Глава восьмая: Солдат и вигилант (1/1)

28.03.17, вторник, утроПрямо перед пробуждением, мне приснился довольно дурацкий сон. Мне приснился слон, самый обыкновенный, много раз видела таких в зоопарке Тэннодзи, который почему-то сидел в рабочем кресле, за столом. На нём была обычная офисная одежда, только слоновьих размеров, как и кресло со столом. Там стоял телефон, тоже не маленький. Слон взял хоботом трубку и что-то оглушительно закричал в неё, топая передними ногами по столу. На этом моменте мне показалось, что я уже не сплю, и я медленно открыла глаза. Сквозь тонкую щель между дверной задвижкой и косяком пробивается неяркий утренний свет. Брр, холодно – я как гусеница подползла к котацу и засунула ноги под покрывало. Ах, хорошо-то как, обогреватель уже включен. Кем, кстати? Я открыла глаза шире и огляделась. У задвижки, лицом ко мне сидит Миша, уже одетый в свою высушенную униформу – камуфляжные штаны и довольно забавную полосатую рубашку без воротника. Я вчера долго пыталась решить, с чем же всё-таки стирать её – с цветными или белыми вещами? В результате, я закинула к белым, точно посчитав, что белых полосок больше. Миша, между тем, совсем не обратил на меня внимания, продолжая что-то ковырять отвёрткой в зелёной металлической штуковине, которая лежит перед ним на полу. Сам он сидит по-индийски* и параллельно что-то негромко напевает. Или нет, скорее всего, Миша декламирует какой-то стих:–…A patom pazvanil krakadil, I sa slezami prosil: ?Mily moi, kharoshiy,Prishli mne kaloshi, i mne, i zhene, i tatoshe!?Чуднóй у него всё-таки язык. Очень рифмованный, ритмичный, с кучей шипящих звуков. Ещё Миша постоянно выделяет какой-либо слог в словах, на мой слух – совсем случайно, без закономерностей, делая ударение на нём. Мне даже стало интересно и я заслушалась, как он говорит на родном языке:– Akh, te, chto ty vyslal, na proshlay nedele, my davno uzhe s’yeli, i zhdom ne dazhdomsya, – Миша сделал преувеличенно трагичное выражение лица, – kogda zhe ty snova prishlosh' k nashemu uzhinu dyuzhinu novykh i sladkikh kalosh!С каждым словом мне становилось всё более очевидно – русский язык какой-то запредельно сложный! Одни и те же слова он произносит совсем по-разному, меняя их местами в предложении или рифмуя с другими, похожими. Внезапно, он чуть повысил голос на последних словах: ?Oh, nelohkaya eto rabota – iz balota tashchit’ begemota!?, хлопнул себя ладонями по коленям и поднял на меня взгляд. – Ну что, понравилось тебе стихотворение? Я похлопала в ладоши и состроила ироничную рожицу. Похоже, он специально не обращал на меня внимание, придумав довольно интересный способ побудки. Я всё-таки не выдержала и улыбнулась ему. В ответ Миша тоже улыбнулся, с видимым усилием, но всё же – за ночь ему точно стало лучше. Выглядит он тоже лучше, гораздо лучше вчерашнего. Заросшее колючей бородой лицо преобразилось – щетина исчезла, уступив место тщательно выбритой коже вполне человеческого цвета. Он почти светится, такой чистый и опрятный. Только серые мешки под глазами остались на своём месте, да сами глаза выглядят очень усталыми, с пожелтевшими белками. – Как давно ты проснулся? – Я и не спал, – ответил Миша, и, не дав мне даже удивиться, сказал: – Я сходил за своими вещами, а вот твои не нашёл, извини. – Разумеется, ты их не нашёл, они ведь лежат на женской половине прачечной, тебе туда дороги нет. – Да? Какая жалость, давно я за девушками не подсматривал, – он потянулся и я услышала, как у него захрустели суставы. – Лет десять – точно. – Вот и не надо вспоминать, как это делается – в Японии это большое преступление, – я наставительно погрозила ему пальцем. Мише это явно не понравилось, хотя я точно не собиралась на него даже голос повышать. Он нахмурился, опустил голову и продолжил ковыряться отвёрткой в своём устройстве. Периодически в нём проскакивают искорки, и вообще эта штука выглядит не очень здорово – на снятой крышке видна пробоина, а в самом устройстве проводки и металлические части лежат в полном беспорядке. Даже на мой непрофессиональный взгляд – устройству конец. Но Миша продолжает пытаться, наверное, как-нибудь починить его. – Что это? – Тактический компьютер и радиостанция, два в одном, – лаконично ответил Миша, не отрываясь от процесса. – Почти рабочий экземпляр. Почти…Не буду ему мешать, тем более, что уже явно наступило утро и пора ехать дальше. Я встала, потянулась, надела тапочки и завязала халат, потом отодвинула дверь и пошла в прачечную. Если вещи Миши, которых действительно много, высохли, то мои – тем более. Так оно и есть: из шкафчика с моими вещами вкусно пахнет кондиционером, отлично! Я зашла в раздевалку, переоделась и пошла обратно в номер. Когда я открыла дверь, Миша уже застёгивал свою куртку. Рядом с ним стоит его рюкзак, с широко раскрытой горловиной. Только что заметила: на крышку рюкзака прилеплена наклейка с картинкой – самолётик, чья-то нога, торчащая из люка и человечек с парашютиком. Очевидно, что человечка пинком выкинули из самолёта, забавно.– Ты когда-то прыгал с парашютом? – спросила я. Миша отвлёкся от набивания карманов своей жилетки всякой всячиной и удивлённо посмотрел на меня. – Я и сейчас прыгаю. Это, можно сказать, моя профессия – летать на самолётах, прыгать из них с парашютом, а потом сражаться на земле – воздушно-десантные войска. Как говорят про нас в России – ?С неба – в бой?. – А, так ты это имел ввиду, когда сказал, что вам ?дают приказ – и мы летим его выполнять?! Круто! А сколько раз ты уже прыгал? – Ровно 110 раз, – Миша улыбнулся, он выглядит польщенным: – Да обычное дело, ничего особенного в этом нет. – Не перехвали себя, – скептически заметила я, сложила пижаму в рюкзачок и начала ему помогать с сбором вещей, которые беспорядочно лежали на полу.Хотя нет, какое там ?не перехвали себя?, 110 прыжков с парашютом – это вообще-то обалдеть как круто! Так, обратно к вещам…Пачка сигарет, зажигалка, какие-то изогнутые плоские коробочки с пулями, ещё пачка сигарет, три пачки из запаянной вощёной бумаги с чем-то тихо звенящим внутри, опять пачка сигарет, четыре гранаты, оранжевая (немного испачканная в крови) пластиковая коробочка и, блин, опять сигареты! Откуда он их берёт? Я же специально выкинула все сигареты, которые нашла вчера, пока отдавала вещи в стирку! Вроде бы всё, остались только маленькие яблочки и небольшая флешка, обмотанная той самой синей ?изолентой?, которую Миша рекламирует как лучшее ремонтное средство. Судя по внешнему виду, флешку он тоже починил изолентой – от корпуса не осталось ни одной целой части, бесцветный пластик едва проглядывает сквозь слои синей ленты.Сбоку прозвучал судорожный вздох. Я обернулась: Миша застыл в полуприседе с протянутой рукой. На его лице в утреннем свете заблестели капельки пота, Миша дышит прерывисто, его зубы стучат как от холода, а глаза бегают из стороны в сторону. Ой, да он же сейчас в обморок упадёт! Я сорвала с себя куртку и накрыла ей яблоки и флешку. Мишу немедленно отпустило – он присел на одно и глубоко вздохнул. Потом вытер лицо рукавом. – Это… это прошлое? – осторожно спросила я его. – Флешка – да, яблоки – нет, но их я тоже… не могу… – отрывисто ответил он и обернулся ко мне: – Казама, пожалуйста, могу я тебя попросить об помощи? Я чуть не расцвела:– Да, конечно! Обожаю помогать людям. Особенно, если они об этом просят. Я взяла жилетку из рук Миши, и пока он вышел на балкон покурить, я быстро сложила яблоки в пустой пакетик от чипсов и положила к себе в рюкзак – потом при случае выкину. А вот что делать с флешкой – я так и не решила. Вряд ли Миша будет рад, если я её тоже выкину. – Флешку можешь положить в карман жилета, – негромко сказал он, раскуривая сигарету. – Вот этот, верхний слева, да. Кхм… – Миша задумчиво почесал затылок. – Прости меня, Казама. – Что?! – я резко подняла взгляд, но на его лице нет даже притворного раскаяния: – Я несправедливо тогда на тебя накричал, из-за каски, помнишь? Я думал, я потерял вместе с ней эту флешку. Обычно я ношу её в каске, в подкладке для очков. Но вот… оказалась она в жилетке. Там, на флешке, очень много важных для меня вещей. – Но ведь это твоё прошлое, и оно… ну… – я пыталась быстро сообразить, как мне говорить дальше, но Миша перебил меня:– Оно делает мне больно, да, – он сделал глубокую затяжку, разом превратив четверть сигареты в пепел. – Но это уже только моё дело. – В каком смысле? – не поняла я.