младший, наматывая поводья на кулак, а второй рукой успокаивающе похлопывая лошадь по крупу. Животное еще раз взбрыкнуло, но юноша совладал и с этим выпадом, и лошадь начала сдаваться. Фёдор ни на секунду не ослаблял своей хватки, уводя животное к конюхам. Её шаг сошёл до того, что лошадь лишь мелко семенила на месте. Наконец, Фёдор вновь передал поводья конюхам. Откинув снова растрепавшиеся волосы назад, Фёдор, довольный собою, направился к лестнице, где стояли отец и государь. От его глубокого дыхания поднимались облака пара. Юноша поднялся быстрыми и лёгкими шагами вверх к отцу и государю. - Больно резки лошади ваши. Отчего же не выбрать коней вам покладистых? – спросил царь. - Спорить глупо, порода резкая. – согласился Фёдор. – Да уж свыклись с природой их. Исмаильтская кровь – нрава непокорного, не всякому и под силу оседлать. Да только как овладеешь ими, так на иных лошадей и смотреть не захочешь. Всё не хватать будет резвости и удали их. Иоанн остановился и выдержал молчание, которое повисло в холодном воздухе, точно хотел было что-то сказать. Однако он опустил свой взгляд во двор. Ещё утром тонкий покров свежего снега не был тронут, а сейчас белоснежный ковёр был взъерошен и смешан с землёй. Но быстро сбросив мимолетное задумчивое оцепенение государь последовал дальше. Все трое поднялись в палаты, где уже был накрыты яства. Басмановы были приняты не просто, как бравые воеводы, а как верные друзья самого государя. Стольники то и дело обходили гостей, подливая им пьянящие греческие вина. А за окном крепли морозы. Эта зима обещала быть особенно суровой для Руси.