Шестая смерть. (1/1)
/Восстановленная глава./Я подвесил тебя вниз головой. Как хорошо, что в твоем доме потолки довольно высокие, не меньше трех метров. И сидя на стуле, я видел твое лицо почти вровень со своим. Твои лодыжки туго стягивали крепкие веревки, обратны концы которых были намотаны на оконный карниз, плотно задернув тяжелые шторы. Мне ведь совершенно не надо, чтоб тебя нашли раньше времени. Хотя это пустая мера предосторожности. За стеклом лишь задний двор с ухоженным садом, никто, кроме тебя и садовника не появляется там. Ты переехал из Исландии, Халлдор Элиассон, я знаю это точно. Если бы не знал наверняка, то вряд ли выбрал бы тебя следующей жертвой, просто так уж повелось, у меня есть веские причины. Но сейчас мне вовсе не хочется их вспоминать. Сейчас меня интересует другое. На твоих книжных полках я и раньше не нашел ни единой книжки на исландском, что уже не могло меня не заинтересовать. Но даже на мой вопрос, когда мы впервые встретились лично сегодня вечером в ресторане, любишь ли ты свой родной язык, ты ответил: ?Не переношу. Английский куда лучше?. Если бы я не умел так хорошо держать себя в руках, ты бы умер на месте, Халлдор. Я бы зарезал тебя тупым ресторанным ножом. Ты пишешь книги, не так ли? Я прочитал одну из них, когда приглядывался к твоему образу жизни. Бессмысленный текст. Но ты, не смотря ни на что, считаешь себя значимым человеком в издательстве. Замкнутый и молчаливый, ты приносишь редактору очередную пачку распечаток, и сухо поблагодарив, уходишь, ожидая вскоре увидеть свое произведение в книжных магазинах. И снова садишься за рукопись. Твоя жизнь скучна. Твой мир ограничен. Хотя чего я мог ожидать от человека, который покинул дом из-за ненависти к своей стране? Наверное, я все еще слишком хорошего мнения о людях. И, кажется, меня это раздражает. А еще меня раздражает то, как ты дергаешь руками, которые я тоже связал у тебя за спиной. Из-под кляпа доносится лишь сдавленное мычание, а широко распахнутые глаза наливаются кровью. Эту пытку изобрели давным-давно, когда кто-то наблюдательный заметил, что природа не предусматривает отток жидкостей из верхних частей тела, если человека перевернуть. Здесь не надо марать руки, не надо прилагать усилий. Жертва просто висит вниз головой и мучительно умирает от отеков. Твое лицо уже багровое, щеки раздуты, а глаза выкачены из орбит. Мерзкое зрелище, но отводить взгляд не хочется. Ведь было бы глупо отворачиваться от того, что я сделал сам. Кровью налиты и твои плечи, и даже грудь. Алые ручейки струятся из носа, стекая по напухшим векам, ты давишься и хрипишь, сотрясаясь приступами кашля. Интересно, что ты чувствуешь? Ты слышишь в ушах оглушительный молот пульсации собственного сердца, верно? Кожа постепенно синеет, а голова раздувается, заполняясь жидкостью. Вряд ли ты сейчас хоть что-то видишь, белки твоих глаз уже багряные от лопнувших сосудов. Тихо смеюсь и отхожу к шкафу, взглядом находя знакомое название недавно прочитанной книжки. Веду кончиком пальца по корешку и небрежно беру ее в руки, раскрывая на первой попавшейся странице. Твердая обложка тихо хрустит, словно бы ее развернули впервые. Хотя, вполне возможно, что так и есть. Ты ненавидишь страну и язык. Стало быть, ты ненавидишь себя, разве нет?
- ?…Он закрыл глаза и откинулся на диван, чувствуя, как она высвободила руку из его ладони. Послышались тихие шаги, а затем хлопнула входная дверь, закрываясь. Наверное, именно так умирает любовь. Наверное, ничего изменить нельзя. Как нельзя выпустить из вен ненавистную кровь, всю, до последней капли, и закачать новую, чистую. Отрекаясь от прошлого. Отрекаясь от самого себя…? - зачитываю вслух, замечая, как ты вздрагиваешь. Удивительно, что ты все еще способен слышать хоть что-то сквозь гул крови в ушах. Насмешливо хмыкаю и бережно кладу книгу на стол. Я оставлю ее себе на память. Черт, ну что за сантименты?..Лицо и грудь уже черные, а глазные яблоки успели лопнуть, пока я отвлекся на текст, зияя сейчас пустыми багрово-черными глазницами. Лоб залит алым, светлые волосы слиплись в сплошной запекшийся комок. Ты уже не шевелишься, но артерия на шее яростно бьется, поддерживая в теле жизнь. Верно, просто обморок, чтоб ты мог немного отдохнуть от терзающей боли в голове и поврежденных глазах. Впрочем, я сомневаюсь, что ты еще сумеешь очнуться. Наверняка твои легкие уже полны крови и рвоты, которую ты не смог выпустить наружу из-за плотного кляпа, захлебываясь ею. Я бы мог уйти, зная, что ты все равно не выживешь, но желание воочию увидеть, как затихает твой пульс, заставляет меня ждать. И я сажусь обратно на стул, с которого недавно поднялся, вглядываюсь в пустые глазницы и подсыхающую кровь на черной, опухшей коже, прижимаю пальцы к артерии, молча ненавидя перчатки, которые мешают почувствовать ее затихание в полной мере. Пульс дрожит под подушечками, точно неровная пунктирная линия, пытаясь возобновить работу сердца и кровообращение. Ну же, осталось не больше минуты. Мне остается лишь надеяться, что ты попадешь в ад. Хотя, что за глупости… Ведь ни рая, ни ада не существует. Есть только жизнь. А кроме нее – пустота. Биение под пальцами затихает. Прощай, мне было весело с тобой, исландец.