Миша резко помрачнел. – Ты собралась? Всё готово? Поехали, нам нужно заменить колесо и заправить бак. Позавтракаем потом, – он смял в ладони не докуренную сигарету и стремительно пошёл к выходу, на ходу натягивая бронежилет, ботинки и быстро завязывая шнурки. – Мне уже надоело это путешествие, надо быстрее двигаться. Я уже не сильно удивилась такому изменению в его поведении. После всего, что он мне вчера рассказал? Псих, что с него взять.#В нашем понимании – Миша сидит по-турецки.***Я проверил запаску перед отъездом – чуточку сдулась за ночь. Ладно, это ведь не полноценное колесо, надо найти какое-нибудь СТО. Казама подошла следом, она чуть задержалась у стойки администратора, чтобы оплатить наш постой в гостинице. Судя по её кислой мине – по деньгам вышло недёшево. Мы сели в машину и поехали дальше. Свернули на север, так как дальше по маршруту начинается какая-то полоса из довольно крупных, по словам Казамы, городов. Попадаться не хочется даже полиции, поэтому маршрут всё равно придётся удлинить. Равнина закончилась вместе с городом, поэтому дальше мы ехали по неглубокому горному ущелью. В машине тихо, едва слышен только звук мотора. Мы оба молчим, и я не могу с полной уверенностью сказать – это хорошо или плохо? Меня вновь клонит в сон, потому что и эта ночь тоже прошла так себе. Пограничное состояние между царством Морфея и реальностью не дало никакой возможности отдохнуть. Секундные провалы в сон прерывались кошмарными сценами, наполненными трупами моих товарищей. Забавно, но я научился вспоминать об этой бойне с минимальным отвлечением от процесса вождения. Физическая боль помогает всё так же эффективно, и вчера ночью я открыл для себя уколы иголками в предплечье. Всё-таки порезы ножом – крайнее средство, и первые полночи мне ?помогала? та царапина, которую оставил вчерашний бомж. Мне хватило ума вовремя её продезинфицировать, поэтому царапина доставляла неудобства сама по себе, без побочных эффектов вроде заражения крови и прочего. Но почему же мне с каждой ночью становится хуже? Должна быть какая-то зависимость, какая-то причина этой разницы. Я могу почти без проблем просто думать о событии, но ночь за ночью моё подсознание насылает на меня всё более жуткие видения, иногда запредельно извращённого характера. Этой ночью снились мои обгорелые бойцы, тянущие ко мне свои чёрные руки… …что там, Миха?! – я вижу перед собой кошмарную обугленную рожу. Вижу уцелевшие в огне зубы и череп, они видны сквозь сожженную взрывом кожу. Пустые глазницы с копошащимися внутри личинками. Чёрный от копоти лоб, растопыренные уши и светлые короткие волосы. – Какой приказ? – Сердюк?! Нет, блядь, нет! – я протягиваю к черепу окровавленные руки, но…– Дорогу слонам султана! Я непроизвольно обернулся. На единственной костяной ноге на меня несётся высокий, чёрный от копоти скелет. Он держит в своих руках ?Печенег?*, и я вижу голые обгоревшие мышцы и сухожилия. Скелет скачет мне навстречу и с каждым прыжком с него падают комья пепла. – Нет, нет, Слон, этого не может быть!– Э, сержант, какая цыпа, веди себя с ней как джигит! – рядом со мной, сжимая в руках автомат, сидит на одном колене ещё один живой труп. Прокопчённые кишки вываливаются из разорванного взрывом живота. На ногах трупа ещё угадываются остатки штанов. Верхняя часть его головы оторвана, эти слова выходят из глотки, вместе с челюстью, с которой свисает длинная спутанная борода…Стоп, что? Борода?! – Вот ты и попался, пидор. Это не Хатаев. Он бы сразу получил от меня пиздюлей за такой внешний вид. Это не Сердюк. Это не Слон. Заканчивай со своими видениями, я всё равно тебе не сдамся! …ладно, раскусил…Меня отпустило. Похоже, что я погорячился с ?без проблем просто думать о событии?. Мне ещё повезло, что мы едем по абсолютно прямому отрезку дороги, и машина не вылетела куда-нибудь с трассы. Я осторожно перевёл взгляд на Казаму. Она в упор смотрит мне в лицо. – Что? – Значит, ты всё-таки не услышал вопрос, – кивнула она и повторила: – Каково это – прыгать с парашютом? – Обычно, – омут этого видения отпускает меня постепенно, ко мне постепенно вернулись и другие чувства – запах, вкус, зрение сфокусировалось. – Что значит ?обычно??! – Коротышка возмущённо ткнула кулаком мне в плечо, довольно больно – значит и осязание тоже вернулось. – Прыжки с парашютом для тебя что, как поход в магазин? – Почти, в магазин я всё-таки хожу чаще. Что мне тебе рассказать? Как ноги ставить, когда приземляешься, или считалке научить? – А что такое ?считалка??Ладно, дорога спокойная, крупных городов по этой дороге не предвидится, можно немного расслабиться. Глядишь, может и совсем полегчает, пока молоть языком – не усну, это точно. – Когда мы, десантники, прыгаем из самолёта, мы ведь не сразу дёргаем за кольцо парашюта. Иначе… – Иначе будет плохо, да? – Казама хихикнула. – Да, очень плохо, – кивнул я и продолжил: – Поэтому мы считаем секунды перед раскрытием парашюта. Вот так: ?501… 502… 503… КОЛЬЦО… – я дёрнул рукой, как будто я дёргаю кольцо, – 504… 505… КУПОЛ?. Вот и вся считалка.– А почему именно ?501?? Разве не быстрее считать без этих пятисот, например, ?один-два-три?? – На русском языке эти числа, произнесённые в любом темпе, будут занимать ровно одну секунду. Вот так: ?пятьсот один?. – Значит, в свободном полёте можно падать только три секунды? – обескураженно уточнила Казама. – С той высоты, с которой я обычно прыгаю – да, это ведь всего 600 или 800 метров. Ну, максимум – один километр. А с большей высоты я никогда и не прыгал. – Почему, боишься? Я посмотрел ей в лицо. Да нет, вроде бы не подшучивает и не издевается. – А зачем? Точнее, кто мне разрешит? В армии все делается по приказу, распорядку и желанию командира военной части. Например, в 2013 году я прыгал всего один раз. Зато год назад я напрыгался на всю жизнь вперёд, поэтому да, теперь я могу говорить – прыгать с парашютом для меня обычно. – И что, тебе совсем не страшно? – Ну, если я рассказываю тебе и меня не трясёт в припадке, значит – нет, не страшно. Ты сама прыгала когда-нибудь? – Нет, конечно нет, – Казама вздохнула.– Почему, боишься? – я повторил за ней интонацию, но Коротышка сразу поняла подначку:– Вот ещё! – она вновь ткнула кулаком мне в плечо. Больно, блин! – У нас просто денег лишних нет, скайдавинг – дорогое развлечение. Ты, наверное, забесплатно прыгаешь?– Совсем нет, – я покачал головой. – Я прыгаю с парашютом и не плачу ни рубля – верно. Но я каждый день просыпаюсь готовым к тому, что мой следующий прыжок будет прямо на поле боя. Наоборот, это мне хорошо платят за то, чтобы я без сомнений прыгал даже в извергающийся вулкан. – А ты прыгал? – с сомнением посмотрела на меня Казама. – Нет, это была метафора. – Это была что? Я уничижительно покосился на Коротышку:– Слова в переносном значении, чему тебя в школе учат? – В японских школах учат на японском языке, откуда мне знать, как это будет по-английски? О, кстати, – она показала мне карту на телефоне, – через десять километров будет заправка и ремонтная станция. Надеюсь, что магазин там тоже есть. – Что, кушать хочется? Мне тоже, – я придавил педаль газа, Коротышка улыбнулась и одобрительно показала мне большой палец.Мозг уже нарисовал картинку дымящейся чашки кофе и чего-то съедобного. Жди меня, еда!#ПКП ?Печенег? – единый пехотный пулемёт российского производства, глубокая модернизация знаменитого советского пулемёта ПКМ.***Нам крупно повезло. Ремонтная станция находилась в одном здании с настоящей пиццерией, которая располагается на втором этаже. Но прежде мы заехали на заправку – Миша сказал, что бак совсем пустой. Заправка прошла спокойно, Миша оказался даже настолько любезен, что сам оплатил топливо, причём не стал совать в деньги в руки кассиру, а вполне грамотно положил их в лоток для монет. Молодец, я вновь показала ему большой палец, но Миша не заметил этого. Мы подошли к шиномонтажной мастерской. Пока я переводила менеджеру пожелание ?клиента?, Миша подъехал на машине и достал из багажника колесо. Менеджер выписал нам чек и сказал, что работа над заменой камеры и шины займёт час. Стоил этот совсем не косметический ремонт 5000 йен. Теперь я окончательно поняла, почему папа так и не купил машину. Грустно, блин, деньги тают на глазах! Но когда мы вышли из мастерской, я встала перед Мишей и нетерпеливо указала пальцем на пиццерию. – Кто в молодости не воздержан, тот готовит себе голодную старость! – тоном школьного учителя сказал он, но тут же улыбнулся и махнул рукой: – Пошли скорее, я сейчас сам слюной захлебнусь. Оставив в стороне эти малоприятные подробности, мы чуть ли не наперегонки побежали на второй этаж. Точнее, бежала я, а он просто очень широкими шагами поднялся по лестнице. Миша добрался до двери первым и открыл её, прозвенел маленький колокольчик. Но внутрь солдат не зашёл – он придержал дверь и сделал приглашающий кивок. – Спасибо, – удивлённая такой галантности сказала я, чуть остановившись на пороге, чтобы кивнуть ему. Но Миша только проворчал:– Проходи, не задерживайся. Нет, это явно не галантность. Судя по нему и другим европейцам, которых я встречала в своей жизни, для Миши пропускать девушек вперёд – привычное дело, потому что так же он поступил и в той ночлежке, и вчера в рёкане. Довольно вежливая привычка, вот только как у русских с эмоциональностью? По Мише судить невозможно – он ведь сумасшедший. Временами – точно, прямо сейчас – нет.