2. Концовка боя (1/1)

На следующее утро я застал ее в чертогах, которые сам же ей и выделил: в новых одеждах, более подобающих моему миру и моей жене, бледную, словно она жила под землей постоянно, неестественно выпрямленную и яростно глядящую на меня. Вернее, на любого, кто войдет в комнату, потому что она не давала себе труда поворачивать головы или переводить взгляд. Я собрался с силами и спросил какую-то чушь – вроде того, устраивают ли ее покои и слуги – и получил в ответ то, что ожидал: ледяное молчание. Я сел рядом и взял ее за руку – она не шелохнулась и не отстранилась, и ее рука была холоднее стен моего царства.Она словно выжгла в себе жизнь – так, чтобы теплились только глаза – превратилась в идеальное изваяние с алебастровой кожей и волосами, сделанными из меди, я мог целовать ее, прикасаться к ней, как мне этого хотелось, – она молчала и не двигалась, разрешая себе только легкий румянец – если мои прикосновения становились уж слишком откровенными.Я мог делать все что угодно – я только не в силах был зажечь ее… хотя бы согреть ее. Умерла, - говорил холод ее тела. Умерла и в подземном мире. Воюй с мертвой, Владыка Аид.Ничего, - отвечал я мысленно, проводя пальцами по ее плечам. Я владею царством мертвых, и тебе лучше не знать об участи тех, кто не подчиняется мне.Так когда же ты нанесешь последний удар, который заставит меня подчиниться? – хрупкие пальцы-льдинки в моей ладони, сегодня ее взгляд уходит в прозрачный пруд, и серебристый тополь роняет на плечи листья.Противника нужно измотать ожиданием, - я чуть сжимал ее руку и говорил банальную ерунду – что она прекрасна и что любой бы на моем месте пленился бы, и что она будет хорошей госпожой в моем мире. Измотать. Потом удар.Союзников в этой войне у меня не было. Единственной богиней в Аиде была Геката – последняя, к кому я бы пошел докладываться о своей беспомощности.Титанида Горгира, жена Ахерона, ходящая за Корой, заняла нейтральную позицию: она изо всех сил старалась расшевелить молодую хозяйку – и медленно вгоняла меня в коцитское уныние аккуратными отчетами по вечерам: все как обычно… все как обычно…Что Кора не ест и не пьет – мне сказал садовник Аксалаф больше чем через месяц после начала нашего затяжного поединка. Объявился… союзничек. Вырос словно из-под земли во время моей прогулки по обрывистому берегу Ахерона и прошептал несколько слов на ухо. В глазах у него была истовая и тайная надежда, что за такое неповиновение "богинька из верхнего мира" понесет страшную кару.Вместо этого я вызвал Горгиру.?Почему ты мне не говорила??И получил в ответ искреннее изумление на лице подземной титаниды: ну как же, да чтобы Владыка Аид о таком не знал!С неприятным чувством я ощутил, что пропустил второй удар в бою, и теперь придется занимать оборонительные позиции.Это были дни, когда даже Танат не решался являться ко мне на глаза: я карал за любой звук, любого, кто влезал в круг моего одиночества и нарушал мысли. Явись ко мне Гекатонхейры, все втроем, – огребли бы и они. Я часами стоял у ее двери – собираясь с силами, чтобы придать голосу нужный тон – потом входил, чтобы произнести просяще:- Пожалуйста… поешь или выпей чего-нибудь, - и натыкался на ее взгляд, в котором начинало – или казалось? – сквозить торжество.Зевс отдал ее мне в жены – она считала себя пленницей и показывала мне яснее некуда. И насилие – последнее, что я смог бы использовать против нее, потому что силой овладевают пленницами, жена идет с тобой добровольно…Визит на Олимп я планировал тщательно. Мне нужен был холодный ум, нужен был я, чтобы закончить эту битву… если это было еще возможно. Кора каменела с каждым днем все больше, и временами казалось – ее кожа обретает гладкость мрамора, и то, что творилось внутри меня, когда я видел ее, неподвижно глядящей перед собой, мешало думать и заставляло вспыхивать без причины. Я надел шлем еще до Стикса и поднялся на Олимп незамеченным, у меня не было в планах разговоров с братом или с племянницами, я знал, кого мне искать и кого за шкирку перетаскивать на мою сторону.