IX. (1/1)

Еле-еле спихнув с себя тушу Рэхэра, Арловская попыталась подняться сама. Но от увиденного после у нее перехватило дыхание. Она сильно ошибалась, думая, что Рэхэр слег – казавшийся уже безжизненным, пес будто восстал из мертвых, теперь стоя в угрожающей позе со вздыбленной шерстью на загривке и спине, опасно и злобно рыча. Из пасти, смешавшись с кровью, начала выступать пена, превращаясь в кровавое месиво. С живота и шеи по ногам стекали на снег тоненькие кровавые ручейки, челюсти и клыки, давно окрасившись алым веществом, раскрылись в ужасающем, немного клокочущем и булькающем от потоков крови, лае. Не собака, а сущий демон, внушающий ужас. Уже ни о чем не думая, лишь боясь за собственную жизнь, девушка вновь нацелила пистолет и выстрелила. После двух пуль, Рэхэр, издав протяжный и жалобный вой, наконец-то повалился на снег. Уже замертво. - Ты... Моя собака! – запыхавшись, выпалил Крауц. Он был уже в нескольких метрах от Натальи, успев заметить эту казнь.- Будешь знать, как это – кого-то терять! – Процедила сквозь зубы девушка. Странно, куда делась вторая собака Германии? - Ты... Ты ее пристрелила! - А сейчас я пристрелю и тебя! – Со злым шепотом Наталья наставила на немца оружие. Людвиг услышал каждое ее слово, несмотря на отделявшее их расстояние. - Ну-с... Пристрели, - тут он усмехнулся.- С удовольствием, - палец опустился на курок. Все произошло молниеносно. - Кайзер! – заорал Крауц, спешно пригибаясь. Пуля рассекла лишь воздух - вторая овчарка с разбегу толкнула девушку, сбив прицел. Пистолет полетел в снег, упав возле какой-то деревянной коряги. Наталья постаралась дотянуться до оружия, но рычащая рядом огненно-черная псина не давала ей этого сделать. Девушка быстро схватила палку, что была ближе к ней, и со всей силы ударила ею по овчарке. Еще и еще. Та зарычала, заскулила, и следующий удар, на удивление сильный, вообще отбросил Кайзера в сторону. Немец все приближался совершенно спокойным шагом. Схватив оружие и поднявшись с земли, Арловская выстрелила в Людвига. И мимо – пуля просвистела у того прямо возле уха. Не хватило лишь миллиметра в сторону –она бы рассекла его, но... Германия, как бы не замечая этого, не чувствуя и вообще не опасаясь за свою жизнь, не пытался уклониться и уверенно продолжал наступать. От сильного напряжения Наталью вновь душили слезы, постепенно перерастая в настоящую истерику. И она снова выстрелила. И опять мимо. Людвиг просто упивался тем положением, в котором была беглянка, той властью, которой обладал ее страх перед ним. Она была загнанным зверьком, добычей, жертвой, которую вот-вот схватит охотник. Уже совсем себя не помня от страха, Беларусь, зажмурившись так сильно, насколько могла, нажала на курок, интуитивно целясь прямо в сердце своему угнетателю... Очередной выстрел прорезал абсолютную тишину уже наступающего морозного утра. Послышался скрип снега. Сила выстрела заставила кого-то упасть. Неужели... Неужели она это сделала? Неужели она прострелила его жестокое и ледяное сердце? Неужели она лишила его жизни? Неужели у нее это вышло? Постепенно, открывая по очереди то один, то второй глаз, девушка посмотрела вперед, замечая, что так и стоит с вытянутыми вперед руками, сжимающими пистолет. Человек, который только что шел на нее, уже... лежал на земле в снегу. Он... мертв? Не опуская оружия, Арловская сделала неуверенный шаг вперед. Он... жив? Не двигается. Наконец-то! Значит... Сильный, оглушающий крик после болевого шока заполнил всю тишину. Тот, кто лежал в снегу, начал подниматься, и Наталья увидела темное проступавшее пятно на его серой форме и кровь на снегу – там, где лежал человек. Значит, все-таки попала. Но... кровь стремительным потоком струилась из левого плеча, к которому теперь немец прижимал окровавленную руку. Его лицо исказили ярость и гнев. Из идеальной прически выбилось несколько светлых блондинистых прядей, они спадали на лоб и глаза. Снова угрожающе и теперь уже бегом он двинулся к девушке. Беларусь лихорадочно нажала на курок, однако выстрела не последовало. Потом опять и опять – безрезультатно. Пуль не осталось, она истратила их все. Отшвырнув оружие, девушка круто развернулась, тоже пускаясь в бег. Чья-то рука схватила ее за волосы, больно потянув на себя и резко повернув голову. - Все равно не убежишь, - злостно прохрипел Крауц и отвесил пощечину здоровой рукой. Девушка не знала, как с пробитым плечом немец мог еще цепко удерживать ее за волосы, однако рассуждать не было времени – вновь последовали жестокие пощечины. Еще и еще. Еще и еще. Щеки пылали, и от ударов мозг не мог нормально соображать. Наталья хотела прислониться к дереву, к которому уже примчался, придя в себя, Кайзер, но почувствовала, как ее талию грубо обхватили рукой. Потом подъем – и она уже беспомощно перекинута через здоровое плечо Людвига. Пару минут Крауц простоял над своим мертвым любимцем. Его лицо невольно приобрело скорбящее и глубоко опечаленное выражение. Но все только что происшедшие события не давали надолго забыться, и в душе Людвига вновь воспламенилась ярость. Он опять рвал и метал. Отбросив минутное наваждение, каменное, холодное лицо исказилось злостью – оно ясно отображало всю ту войну, происходившую у немца в груди. Развернувшись и подозвав к себе собаку, Людвиг со своей ношей пошел обратно к домишку старухи-француженки.