Мы сели за столик почти у самого входа. Вместо стульев – большие двухместные кресла с высокой спинкой. Мягкие, кстати. Интерьер отделан в красно-бело-зелёных тонах, под цвета итальянского флага. Миша с некоторым интересом огляделся вокруг, но удивлённым он не выглядит. – В России пиццерии такие же? – Они по всему миру одинаковые, – фыркнул Миша, – даже в Сирии. Разве что там кроме пиццы продают местные булочки и другую выпечку. – Вкусные? – я машинально облизнулась. – Булочки, в смысле? – Очень вкусные, особенно пита с мясом и овощами, – кивнул он, тоже облизнувшись. – Пита – это такой тонкий хлеб. Кстати, в Японии есть официанты или тут надо самому к стойке подходить? – Официанты. Вот, смотри – идёт.Через пару секунд к нам подошла красивая девушка в весьма нарядной униформе – ярко-красный жилет поверх белой блузки и зелёная мини-юбка. Хотя нет – микро-юбка, потому что даже я такие короткие не ношу. Девушка, на несколько лет старше меня, рассекала по залу на роликах, так что к нам она скорее подъехала. – Мы рады видеть вас в нашей пиццерии! – звонко провозгласила она, ?просияв? будничной улыбкой. – А я-то как рад! – сказал Миша. Невероятно: хмурый мужик с большущими синяками под глазами, который и улыбается-то через силу, немедленно преобразился – улыбка до ушей и кристально чистый взгляд. – Когда ты научился японскому?! – Такие приятные слова я понимаю и без перевода, – Миша улыбнулся ещё шире, не сводя взгляд с официантки. – Э… эм… – девушка смутилась, но сразу попыталась вернуть инициативу: – Вы готовы сделать заказ? – Казама, что-нибудь на твой выбор, только не рыбное, – сказал Миша, не отрывая взгляда от её юбки.– Ты и это понял?! Он всё-таки обратил на меня внимание: Миша посмотрел будто сквозь меня и сказал с некоторым пренебрежением:– Пиццерии везде одинаковые, как и фразы, которые говорят официанты. Давай уже, заказывай, я есть хочу. – Дайте меню, пожалуйста, – справедливое замечание, я тоже есть хочу. Я взяла в руки небольшую кожаную папку и немного полистала её, в поисках чего-нибудь большого, сытного и недорогого. Миша, между тем, продолжает вгонять бедную девушку в краску. Она едва-едва говорит по-английски, а этот засранец закидывает её даже мне малопонятными фразочками, но явно с кокетливым смыслом.Вот же козёл, да хватит на неё пялиться! О, вот, посмотрим, что он скажет об этом блюде! – Одну большую окономияки, со стружкой из нори сверху и мясной основой. И две чашки кофе, пожалуйста! Какой ты будешь кофе? – спросила я Мишу. – Американо. – Мне тогда капучино, моему компаньону – глясе, – я тоже улыбнулась девушке и подмигнула ей.– Да, разумеется! – официантка поняла меня правильно, быстро записала заказ в блокнотик и сразу же укатила к стойке. Миша, похоже, ничего не заметил, продолжая пялиться ей вслед. Блин, да что с ним такое?!– Ты давно девушек не видел? – я пощёлкала пальцами у него перед носом. – Где-то неделю – точно, – кивнул он и отодвинул мою ладонь от своего лица.– А с кем ты, по твоему мнению, третий день в машине едешь?! Я сильно на парня похожа?– Нет, ты девушка, – абсолютно серьёзно ответил Миша, повернув ко мне взгляд. – Я имел ввиду взрослых девушек, а ты – ребёнок. – Но… – Я ведь уже сказал, что я не педофил, – он вновь, как позавчера в мотеле, похабно улыбнулся и протянул ко мне руку. Я хотела ударить по ней кулаком, но Миша увернулся, взял папку и отдёрнул ладонь обратно. – Полегче, я всего лишь хочу посмотреть что ещё есть в меню, – он откинулся на диване и начал внимательно перелистывать странички. – Ладно, чёрт с тобой…Вряд ли бы он что-либо поймёт, но картинки там есть. Я тоже откинулась на спинку и осмотрелась вокруг. Посетителей много, большинство – дядечки-дальнобойщики или обычные служащие, заскочившие по пути перекусить. Люди выглядят напряжёнными больше обычного. То есть, понятно, что обычный сотрудник какой-нибудь фирмы посреди рабочего дня никогда не выглядит расслабленным, даже во время обеденного перерыва. Но окружающие напряжены так, как будто над ними стоит весь совет директоров одновременно. Причину я и так понимаю – чем дальше мы едем, тем ближе к нам Тюбу и Канто. В Осаке эта нервозность видна с первого взгляда – и я видела это на примере своего же папы. Кстати! – Алло, папа, это я! – всё равно пицца дело не быстрое, так что могу пока поговорить: – Как у тебя дела? – Хорошо, спасибо, родная. К нам сегодня новая ученица пришла, так что день должен быть удачным, – очень приятно услышать его голос, особенно такой радостный. – Да, здорово! Особенно после ухода Окаямы и Сэнгоку, теперь дела должны пойти лучше! – Я тоже так считаю. Как ваша поездка, где вы сейчас? Как скоро планируете приехать? – голос у папы взволнованный, и я постаралась ответить ёмко и чётко:– Всё в порядке, мы сейчас в Сисо, префектура Хёго. Не ищи на карте, это очень маленький городок. Мы заехали на ремонтную станцию, поменять шину, у нас вчера колесо лопнуло. – Вы не пострадали?!– Нет, Миша – хороший водитель, он даже сам смог заменить колесо, представляешь?– Я надеюсь, ты не доставляешь ему проблем? Я посмотрела на Мишу: он всё ещё смотрит меню, попутно ковыряясь в носу. Фу, омерзительно! – А почему ты не спрашиваешь, не доставляет ли он мне проблем?! С Мишей очень тяжело, папа. Он… – Странный, да? – голос папы звучал сочувственно. – Это не то слово, пап. Он просто сумасшедший, и это не преувеличение – он по-настоящему сошёл с ума! Я не знаю, чего ждать от него в следующую секунду. Но… – я опять перевела взгляд на Мишу. Этот псих заскучал и начал собирать из рекламного буклета какое-то оригами. Он работает руками очень ловко, удивительно быстро для таких больших пальцев. Спустя секунду Миша с улыбкой положил передо мной птичку, после чего опять уткнулся в меню. Это было неожиданно, я немного смутилась, но птичку от себя не отодвинула.– Что ?но?? – папа вернул мысли назад.– Но с ним интересно. Очень интересно – Миша как другой мир в гостях в Японии. Он столько всего знает! Да и всего после трёх дней в его компании, я выучила английских слов больше, чем за последние три года. Он удивительно многое умеет чинить, от двигателя до какой-то своей электроники. Короче говоря: нет, ни я, ни он друг другу проблем не доставляем, – я сама услышала неискренность в своих же словах и чуть поправила: – Стараемся, по крайней мере. – Хорошо, родная, ты молодец, – сказал папа с одобрением в голосе. – Так, когда вы планируете приехать? – Миша сразу сказал, что он не любит планировать. Я не очень поняла, что он имеет ввиду, но мы уже очень близко. Я скучаю по тебе, пап, – вздохнула я. – Очень хочу домой. – Мне без тебя тоже тяжело, родная. В голову пришла вполне разумная мысль: ?Каково же Мише сейчас??. Ему ведь не к кому возвращаться, если верить его словам: родителей нет, всех друзей он потерял. Я украдкой вновь взглянула на него – всё такой же уверенный вид, только испорченный явными признаками недосыпа. Миша хорошо держит барьер, наверное, его вчерашняя откровенность была вызвана только шоком от моего неудачно-удачного вопроса. – Обещаю, мы скоро приедем, пап, может, даже сегодня! – Миша помахал ладонью у меня перед лицом и показал в сторону пальцем: к нам уже катит официантка на роликах. – Всё, пап, нам заказ принесли, я была очень рада услышать твой голос! – Пока, дорогая, буду ждать вас, – сказал папа и отключился. Миша уже потирал руки в предвкушении, когда девушка осторожно поставила на стол деревянную тарелку с окономияки. На официантку он не обратил никакого внимания, что мне даже чуть-чуть подняло настроение. А вот её это задело, и девушка поставила перед ним бокал с глясе несколько более резким движением, чем чашку капучино передо мной. – Это такая японская пицца, да? – спросил Миша, когда официантка отошла. – Да, называется окономияки, в переводе – ?то, что нравится?. Очень популярная еда у нас, в Осаке. – Понятно… – воодушевлённо протянул Миша. Не отрывая взгляда от блюда, он протянул руку к кофе, взял бокал и чуть-чуть отпил. Есть, шалость вполне удалась! – Chewo?