Он летел куда-то по своим делам, зловредно хихикая под нос, когда моя рука из пустоты сгребла его за крыло и втащила в пустующий чертог.- Молчи или крылья выщиплю, - шикнул я, снимая шлем. Юный нахал отошел на редкость быстро, угрозу мою не воспринял всерьез (подозреваю, что он в принципе неспособен помнить все, что сказано минуту назад) и с лукавым видом подергал тетиву.- Владыка Аид! Ты – и на Олимпе…- Не на Олимпе, - поправил я. – У себя. В своем мире. В своем дворце.Помнить он не умел – а понимать прекрасно. Зацвел слегка недоуменной алой ухмылочкой.- Ой! Значит, я у тебя во дворце! Вот неожиданность-то!- А ты – на Олимпе, - внушил я. – И у нас с тобой не может быть никаких дел.- Да уж, какие дела, - оценил Эрот, прикусывая верхушку лука. – А какие дела-то?- Мне нужен один твой выстрел.От счастья он взмыл к потолку и чуть ли не кувыркнулся.- Кого?- Меня.Крылья отказались держать бога любви: еще чуть-чуть – и он бы грохнулся на узорчатый пол.- Мне нужна одна стрела, отвращающая любовь. Надеюсь, у тебя они не кончились.- А кого же это ты… - мрачный мой взгляд сказал, что лучше в такие вопросы не лезть, и Эрот охотно согласился: - Ладно. А ты мне точно потом шею не свернешь?Еще один короткий взгляд.- Мечта всей жизни: пальнуть в сурового владыку мертвя… подземного мира!- Стреляй!- Могу по выбору: в сердце, в голову – если кто не твердолобый – ну, и в другие какие места, если, конечно…Я шагнул вперед, перехватывая двузубец, и в этот момент прозвенела спущенная тетива. Стрела трынькнула, звякнула и рикошетом ушла в окно. Под окном послышался крик.Кажется, это был голос Артемиды.Я ему не крылья – голову оторву вместе с золотыми кудряшками. Циклопы – и те лучше стреляют!- Это не я! – зашипел златокрылый, пытаясь выдернуть у меня средство своего передвижения. – Я стрелял правильно, она от твоего сердца отскочила! Такое только у Таната, только от него любовь отскакивает, а тут – наоборот…Нужно будет сказать Убийце при случае, что в него палили любовными стрелами. Эрот после этого не досчитается нескольких талантов наглости.- Что это значит?- Что уж больно крепко ты втюри… - я тряхнул его так, что перья полетели, а божок взвыл: - Владыка, я правду говорю! Ведь не моими же стрелами в тебя угодило, а незнамо чем, предвечным Хаосом… пусти, ведь Артемидка же!Действительно, суровый глас дочери Зевса слышался все громче, и разыскивала она некого ?мелкого поганца, который не знает, где упражняться в стрельбе?. Я отступил от двери и надел шлем в последнюю секунду.Потом выскользнул и за дверь, потому что сцен пыток мне хватает и на берегах Коцита…Золотые перья, летающие в воздухе, отмечали весь мой путь до врат на Олимп.Еще одно поражение, уже почти предвиденное.Раз не стрела Эрота, значит, стихия матери. А эта сама над ней не властна. Олицетворяет – да, управляет чем-то – да, отменить решение стихии – не может… дочь Хаоса.К себе я не спешил, побродив по пустынным полям. Под ногами перекатывались перепутанные стебли трав. Обнаженные деревья стыдливо прикрывали наготу клочьями бурых, скукоженных листьев. Ветер по временам налетал – швырял в лицо горсть белых холодных хлопьев. На севере такого добра – навалом.Снег просыпался небрежно, неровно, сеялся мукой из распоротого разбойником мешка, но зато и не торопился таять. Лежал на полях дырявой, грязной простыней, прикрывал позорную картину – голые пашни с лежащими на них убитыми стеблями, не успевшими налиться колосьями.