1 часть (1/1)

—?Дал же Бог сыновей-наследничков. Один кроме баб и снежных забав ничего знать не хочет, а другой всё горазд лампадки жечь. Пономаришка.Эх, часто можно услышать слова сии от батюшки моего, царя Иоанна Васильевича, а если же нет, то одного взгляда на него достаточно, дабы понять всё?— осуждает. Так за что осуждать? Разве повинен я, что уродился вот такой? Да и, раз уж на то пошло, сам он в день рождения моего велел церковь построить, своими собственными руками мою дальнейшую участь определив.Чем я гнев его подчас заслужил?— не знаю, да и вряд ли сумею когда-нибудь, поскольку разум батюшки подчас словно воля Господа нашего, пониманию не подлежит. Сам я по себе ничем не выделялся: сколько себя помню, всё время тихим был и до забав не слишком большую охоту имел. Хоть кляните, хоть блаженным называйте, однако куда больше пользы я ощущал и куда большее удовольствие получал в часы молитв своих, когда мог вот так преклонить колени пред образами святыми, да слова молитвенные шептать, грехи простить, да за здравие батюшки и брата своего Ивана тоже не забыть надобно. А ещё мне очень в церковь ходить нравится: так тихо там, спокойно, что словно под защитою Бога нахожусь. Вот так бывало подойдёшь, перекрестишься, поклонишься, начнёшь молиться, и будто он тебя слышит, будто понимает и… жалеет? Нет, нет, ведь жалеть меня не за что, правда? Я же ничего дурного не делал да и впредь не собираюсь: если спросят, что думаю?— как есть говорю, без утайки, и не предам никогда, коль со мной кто поделиться захочет…Пономаришка. Странно, вновь почему-то вспомнилось это едкое, словно клеймо, слово, отцом поставленное. Словно я затворник какой. Так не затворник же! Вон, дней пять тому назад, с Ванькой ездили на санях кататься, и я не отказал. Хорошо время провели, развеялись, красотой России-матушки вдоволь налюбовались, даже к службе вечерней успели вернуться! Благо государь не хватился, не то несдобровать нам с братцем. Что ни говори, а с ним мне повезло: Ванька хоть и тот ещё гуляка, да человек хороший, меня сам не обижал никогда, да и другим не позволил бы, к тому же всегда с собой на прогулки берёт, дабы я ?свежего воздуха заместо ладана? подышал.Мы и сегодня поехали, на тех же санях, по той же дороге, даже супруга Ивана, кажется, в том же наряде была! Хорошо было, очень хорошо, только вот на этот раз мы хоть и вернулись раньше, но гнева отцовского избежать не могли. Оказывается, он Ваньку уж давно ждёт, а тот видимо забыл. Молчи, брат, только молчи, да иди, иди быстрее к нему, не гневи ты отца!Так я думал, так и ему сказал тихо, чтобы не дай Бог государь не прослышал, а братец мне перед уходом на ухо совет прошептал: ?А ты, братец, не женись?. Смешной он, Ванька-то, совсем уж не понимает, о чём говорит. Какое мне жениться? На ком? Да и, право слово, для чего? Чтобы отец извёл или, чего хуже, в монастырь сослал на постриг? Не надобно мне этого, к тому же не тянет меня ни к кому, а так, ?лишь бы было? не хочу, лучше вон, в церкву пойду, помолюсь за братца своего да за то, чтобы батюшка поскорее гнев на милость сменил. Об этом и батюшке сказал, когда до меня донеслось его пронзительное: ?Федька?. Уж не знаю, доволен был он ответом моим али нет, но против не высказывался, даже попросил за всех помолиться, а я и помолюсь. Конечно же помолюсь, как и всегда…Вот я открываю тяжёлые двери, вот переступаю порог храма Божьего, и снова… Снова чувствую это до боли приятное ощущение покоя и умиротворения, родное и желанное до такой степени, что впору слезу пустить от счастья. В один момент всё перестало иметь значение: и батюшка с его недовольным взглядом и презрительным прозвищем, и братец мой, Ванька, который с какой-то радости решил, что я жениться вздумаю… Все, абсолютно все мелочи, способные задеть, сейчас уходят куда-то прочь, оставляя меня наедине с Господом и святостью церквы этой, дабы мог я общаться со Всевышним через молитвы свои без посторонних мыслей и печалей. Только сейчас, подойду поближе поступью своей тяжёлой к образам, перекрещусь, как полагается, поклонюсь, взор свой к Спасителю обращу и…?Что это???— Мысленно вопрошаю, как только заслышал звуки, выдающие присутствие в церкви кого-то постороннего. Удивился я, конечно, поскольку прежде в это время всегда один здесь находился, однако двери храма Божьего для всех открыты, и раз решил кто-то молитву прочесть?— пусть, и я к своей приступлю. Приступил бы, коли б не какая-то невидимая сила вынудила повернуть голову в сторону и увидеть там… девицу. Подошла видать тихонько, свечу поставила, да крестится, небось молиться сейчас будет. Святая, не иначе. Словно заворожённый, я направился в её сторону, желая подойти поближе, дабы лик её рассмотреть, взгляда своего ни на миг не отводя. Не заметила… Хорошо, да только я лучше за колонну стану, негоже ведь обращение к Господу прерывать. А вблизи-то как хороша! Кроткая, черты лица мягкие, приятные, в глазах блеск неподдельный, а губы всё слова молитвенные шепчут, а сама она молится, усердно, словно нет здесь больше никого, окромя её. Ну точно святая, так бы и глядеть!С минуту ещё я глядел на неё, понимая с каждым мгновением, что влюбляюсь в неё. Окончательно и бесповоротно селится в сердце моём эта девица, имени которой я и знать не знаю. Разве не Господь послал её сюда, чтобы мы встретились? Разве не на то его воля??А вдруг она замужняя? Али сосватана???— Вопросы, мелькнувшие в голове моей, оказались достаточно сильными для того, чтобы задуматься над ними мог и выяснить ответы пожелал. Твёрдо вознамерившись дождаться, пока она выйдет из церкви, покидаю сам храм Божий, закрываю двери, перекрещиваюсь трижды, кланяюсь столько же, и поворачиваюсь в сторону дворца, дабы место подходящее для себя приметить, как вижу Бориску Годунова?— вот и компания мне на время.Не ведал я тогда, что девица та ему сестрой родной приходится, да и когда прознал, то мало что изменилось: чувство, пробудившееся во мне, было сильнее всего на свете, и отступиться я мог только будь она просватана, но Годунов говорит, что нет такого, да и не помолвлена она. Господи, спаситель наш, неужели ты меня осчастливить решил? Ведь я тотчас же буду руки её у Бориски просить, а он даст, даст согласие, деваться некуда. Одного боюсь, что отец на всё это скажет. Не сошлёт ли меня в монахи, сделав пономаришкой не только на слове, но и на деле.Хотя чёрт его знает. Может, ещё порадуется, что я на шаг такой пойти решился.