– Американо – вредно для сердца, глясе тебе будет в самый раз, – я нахально улыбнулась ему и взяла ножик для пиццы. – Пусть мне будет вкусно! Миша не разозлился, а только немного завистливо посмотрел на мою чашку с капучино и ответил:– I tebe priyatnawa apetita, – последнее слово я знала, из какой-то дурацкой рекламы со слоганом ?Bon appetite!?, так что перевод мне не потребовался. Мы посвятили все свои мысли, действия и движения одному – еде. О, как же это было вкусно! Повар в этой пиццерии не подвёл моих ожиданий, и окономияки у него получилась высшего класса. Ровно прожаренные овощи и говядина, скреплённые расплавленным сыром, а сверху – три разных вкуснейших соуса. Мише тоже понравилось – а как ещё объяснить скорость, с которой он ел? Мне пришлось поторопиться, и теперь наш завтрак напоминал традиционный японский, в большой компании – соревнование на скорость ?Кто больше всех съест??. За мной – богатый опыт, но Миша не уступает мне ни на секунду – он ловко орудует палочками и быстро жует.Однако победила всё равно я – последний кусочек оперативно и точно отправился мне в рот прямо в тот момент, как Миша начал тянуть палочки к нему. Я запила этот мясо-овощной микс большим глотком кофе и, довольная всем на свете, прислонилась спиной к дивану. Миша тоже выглядит сытым, но глясе пьёт с довольно кислой рожей. – Ты не любишь мороженное? – с фальшивым сочувствием спросила я. – Люблю, но… если ты не хочешь, чтобы я уснул посреди дороги, то лучше закажи мне американо. Этот кофе меня совсем не бодрит, – Миша, похоже, не шутит. Я помахала рукой официантке, сделала дополнительный заказ и попросила счёт. Не знаю, а как у русских принято расплачиваться за общий счёт? Спросила у Миши – он неожиданно сильно смутился, и даже не сразу ответил:– Обычно мужчины платят за девушек, но так как все деньги у тебя… Сама понимаешь, – развёл он руками. Зазвенел колокольчик, и я невольно отвлеклась, переведя взгляд Мише за спину. В зал зашли трое мужчин в военной форме, но не японской. И даже не русской – знаки на наплечниках сразу объяснили принадлежность этих солдат: Корпорация ?G?. Светлые волосы у двоих и угольно-черная кожа у третьего тоже многое мне сказали – это не японские солдаты, а наёмники. Ладно, чёрт с ними, пусть себе идут к стойке, ни у кого больше они не вызывают раздражения.Я повернула голову обратно и с удивлением обнаружила Мишу прячущимся за раскрытым меню. Он почти надел себе на голову кожаную папку, до того старательно Миша пытается уместиться за этой неширокой менюшкой.– Ты чего? – я понизила голос. И правильно – Миша чуть приспустил папку и приложил палец к губам. – Если они меня увидят – будет очень плохо, – он говорит шёпотом, но довольно громко, я услышала все: – Тихо и осторожно выходим, а потом быстро бежим к машине. – А как же счёт? Мы ведь не оплатили заказ! На лице Миши вновь показался нарастающий гнев, но он не успел ничего сказать. Я услышала женский крик: у стойки трое этих наёмников окружили официантку. Точнее, двое – негр и кучерявый блондин глумятся и беспардонно лапают бедную девушку. Она как раз несла нам заказанный Мишей кофе. Третий наёмник, коротко стриженный невысокий крепыш с отвратительно холодным взглядом, с презрением наблюдает за этим. Но ничего не делает. Как и все в этом зале, никто не решился заступиться за официантку, все эти дальнобойщики и офисные служащие! Ну всё! – Казама, а ну сядь! – моё запястье кто-то сильно сжал. Это Миша – одной рукой он всё ещё прикрывает лицо папкой, а второй не даёт мне вырваться. – Они нас запомнят и вышлют погоню! И конец будет нашей дороге, нас убьют или того хуже! Сядь и помолчи, ради своей же…Но я не стала слушать дальше. Я рывком высвободилась и немедля рванула к этим двум скотам. Один, два, три хлёстких удара, и наёмники с воем упали на землю. Официантка в слезах убежала из зала.– Ну, кто ещё хочет получить?! – крикнула я, но тут же услышала громкий сухой щелчок слева. Оборачиваюсь и вижу ствол пистолета, направленный в мою сторону. Но это не оружие Миши, этот пистолет в руке держит третий наёмник. Он с интересом, но также и с ненавистью смотрит на меня, а я в отчаянии понимаю, что не успею до него добраться – мешает стол с посетителями между нами. Люди в зале ошарашены происходящим, все в ужасе замерли. Напряжение, витавшее в воздухе, поднялось до максимума. Страх из-за войны… Чёрт, вот эта война и пришла сюда! Наёмники, пристававшие к официантке, уже встают и потирают ушибы. В их взглядах тоже плещется ненависть. Проклятье! Проклятье! – Кхм! – кто-то громко кашлянул сзади. Я инстинктивно обернулась, запоздало подумав об опасной резкости своих движений. На середину зала вышел ещё один военный. Его лицо закрыто вязанной зелёной маской с прорезями для глаз, носа и рта, и одет он в точную копию Мишиной одежды. Это что ещё за маскарад?! Но этот клоун ведёт себя уверенно: он достал из кармана на груди гранату, резким движением вырвал какое-то колечко, потом поднял обе руки вверх. – ALLAHU AKBAR! – проорал он и бросил в меня гранату.***Время вновь превратилось в кисель, мои движения тоже замедлились. Голова работает с бешеной скоростью, адреналин даёт мозгу время на анализ ситуации и выбор правильного решения. Пока граната-?пустышка?, с вывернутым запалом, летит под ноги наёмникам, я успел выхватить ?Макаров? и два раза пальнуть в их командира. Приходится делать все очень быстро, не целясь, надеясь на инстинкты и мышечную память. Как только затвор пистолета второй раз вернулся на своё место, я побежал вперёд. Столы по пути пришлось огибать и я потерял на этом секунду. Время резко вернулось к обычной скорости: командир выронил пистолет и схватился за руку, в неё попали обе пули; остальные наёмники в ужасе замерли, глядя на упавшую перед ними гранату. Тоже мне вояки. Пока они ловят ворон, я остановился, уверенно прицелился и выстрелил: по одной пуле в голову, наёмники упали замертво. И только теперь посетители этого премилого заведения решили опомниться. Люди с воплями начали выбегать из пиццерии, причём не только через дверь, возле которой немедленно собралась толпа, но и через окна. У меня есть опыт действий в такой суете, поэтому я немедленно сел на ближайший свободный диван и перезарядил пистолет. Последний магазин.Когда волна людей схлынула, я встал и повёл стволом по залу. Столики и диваны раскиданы по сторонам, везде разруха, как будто сюда попал крупнокалиберный снаряд. Коротышка, эта… эта дура сраная, едва стоит на ногах и выглядит весьма помятой. Она с ненавистью смотрит мне в глаза. – Ах ты блядь! – прозвучало сбоку, я обернулся: командир наёмников, сбитый с ног, тянул целую руку с лежащему рядом то ли ?Глоку?, то ли его клону. Прозвучали эти слова на русском, абсолютно безо всякого акцента. Я отвлёк наёмника от нехороших мыслей, выстрелив ему в ногу. Он вновь заорал, и попытался зажать здоровой рукой дырку в бедре. Я осторожно подошёл к нему и пнул в сторону его пистолет, потом присел на одно колено и взял его лоб на прицел. Лицо вполне славянское – широкие скулы, голубые глаза и большой широкий нос. Довольно молодой – россыпь прыщей и угрей на щеках и лбу. Лицо покрыто капельками пота и искажено в муке, первые две пули точно должны были сломать ему руку.– Ты сказал ?Ах ты блядь?, да? Боль и ненависть на его лице смешались с диким испугом:– Ты… ты… ты не можешь…– Могу, – я дал ему по роже. – Звание, имя, фамилия?!– Мастер-сержант Кузнецов Алексей, 3-я территориальная бригада Тюгоку, – на автомате выкрикнул он. – Где служил в России?! Род войск, военный округ, часть?! – 45-й отдельный инженерно-маскировочный полк, Западный военный округ…– В/ч 11361, – закончил я за него. Наёмник резко пришёл в себя и как-то обрадованно заорал:– Да-да, точно, бля! Земляк, ты что, оттуда?! – Уже нет, и ты тоже. Псам войны – собачья смерть, – ответил я и выстрелил. Пуля ударила ему в лоб, глаза закатились и наёмник упал навзничь, распластавшись на кафельном полу. …полностью с тобой согласен…Это хорошо. Я встал, убрал ?Макаров? в кобуру и огляделся вокруг. Кроме меня и Казамы в зале никого не осталось. Я подошёл к месту, где стояла девушка-официант, поднял с пола залитую кофе папку для чеков и раскрыл её. Иероглифы, иероглифы и опять японские иероглифы, но цифры внизу вполне себе арабские – 1337. – Теперь ты можешь оплатить счёт, – я протянул Казаме папку.