Снег пытался скрыть следы нерадивой матери-весны, убившей свое дитя. Весны, не принесшей плодов.А Борей горько и радостно завывал над пустотой полей, но выходило – не по-волчьи. Выходило жуткое подражание рыданиям, причитаниям… истошному, несущемуся отовсюду зову: ?Вернись!? И было в этом что-то еще – напрочь упущенное мною в последние дни, выпавшее, непонятное…Толпы теней, бредущих к ладье Харона. Спустившись к Стиксу, я понаблюдал за ними, стоя чуть в стороне, прислушиваясь к стонам и жалобам и старательно не замечая впалых животов детей.Потом снял шлем и шагнул, словно тень, в ладью.- Много работы, - сказал вполголоса, когда Харон добрался до середины реки. Тени на том берегу толпились, как после войны. – Война?- Мрут, - проскрипел Харон равнодушно, как уключины его весел. Вот тебе правильная позиция – они мрут, а мне-то какое дело, от чего.Тебе ничего. И мне ничего, я же царь подземного мира. Какое мне дело, кого я там в тещи заполучил?!Танат явился, предугадывая зов – просто вырос за плечами, словно Ананка или моя вторая тень.?От голода?, - подтвердил он то, что я давно понял.Деметра стала тещей не только мне, но и всему Среднему Миру. Ее скорбь не знала предела, и она торопилась поделиться ею с окружающими.У меня дочку забрали – пусть и у вас, смертные, позабирают. Туда же.Или она еще не знает – куда?Когда еще через месяц-другой Харон начал работать веслами вдвое быстрее, я понял, что кто-то все-таки проболтался. А также и то, что слово Зевса работает из рук вон плохо.И что я окончательно проигрываю этот поединок, потому что он ведется уже не один на один. Кора не взяла в рот не то что еды – воды, показав себя безжалостнее Кер. Добродушная Горгира просила ее со слезами (у нее были на то причины: я пообещал осушить Ахерон, если моя избранница так и не поест) – и слезы не тронули зеленоглазую, выкованную из белого металла. Аксалаф прибегал и приносил невесть откуда взятые вести – о том, как Зевс-Владыка гневается на Деметру…О том, что думает Деметра по поводу решения Владыки Зевса, не говорилось. И хорошо. Не хотел бы я видеть ее лицо, когда она услышала о своем зяте…Впрочем, земля была отражением ее лица.Я сходил с ума от ярости, бессилия, ощущения того, насколько запутался этот клубок упрямства, разрывался между желанием коснуться Коры – моей по праву! - и нежеланием вновь увидеть застывшую маску и отвращение в зеленых омутах глаз. Стоял на обрыве, глядя на быстро увеличивающиеся сонмища теней, видел ликование свиты, успевал судить, слушать смешки из Тартара, видеть дым, испускаемый Тифоном, отмахиваться от жалоб Гекаты на распустившуюся Ехидну, приказывать Ламии перестать жрать младенцев с такой скоростью: они и так-то умирают…Вскоре меня должны были явиться добивать. Я ждал этого как избавления.Гермес, который прилетел с весьма двусмысленной миной, был принят мною наедине и почти что с радушием.- Левую пятку Тифона он от меня получит, а не жену, - сообщил я с обманчивой мягкостью.Гермес (на лице так и читается: ?Ну, все на меня…?) хмуро кивнул.- А давай. Твоя-то жена ему и так без надобности.Я нахмурился. Если он прилетел не с приказом немедленно вернуть Кору в объятия безутешной матери, то…- Надежда, дядя, на тебя, - душевно заговорил вдруг душеводитель. – Понимаешь, Зевс ведь тебе слово дал. Повелел. Отдал дочку. И чтобы его слово – да против бабы…И провел кадуцеем у горла. Слегка косящие глаза смотрели прямо и почти бесхитростно.- Так что уж исхитрись и придумай, как ее оставить у себя – но так, чтобы и к матери возвращалась. Скажем, если она тебя безумно любит и об этом заявит…Мне даже не пришлось на него смотреть.- Понял. Она пила что-нибудь? Ела? Дары принимала – что-то, что связано с тобой или с твоим жребием?Пауза.