Она молча схватила её, посмотрела на чек, положила туда пару бумажек и несколько монет, кинула папку на стол и пошла на выход. Движения резкие, отстранённые от реальности: Коротышка пару раз споткнулась об ножки поваленных столов, точно ушиблась, наткнувшись на диван, но не упала, а всё-таки вышла из зала, прихватив по пути свой рюкзачок. Я еще раз оглянулся вокруг и обратил внимание на пистолет командира наёмников. Угадал, это ?Глок?. Красивая пластиковая игрушка и очень серьёзное оружие в грамотных руках, но для меня он бесполезен – у ?Макарова? совсем другой патрон. У остальных наёмников тоже ?Глоки?, мне здесь больше нечего делать. А, нет, есть – я взял с соседнего стола чудом уцелевшую чашку кофе и выпил её залпом. Горячая жижа немного обожгла мне гортань, но сразу взбодрила. Пора валить отсюда. На улице люди при виде меня бросились врассыпную. У двери на лестницу стоит ?Хамви? в камуфляжной раскраске и с большой буквой ?G? на боку. Трофей, конечно, но слишком приметная машина. Внутри не ничего полезного: даже рация на приборной панели была посажена в ноль, а станции подзарядки не было. Их автоматы мне вообще обуза, хрен с ними. Я подошёл к ремонтному боксу – ?Мазда? уже стоит на выезде, готовая к дороге. Проверил колесо – в полном порядке. Сел за руль и вывел машину из бокса. Казама подошла к машине и села на заднее сидение. Она вновь посмотрела на меня с ненавистью в зеркало заднего вида, но ничего не сказала. Вот и отлично, сиди молча в тряпочку. Я поднял балаклаву на лоб, сверился с навигатором на телефоне и мы поехали дальше. До точки назначения совсем недалеко, всего 100 километров, но южнее этого небольшого городка, где мы так удачно заехали пожевать пиццу, начинается какая-то сплошная городская застройка, вплоть до самой Осаки. Один из вариантов – дождавшись ночи, проскочить прямо и нагло через все эти ?Химэдзи?, ?Какогава?, ?Акаси? и ?Кобе?. Удивительно, но после этой встряски ко мне вернулась бодрость и ясность мыслей. Неужели кофе на меня так повлиял? Вновь появилось ощущение направления, так что из города мы выехали совсем без подсказок Казамы. …на кой хер тебе нужна эта дура? У тебя ведь есть я. Это я вернул тебе всё… Да ты что? Ты решил всё-таки вернуться под мой контроль? …я никогда не был под твоим контролем, идиот. Я же твоё подсознание. Просто делай, что мне нужно, и всё будет в шоколаде… И что же тебе нужно? …а, ты не понял? Ладно, я покажу тебе… Видение промелькнуло со скоростью молнии, но картинку я уловил: лицо того командира наёмников, которого я застрелил последним. Лицо именно мёртвого наёмника, с небольшой дырочкой во лбу, окружённой не сгоревшим порохом, прилипшим по краям. Ты хочешь, чтобы я убивал? …правильно. Разве ты забыл эту сладкую ярость убийства? То чувство превосходства, которое обуревает нас с каждым трупом у наших ног? Просто делай то, что ты делаешь лучше всего, и тогда ты будешь спать спокойно, вновь будешь жить нормальной жизнью, снова будешь полноценным человеком, а не полуовощем… Так. Завали ебало, урод, я знаю к чему ты клонишь. ?Убивай – и будешь жить?? ?Убивай больше – и будешь жить ещё лучше?? …а начни, лучше всего, с этой идиотки! Эта она – причина всех твоих бед, это она… Я уже сказал: завали ебало, вафельница, это ты причина всех моих бед! Сознание вновь начало покрываться туманом, как сегодня утром, эта сука опять пытается нагрузить меня бесконечными видениями трупов, ошмётков органов и прочей чернухой. Я не сдамся тебе, пидорас! …ты уже мой раб, я знаю всё, что ты знаешь, я вижу всё, что ты видишь, и даже больше! Но сейчас я от тебя отстану – кажется, у нас появились более насущные проблемы… Сзади нас зазвучала полицейская сирена. Да ёб твою! Я посмотрел в зеркало: кроме встревоженного лица Казамы я увидел две полицейские машины. Слава Богу, обычные, вроде ДПС-ных, а не ожидаемые джипы военной полиции. – Казама, у меня вопрос об японских полицейских!– Какой? – голос одновременно взбешённый, но также испуганный, ей явно не нравится гул полицейских сирен. – Они с огнестрельным оружием ходят или только с резиновыми дубинками? – впереди спуск, отлично – будет хороший разгон! Ну почему же я не взял хотя бы седан?!– Всегда ходят с пистолетами, что ты собрался делать?!– Попытаться не убить их…Явно матерные вопли Коротышки потонули в скрипе тормозов. Я вывернул руль до упора вправо и, пока ?Мазда? почти боком скользила вниз по дороге, высунул в окно руку с зажатым в ней пистолетом. Сделал два выстрела в воздух, чтобы отвадить ментов, однако их машины только ускорились. Что-то резко сдавило мою шею, а рука, державшая пистолет, изогнулась под ненормальным углом. Невыносимая боль заставила разжать пальцы, и ?Макаров? полетел под колёса нагоняющих нас ?бобиков?. – ОСТАНОВИ МАШИНУ! – громкий вопль оглушил уже меня. Коротышка, эта сука тупая, одной рукой прижала меня за шею к креслу, а второй продолжает выворачивать мне локтевой сустав. Блядь, да что же ты творишь?!– Отцепись от меня, сука! В ответ она заорала ещё громче и сжала мне шею так, что не вырваться. Да твою мать, откуда у неё такая сила?! Единственной свободной рукой я пытался хоть как-то выровнять машину. Да что ж ты творишь, тупорылая ты срань?! Мы же сейчас разобьёмся! Я кое-как вывернул челюсть и вцепился зубами ей в предплечье. Никогда не думал, что бабы умеют так громко орать. Но Казама побила все известные мне рекорды – я опять оглох секунд на десять, но смог вернуть машину на левую полосу прямо перед носом у остановившегося самосвала, а потом вдавил педаль в пол. Машин на шоссе немного, и мне помогает вой полицейских сирен – водители на моей полосе послушно прижимаются к обочине. Казама продолжает что-то орать, и даже несколько раз пнула ногой в спинку моего кресла. Я вытер освободившейся рукой рот от чего-то мокрого и поднял ладонь к глазам. Кровь. Я обернулся в салон: Коротышка зажимает ладонью окровавленное предплечье. Из её глаз текут слёзы, она в отчаянии причитает на японском и заметно дрожит от страха. Точно также, как в Иидзуке, когда она потянула меня за ремень автомата и сказала ?Помогите?… …что же я наделал?!***Рука болит ужасно. Я боюсь даже отнять ладонь, чтобы посмотреть на укус, потому что кровь опять может пойти в любой момент. Какое же он чудовище, как же мне больно, противно и… И страшно. Меня подташнивает, как будто я четыре раза подряд прокатилась на чёртовом колесе. Руки бесконтрольно трясутся, и я наверняка растревожила рану. Но я никак не могу сосредоточиться – меня лихорадит. Рэйджи мотает машину из стороны в сторону, но я этого почти не вижу. Меня носит по салону, а глаза застилает пелена слёз от боли и обиды. После тех слов, которые я сказала о нём, как мог он так поступить?! Как можно убивать людей, так спокойно и без эмоций лишать жизни? Зачем так провоцировать толпу? Есть ли у Рэйджи хоть капля уважения к человеческой жизни? Это была последняя мысль, перед тем, как я потеряла сознание от этой бури событий. Всё же сделаю для себя исключение, и в этот раз я не буду стыдиться этого. Банды подростков? Ха, да я готова каждый день чистить от них улицы Осаки! Пьяные бездомные, пристающие к прохожим? Каждый получит по башке! Вновь пробраться в главный офис ?Мишима Дзайбацу? и набить морду Джину?! Это мечта всей моей жизни! Но как мне перестать дрожать от этих воспоминаний? Без сознания мне не стало лучше. Я вновь поочерёдно увидела все самые кровавые, самые ужасные события этих сто раз проклятых каникул: поезд с одноклассниками и сэнсеем, уезжающий под взрывы и свист пуль вокруг; разбегающиеся в стороны люди в Иидзуке и полузакопанные трупы в кратере за городом; лежащий на ринге в луже своей и чужой крови Рэйджи и мои сбитые костяшки; пистолет, упирающийся мне в живот и бешеное лицо Рэйджи; опять лицо Рэйджи, готового убить этого глупого бездомного, и самая последняя картинка – падающие замертво наёмники из ?G? в пиццерии. Ну за что это мне? Почему я это вижу? И почему так много Рэйджи в моих видениях? Может потому, что он главный герой этого романа? Неужели сюжет всей нашей истории со стрельбой, драками, путешествием на ворованной машине, ссорами и перемириями, поеданием лапши, сухих пайков и пиццы крутится вокруг него? Чушь, я не менее главный герой. А что это мне вообще в голову лезет, что за дурацкие мысли?…Земля по вечерам в марте холодная. В смысле почва, особенно в лесу. И даже деревья, покрывшиеся густой зеленью, не очень греют меня. Откуда я знаю, что уже вечер? Да вот как раз из-за холода и чувствую, а ещё слышу пока ещё тихое пение ночных птиц. Они как бы прочищают свои горлышки перед прекрасным ночным концертом. Открываю глаза и первым делом смотрю на руку. Предплечье крепко перебинтовано, сверху – аккуратный бантик, рука вовсе не болит. Я поднимаю глаза и упираюсь взглядом в лицо Миши. Именно так, злиться на него и обзывать ?Рэйджи? даже в мыслях уже не хочется. Сил нет никаких, вновь апатия убивает всё желание даже просто дать ему пощечину. А всё-таки лицо Миши слишком близко, я могу опять, как в порту Китакюсю, рассмотреть каждую его морщинку. В глаза смотреть не хочу, я знаю что в них – точно такая же апатия. Мне кажется, что от всех этих событий, за четыре неполных дня нашего знакомства, я научилась понимать, о чём думает Миша. Наверняка он тоже научился читать мои мысли.Всё-таки посмотрела ему в глаза – и увидела в них поддержку. Это неожиданно, невероятно, хотя… Мы же все понимаем, что будет дальше, верно? Миша будто ждал зрительного контакта:– Рука больше не болит, я прав? – Да, спасибо, – вспомнилось о его собственном порезе. – Этому ты тоже в Сирии научился? – Да, есть некоторый опыт, – кивнул Миша. – Извини, что прокусил тебе руку. Не переживай, – он чуть улыбнулся, – до свадьбы вылечится. – Что? До какой свадьбы? – До твоей – точно. Это такое русское выражение: ?Do svad’by zazhiv’ot?. Это значит – очень скоро, рана у тебя небольшая, – Миша встал с корточек и отошёл немного в сторону. – Где мы? – я оглянулась по сторонам: лес, а по бокам – холмы, покрытые тем же самым лесом. Я сижу, прислонившись к дереву у грунтовой дороги. Хотя нет, никакой дороги нет, это просто не заросшая деревьями поляна. Мы тоже на холме: захрустевшая под ногами Миши веточка покатилась вниз. Всё вокруг дышит вечерней прохладой и свежестью, кроме нас двоих тут нет ничего, связанного с цивилизацией. Край девственной и чистой природы, один из немногих в Японии.– Мы северо-восток от Сисо, в небольшом каньоне. Я решил свернуть сюда, когда оторвался от полиции, – Миша понемногу разминался, как будто он просидел напротив меня всё это время. – Погоня была очень долгой, я несколько часов пытался обдурить ваших копов. Моё им почтение, очень настойчивые ребята. – Тогда, в машине, я кое-что сказала тебе, но ты меня не услышал, или не захотел услышать. – Ты про ?ОСТАНОВИ МАШИНУ!?? – он криво улыбнулся, скорее даже хищно ощерился. Этот оскал взбодрил меня, апатия вновь стала уступать место ярости. – Это-то я услышал!– Нет, я про другое: в Японии не принято убегать от полиции!– Да ты что? – картинно удивился Миша. – А в Японии принято лезть в чужие дела? Особенно если тебе прямо говорят этого не делать?!– Защита окружающих, – я вскочила на ноги, заставив Мишу отшатнуться, – это обязанность каждого достойного человека! Сколько раз ты мне рассказывал о своих благородных поступках в Сирии, о том, кого ты там и как спасал, и что же я вижу?! Ты сидел на месте, как трусливый червяк, да ещё и хотел убежать!О, я вижу, что задела Мишу. Даже на фоне стремительно темнеющего неба я вижу, как побледнело его лицо. – Это не тебе судить, смелый я или трус, – сказал он ледяным тоном. – Ты и понятия не имеешь, что бы было, не вмешайся я в эту безобразную сцену в пиццерии. И безобразная она по твоей вине! – И что же было бы?! Что, скажи мне! – я распалялась всё больше, моя слабость ушла и я вновь загорелась желанием драки. – А ты вспомни свои мысли в тот момент, когда наёмник уже собирался вышибить тебе мозги! Что, ?Проклятие!? или ?Чёрт!?, угадал?!Уже готовый ответ застрял в горле. – Теперь ясно, почему я застрелил этих наёмников?! – Миша продолжает напирать, не давая опомниться в этой словесной борьбе. – Нет, не ясно! Неужели ты не мог просто их избить, как это всегда делаю я?! Зачем всегда решать проблемы убийством?!Миша расхохотался, как безумец, схватившись за голову. Но ведь он и есть безумец…– Как это всегда делаешь ты?! Ну давай, раскрой мне секрет! – он рывком приблизился и схватил меня за воротник.Рефлексы, распалённые новой ссорой, сработали до того, как я сообразила, что именно делаю: мгновение, и я уже держу его руку вывернутой вверх, прижимая тело коленом к земле. Миша всеми силами пытается вырваться из захвата, он кричит от боли и ярости, дёргает свободными ногами и рукой, но я держу крепко, по всем правилам. Внезапно Миша перестал сопротивляться и вновь зашёлся в безумном смехе. Он повернул голову на бок:– Именно так. Я имел ввиду как раз эти твои фокусы. Как я, ветеран войны, да и просто здоровый, взрослый мужчина, оказался повален на землю мелкой девчонкой вроде тебя?! Каким образом ты раскидываешь банду из пяти подростков за пять секунд?! – Точно также, как ты стреляешь из своего оружия, водишь машину или чинишь её – я мастер рукопашного боя. О, кстати, – я не отказала себе в удовольствии ещё немного надавить на Мишу, хотя он полностью прекратил сопротивление, – я наконец-то поняла: ты многое умеешь, вот только в одной важной вещи ты бесполезен – ты не умеешь драться голыми руками! Я никогда не скрывала этого и не буду сейчас: выворачивать руки таким самонадеянным бугаям, держать их на земле безо всякой возможности вырваться – мне это безумно нравится!– Абсолютно согласен с тобой, не умею. Потому что пока у меня есть хотя бы ремень от брюк – мне не нужно драться голыми руками. Но сейчас, – он постучал свободной рукой по земле, привлекая моё внимание, – сейчас у меня есть целая граната. Называется она ?эр-гэ-дэ-пять?, и стоит мне отпустить предохранитель – нам обоим конец. В руке он действительно сжимает гранату, а на крайней фаланге указательного пальца Миша крутит колечко. Точно такое же, как в пиццерии. – Она не взорвётся, ты блефуешь, как раньше, – уверенно сказала я.– Неужели? – он ловко извернулся, и кинул гранату вперёд, очень далеко вниз по склону холма, заставив меня ещё сильнее заломить ему руку. – Лучше пригнись, – прорычал Миша. Я не обратила внимания на его совет. А зря, потому что взрыв был самым настоящим: я оглохла на несколько секунд, но увидела как птицы массово взлетели с деревьев в небо. Пока я ловила ртом воздух, мой захват ослаб и Миша вырвался. Но он не ударил меня, а только несильно оттолкнул и сел чуть впереди, у склона. Миша немного подвигал рукой (я услышала, как захрустели его суставы) и устало положил голову на колени. Я поборола вполне естественное желание бежать отсюда как можно дальше, и, вместо этого встала и обошла Мишу сбоку. Медленно и осторожно. Эта дебильная выходка с гранатой опять сбила весь мой яростный порыв. Мне опять стало страшно, и на этот раз – точно не стыдно. У меня бесконтрольно трясутся колени, и я едва держусь на ногах. Но падать вниз по склону тоже страшно, поэтому я стараюсь держаться. Во всех смыслах.Но Миша больше не дергается в стороны, не размахивает оружием. Он тоже задрожал, от своей внутренней боли, которую он ещё ни разу не смог высвободить наружу во что-то более полезное, чем ссоры со мной. Прямо сейчас он точно не представляет для меня угрозы, но даже полная уверенность в этом не даёт мне расслабиться.После всех событий (и его собственного отношения), мне не особо жалко Мишу. Но только теперь я увидела в нём человека, которому нужна помощь. А я посвятила свою жизнь помощи другим людям. Даже если человек либо уже безумен, либо на грани. Чёрт, особенно, если человек уже на грани!Я стою на распутье перед самым тяжёлым и непонятным выбором в своей жизни.– Казама, выслушай меня, пожалуйста, – сказал Миша, повернув ко мне голову. На лице все возможные признаки истощения, его кожа посерела и покрылась капельками пота. – Пойми меня правильно. Я слышу голоса в своей голове. Точнее всего один голос – он мой, и он требует от меня очень плохие вещи. Например, убить тебя.***Коротышка отпрянула и встала в боевую стойку, очевидно, готовая драться за свою жизнь как в последний раз. Стойка решительная, твёрдая, и я не могу обвинить Коротышку в излишней нервозности. Я сам дал ей полное моральное право так действовать, я открыто и прямо предупредил её. …дерьма ты кусок, Ивлев, что ж ты творишь?!…– Но я не буду тебя убивать, – сказал я и поднял пустые ладони вверх. Уже сбился со счёта, сколько раз я так делал за эти четыре для? – Я не могу, мне нечем. Ты лишила меня пистолета, а до штурмовой винтовки мне ещё надо добежать. Она лежит в машине, которую я припарковал в десяти метрах позади тебя.Я достал из рукава стропорез, а из-за спины – штык-нож от автомата. И разом воткнул их в землю перед собой. – Мне кажется, что даже эти клинки не помогут мне победить тебя. Я прав? Казама нервно покосилась на ножи, но с места не сдвинулась. Впрочем, и из стойки она тоже не вышла. – Что ты там говорил про ремень? – я слышу её испуганный голос.…вот и не сиди как истукан, сука, метни нож ей в глотку, мы оба знаем, что ты это отлично умеешь…Я чуть отгибаюсь назад, расстёгиваю и снимаю с себя узкий брезентовый ремешок. С не показным скепсисом протягиваю его Коротышке:– Единственная задача этого ремня – держать мои штаны на поясе. Это раньше у меня был широкий кожаный ремень с большой пряжкой, вот им можно больно ударить. Как видишь, я безоружен, – я картинно выронил ремень на землю, рядом с ножами. Если бы ты себе представляла, Казама, чего мне стоит эта картинность. Как сильно и мощно этот гад давит на меня. Я встал, но прежде, чем сделал первый шаг, Казама выкрикнула:– Нет, у тебя осталось оружие! – Какое? – Ты сам!Ох и дура. Она внатуре ничего не поняла?– Когда я пришёл в армию и спросил ?А меня здесь научат карате или боксу??, мой первый командир дал мне затрещину и сказал: ?Чтобы вступить в рукопашный бой, солдат должен потерять на поле боя автомат, пистолет, нож, лопатку и каску. А потом найти такого же идиота?! Я умею драться, Казама. Но не умею драться. Понимай это как хочешь, я не могу перевести лучше, – я развёл руками. – До Осаки осталось ровно 200 километров. Это максимум три часа в пути. Я посчитал это, пока ты была в отключке. Сейчас… 21:34. – Почему я так долго… – поражено попыталась спросить она. – Ты ведь устала от этого путешествия, да? – я слышу в своём голосе случайное сопереживание, поддержку. Ну и пусть: – Я тоже очень устал. Я не сплю вторую ночь подряд, и мне очень тяжело даже говорить. Меня мучает мой внутренний голос, но я держусь. Мне ужасно стыдно от того, что меня одолела какая-то девчонка, но я держусь. Мне очень страшно, я боюсь будущего потому что я… я……потому что ты сука, олигофрен ты, Ивлев, перед кем ты исповедуешься?!…–…потому что я всё чаще слышу этот Голос! – не выдержав, схватился я за голову. – Но я всё ещё держусь. И я готов немедленно сесть в машину и добраться до твоей проклятой Осаки! – я всё же сорвался на крик. Грудь распирает изнутри чем-то очень тяжёлым, я весь взмок, сердце стучит в бешеном ритме. Положение даже хуже, чем было в Абу-Кемале, когда каждый лишний или неверный шаг гарантировал взрыв на самодельной мине. Я задыхаюсь, потею и дрожу одновременно, но держусь. Из последних сил, но ничего другого мне не остаётся. – Я тоже готова! – выкрикнула Казама. Она медленно подошла ко мне и протянула руку, как для рукопожатия. Лицо напряжённое, губы сжаты в тонкую линию, глаза полны страха и ярости, но руку она держит уверенно. Я протянул свою руку и сжал её ладонь. Нет, это она сжала мою ладонь – настолько крепко Коротышка стиснула пальцы. – Я очень хочу домой, – сказала она громко и отчётливо. – Если для этого нужно сесть немедленно в машину и поехать – я готова! И я очень хочу помочь тебе!Меня отпустило. Отпустило резко, жёстко, как будто все камни, сидевшие у меня на душе, не сняли, а раскидали могучим ураганом. ?И я очень хочу помочь тебе!?? Разве это такие уж волшебные слова? – Спасибо тебе, Коротышка, – я притянул к себе девушку и крепко прижал её к своей груди. – Мне гораздо легче. Я запоздало понимаю, что сейчас мне будет очень больно, но… Удара не последовало. Казама не брыкается – она даже немного обмякла в моих руках. Я осторожно разжал руки и, взяв за плечи, чуть отодвинул девушку от себя. – Я же просила не называть меня так, – она смущённо краснеет и смотрит в бок, сложив руки на груди. – Не буду, прости, – я постарался улыбнуться как можно более дружелюбно. –…хорошо, – Казама всё же повернула ко мне взгляд и улыбнулась в ответ. – Нам пора ехать. Я действительно очень хочу домой. – Tenno kai-kai sora ni shite miru zo!Очень громкий и совершенно нечеловеческий голос прозвучал откуда-то сверху. Это было настолько не к месту, настолько разорвало в клочья весь момент идиллии, что я даже не сразу нашёл источник этих малопонятных звуков. Я поднял голову… и обалдел. К нашей небольшой полянке приближается человек-вертолёт. Судя по фигуре – точно человек, но судя по урагану над его головой – точно вертолёт. Казама тоже обалдело смотрит на это чудо природы. Уходящий луч солнца скрылся за холмом, в последний раз блеснув на лезвии кривого меча, который должен опуститься мне на голову. Это и вывело меня из ступора – я толкнул Казаму в сторону и упал на землю. Но не удержался и покатился вниз. Падал я недолго – зацепившись рукой за какой-то корень, я затормозил и перекатом вскочил на ноги. Коротышка, хлопнувшись задницей на землю сбоку от меня, завороженно таращится на эту скотину. Темнота укрывает его внешность от взгляда, я видел только силуэт – высокая мужская фигура с мечом в руках. Слышу звук – шкрябанье металла, как будто двигаются сочленения доспеха. Фигура подняла меч над головой и взмахнула им в мою сторону. – Wakai yūjin, aiteiru anata jishin o mamori, anata no meiyo o junbi! Я осторожно сдвинулся вбок, поближе к Казаме и встряхнул её за плечи:– Очнись! Поднимайся, быстро! Что он сказал?– Я не знаю, – Коротышка удивлённо смотрит на меня. – То есть как это ты не знаешь?! Он ведь говорит на японском! – Да, но я всё равно его не понимаю! – разозлилась она. – Это какой-то очень старый японский язык, я не очень поняла, что именно он сказал. – Казама поднялась на ноги и неуверенно приняла боевую стойку. – Но смысл я, кажется, поняла!– Да ну? – в груди поселился холодок. – И что же он от нас хочет?– Он хочет драки! ***Лезвие катаны загорелось зелёным светом и противник опять прыгнул на нас сверху. Я не могу оторвать взгляда от его оружия, мне показалось, что мои мышцы задеревенели, а ноги приросли к земле. Это существо может и не быть человеком…Напавший на нас воин атаковал стремительно, будто перетекая из одного места в другое, как призрак. Но его меч меня не коснулся – я вновь услышала металлический лязг, который перешёл в настоящий грохот. Зелёная полоса его меча упала передо мной, выведя, наконец, из этого дурацкого состояния. Впереди, выше послышались звуки борьбы и крики Миши. Он рычит как дикий тигр, как тогда, на ринге, и размахивает руками из стороны в сторону. Я подбежала и увидела его сидящим груди Призрака – Миша молотит кулаками по его лицевой маске. Или пытается – Призрак искусно отводит удары и уворачивается, как будто кулаки Миши проходят сквозь него? Но как только я решила помочь Мише, Призрак ловко вывернулся и ударом обеих ног подбросил его над собой. Очень высоко подбросил, да так, что Миша с удивлённым воплем приземлился обратно на дорогу. Я промахнулась с ударом, Призрак акробатическим кульбитом спрыгнул ниже. Он поднял свой меч и пару раз взмахнул им. На уровне глаз зажглись два зелёных огонька.– Ты продаёшь этот бой? – спросил он своим нечеловеческим голосом. Постой, это же какое-то старое выражение, фразеологизм, со смыслом… Что?!– Да как ты смеешь?! – настала моя очередь прыгать вниз. Этот ублюдок обозвал меня трусихой, сказал, что я просто наблюдаю эту схватку! Я приземлилась прямо перед Призраком и ударила его ладонью примерно в район печени – тем самым приёмом ?Внутренняя сила?, которым я в первый раз повалила Мишу на землю. Хорошая новость, напавший на нас вполне материален! Призраком с тем же металлическим грохотом полетел ещё ниже. – Даже не думай вставать! – я помахала ему рукой, развернулась и пошла наверх. – Казама, сзади! – крикнул Миша. Прозвенел сочный металлический лязг и сверху расцвели вспышки. На фоне ночного неба они похожи на мини-фейерверки. Почти мгновенно я услышала звук: выстрелы! Но ни разозлиться, ни испугаться я не успела, потому что Миша заорал ещё громче, чем выстрелы:– Казама, быстро наверх! Враг прямо за тобой, беги!Куда, прямо на твои пули?! Несколько коротких жёлтых линий пролетели в полуметре над моей головой, чёрт!– Дура, свали с линии огня! Беги, сука, беги! Чёрт-чёрт-чёрт! Я со всех ног побежала наверх, пригибаясь под выстрелами. Расстояние казалось мне бесконечным, но на самом деле я забралась обратно на дорогу всего за три секунды. Я удержалась, и не побежала дальше, забыв обо всём на свете. Я не трусиха! Я не продаю этот бой! Я никогда не убегаю, и не убегу сейчас! Миша продолжил стрелять вниз по склону, лёжа у самого края. Его винтовка выпускает пули с небольшими отрывками, я чётко вижу это по вспышкам, но грохот выстрелов сливается в один оглушительный звук. И это я стою в полутора метрах, каким образом Миша выдерживает этот грохот прямо у своего лица?! Очередная вспышка, и я вижу на его голове массивные наушники. Завидно, блин…Новая вспышка, и я вижу как Миша переворачивается на спину. Его лицо искажено гримасой азарта, он стреляет в небо. Я поднимаю взгляд и вижу стремительный силуэт, с невероятной быстротой машущий мечом над головой – будто это вращение и позволяет Призраку лететь. Тонкий звон металла – и он падает на землю в нескольких метрах справа от меня.Миша что-то неистово, но воодушевлённо заорал и поднялся на ноги. Он продолжает стрелять на ходу, я едва успела отбежать в сторону. Но вдруг Миша остановился и начал озираться по сторонам. Оборачиваюсь обратно – Призрак исчез! – Ааа! – Миша толкает меня сзади, но я тут же получаю удар кулаком по голове. Вскользь, не опасно, но всё равно чертовски больно!Миша вновь вскрикнул, упал на землю и что-то утробно прорычал на русском. Ох, удар ногой по голени, больно-то как! Я падаю на одно колено и прикрываю руками голову.– Казама! – Миша приподнялся, держась за винтовку. – Вот сейчас мы проверим, агх… – он получил удар ногой по затылку, но каким-то чудом выдержал и продолжил: –…какой ты мастер боевых искусств. На счёт три – спина к спине! Готова?!– Да! – я отбила удар кулаком, направленный мне в лицо. – Три! – крикнул Миша и рывком поднялся на ноги. Я никогда не дралась вместе с напарником. У меня их и не было, разнимать уличные драки я отлично могу в одиночку. Но эта схватка, с Мишей в роли напарника, просто… невероятна. Мы подпираем друг другу спины, давая точку опоры для защиты или контратаки. Я отвожу удары в сторону или пытаюсь ударить в ответ, а Миша продолжает стрелять и отбиваться задней частью своей винтовки. Призрак, убрав меч в ножны, невидимкой кружит вокруг нас, но я уже точно могу предсказать направление его ударов. Вскоре у нас двоих стало отлично получаться – я не только ?вижу? движения Миши своей спиной, но как будто сама двигаю его руками и ногами. Мы перемещаемся из стороны в сторону, но всё время держимся спина к спине. Время тянется очень медленно, адреналин, нерастраченный за все наши ссоры, наконец-то нашёл себе выход! – Казама, перезаряжаюсь, прикрой! Миша упал на одно колено и отцепил изогнутую плоскую штуковину у своей винтовки. Чёрт, не вовремя! Я оборачиваюсь, чтобы дать ему время, но…– Твоей игрушке конец! – катана молниеносно рубит винтовку Миши пополам, едва не задев его самого. Чёрт! Целю Призраку ступнёй в висок, но он бьёт меня рукояткой меча в живот и я падаю на спину в метре от них. Миша в ступоре пялится на свою разрубленную винтовку. Призрак взял его за воротник бронежилета, опрокинул на землю и придавил ногой. Обломки винтовки жалобно звякнули, упав на землю. – Кто пришёл к лесу с проклятием – умрёт от проклятия! – проревел Призрак и проткнул грудь Миши мечом.НЕТ! Нет времени подняться, я на коленях рванула вперёд, к хрипящему от боли солдату. Он кашляет и держится рукой за рану. Призрак, отступил чуть назад и преградил мне дорогу. Я едва успела остановиться, чтобы не напороться горлом на лезвие меча. Призрак приподнял моё лицо, придерживая обухом подбородок.– Красота, за которую стоило умереть, – сказал он, глядя мне в глаза своими жуткими зелеными точками. Дрожа от ненависти, я медленно поднялась на ноги и попыталась отойти, но Призрак шёл за мной, удерживая меч в той же позиции.– Ублюдок, я разорву тебя голыми руками! – я качнулась вперёд, но он сразу развернул меч лезвием вверх. Кромка лезвия отдаёт холодом, меня передёрнуло изнутри. Теперь Призрак идет на меня, заставляя отходить всё ближе к краю дороги. Особых мыслей в голове не осталось, взгляду мешает чёрная ненависть, покрывшая собой всё. Всё, пережитое мной за эти четыре многократно проклятых дня: горе, злость, страх, смущение, удивление, радость – ещё немного, и все эти эмоции разорвут меня изнутри, и уничтожат всё вокруг!– Surpriz, souka! – в шее Призрака, по бокам, появились две рукоятки. Миша обхватил Призрака руками за пояс и рывком отбросил назад. Что-то обожгло меня, я рухнула на землю и ухватилась рукой за челюсть. По руке потекла кровь, но у меня ничего не отвалилось, я жива! Царапина, просто глубокая царапина!Миша вдруг с воплем упал на спину рядом со мной. На его лице признаки шока, он медленно приподнялся на локте и вытер кровь с лица. Призрак медленно приближается к нам, перед ним, негромко звякнув, падают оба Мишиных клинка. Есть ещё силы встать…Но только у Миши, он непреклонно поднялся на ноги и опять бросился на Призрака, схватившись за рукоятку меча левой рукой, а правой нанося удары по лицевой маске. Голова Призрака болтается в стороны от этих ударов, но сам он только жутко хохочет продолжая двигаться вперёд и заставляя Мишу бессильно скользить назад и отчаянно орать от злобы. Я очнулась, вскочила и попыталась вернуться в бой, но сделать подсечку не смогла – иначе бы я уронила непонятно каких образом ещё живого Мишу вместе с Призраком. Этого промедления Призраку хватило, чтобы покончить с нами: он вдруг вырвал свой меч из захвата Миши, врезал ему рукоятью по затылку и пинком отбросил солдата от себя. Меня Призрак остановил взмахом клинка, пришлось отскочить назад – я споткнулась об тело Миши и повалилась на землю, вызвав у солдата взрыв матерщины на русском. – Речь северных длинноносых варваров! – удивлённо сказал Призрак. Он остановился в двух шагах от нас и медленно провёл лезвием по воздуху. – Было подозрение… – Chto ty tam vyaknul, urod?! – Миша сплюнул кровь и с вызовом показал ему средний палец. – Davay, ne rastyagivay udavol'stviye!Призрак расхохотался своим дебильным голосом, вновь направил клинок в сторону Миши и ответил:– Удовольствием было сражаться с таким отчаянным человеком, редко встретишь столь чистую и ничем не испорченную ненависть, – Призрак перевёл клинок в мою сторону и вновь проскрипел: – Я поручаю тебе беречь его душу!Зелёный свет лезвия исчез, Призрак подпрыгнул, над его головой опять закружился ураган и он быстро скрылся из виду в уже совсем потемневшем небе. Это всё, конец? Больше ему нечего было сказать? Я смотрю Мише в лицо: он тоже всё ещё в удивлённом ступоре. Прошла как минимум минута, прежде чем мы осознали это. Мы не сговариваясь растянулись на земле, почти касаясь друг друга затылками. Это действительно конец. – Я всегда думал, что Япония – необычная страна, – Миша дрожащими руками поднёс сигарету к губам, чиркнул зажигалкой, и выпустил дым изо рта. На запах мне уже наплевать, да вообще всё вокруг безразлично. Тем более плевать я хотела на его монолог, но я всё равно не могу заткнуть себе уши. Силы покинули меня вместе с вернувшимся в норму адреналином.– И даже этот сраный самурай меня не очень удивил. А вот как мы с тобой ещё живы после этого – вот это хороший вопрос. – Я видела собственными глазами, как он проткнул тебя мечом, – едва могу придавать своему голосу хоть какие-нибудь эмоции, я выжата досуха. – Как ты смог после этого двигаться?– На мне ведь бронежилет, – ответил он, постучав по груди кулаком. – Он не раз меня спасал меня от пуль, а от его железяки – тем более защищает. Его голос звучит удивительно бодрым на фоне происшедшего. У меня даже появилось подозрение, что этот бой его… обрадовал?– Хорошая вещь, этот твой бронежилет, – негромко сказала я. – Рада, что ты не ранен. – А ты?… Ох, mat’ tvoyu! – Миша потушил и отбросил окурок в сторону. Он вскочил на ноги, потом довольно осторожно, без рывков, поднял меня к себе на руки и куда-то побежал. У меня нет сил даже обругать его за мусор, что ж я могу сказать про это? Ничего, потому что мне совсем не хочется сопротивляться. У Миши крепкие руки, но он несёт меня куда-то совсем мягко, нежно. Отчего мне всё больше и больше хочется спать.– Казама, не спи! – встревоженным голосом сказал Миша. – Я не давал тебе такой команды! – Она мне не нужна, отва…– Рот закрой! – его резкие и грубые слова сильно контрастируют с действиями. Миша осторожно усадил меня на заднее сидение машины и немного откинул спинку. – Не шевели даже губами, или я заклею их тебе изолентой. Подними голову выше! – Это царапина, он едва задел меня, всё в порядке.– Да?! А почему ты так стремительно бледнеешь? Я посмотрела на него краем глаза. Миша действительно взволнован, на его лице неподдельный страх за мою жизнь. – Я просто очень устала, замёрзла и хочу домой. Это правда просто царапина.Миша не слушает меня, осторожно приподняв мою голову за подбородок. Секунда, и я слышу вздох облегчения, он кладёт мне ладонь на голову и ласково гладит по волосам. Это ощущение теплоты…– Обещаю тебе, мы доедем, – я не сразу понимаю, что Миша уже клеит к моей щеке широкий пластырь, настолько глубоко я погрузилась в себя и почти уснула в его заботливых руках. Миша достал из рюкзака свой непромокаемый плащ и укрыл меня им по шею. – Держись, последний бой – он самый трудный. – А что после него? – спросила я. – После него только дом, где тебя ждут, – ответил Миша и закрыл дверь. Сознание потухло сразу и я заснула. Мне стало тепло и очень спокойно.