- Жаль. Вот если бы она приняла что-нибудь от тебя, да свидетель нашелся… Хотя какой дурак с Деметрой свяжется?! Она там сейчас… сперва была в скорби, а потом как узнала, что это ты… небу жарко стало. Голосит в том духе, что кому ж вы отдали мою кровиночку, что ж он с ней там делает… Зевс еще не выдержал – брякнул, мол, известно, что. Теперь там мор.Знаю. Мне хоть еще десяток ладей нужно ставить, чтобы была у Харона флотилия. А то он по Стиксу быстрее Гермеса летает, со всего аида толпами ходят смотреть, и тени – в том числе.План финальной схватки обретал очертания на глазах. Только сражаться нужно не с мертвой – не выйдет.- Владыка? Я ведь тебе даже времени дать не могу: клещом вцепились: веди сюда Кору! Конечно, вернусь и скажу, что ты не согласен…- Ни к чему. После расскажешь, как я ногами топал, аж Стикс с Ахероном местами поменялись…- И Харон очень озадачился, - косинка в его глаза вернулись. – Придумалось что-то?- Тебя проводят, - я кивнул Горгире, возникшей в дверях в ответ на мысленный зов. – Скажешь ей, что ведешь к матери. - А на деле?- И на деле. - Что еще сказать?- Что хочешь. Только добавь, что придется со мной проститься. - Еще пожелания?- Можешь не торопиться.- Сделаю, - сметливый племянник встал и твердым шагом, не думая даже прибегать к помощи сандалий, покинул зал. Вскоре плацдарм заключительной схватки был готов. Я обдумал свои ходы, я подстраховался во всем – и теперь отмерял последние секунды, сидя среди мрамора и серебра в беседке в саду самоцветов. Секунды отмерялись струями воды, стекавшей по окрестным скалам.?Если бы она приняла что-нибудь… от тебя…?Пальцы поворачивали половинку спелого плода граната – моего символа. Цвет крови и форма слез – ах, какое сочетание…Бой нужно заканчивать внезапным ударом – когда противник полагает, что ты уже побежден. Все равно она не смогла бы уйти из мира, не доложившись мне напоследок.- Я ухожу, - сказала она еще с порога, гордо вскидывая голову, медь волос заиграла в отсветах факелов.- Знаю, - отозвался я, любуясь этими бликами.- И ничего не скажешь?- До скорого свидания.- А с чего ты взял, что я собираюсь сюда возвращаться, - злорадно, - дядюшка?Плод граната замедлил вращение в моих пальцах. - Потому что думаю, что между браком со мною и позором ты выберешь первое. После того, как я взял тебя, после того, как была моей столько месяцев – ты хочешь сказать, что признаешь не брак, а бесчестие?- Здесь была Лисса-безумие? – она слегка усмехнулась, но губы дрожали: я был убедителен. – Ты меня не коснулся!- Нет, - я поднялся и в несколько шагов оказался с ней рядом, она сжалась, но не попыталась сбежать. – Нет. Ты была обесчещена мною в день своего похищения, и потом владыка подземного мира еще не раз брал то, что его по праву. Кто поверит в обратное? Кто поверит, что за полгода я не притронулся к своему ни разу?Она поняла и побледнела, но теперь уже не как статуя – это была бледность испуга.Никто. Кроме, может быть, Гестии: лишь она в состоянии упомнить, что я когда-то сидел, по выражению Посейдона, ?с тремя красотками в одном мешке?. Деметра и Гера не поверят: обо мне им всегда думается худшее.Я обнял ее за плечи и наклонился к ее уху.- Знаешь, что такое молва? Я могу описать тебе. Они пересчитают все позы, в которых ты была со мной. Они расскажут, о чем ты кричала в первый раз и в последний. И каждое твое слово, когда ты будешь уверять, что не зря носишь свое имя*, будет подстегивать их фантазию. В конце концов ты сама убедишься, что так оно и было, и сбежишь под землю от излишних подробностей.Замолчал. Слова, как всегда, дались непросто. Она задыхалась, глядя на меня неверящими глазами – со стыдом, детским вызовом, бессильной яростью. Прежнего льда не было и в помине. Я отыграл разом все потерянные позиции.- Я не верю тебе, - прошептала наконец. – А даже если и так – лучше позор. Ты лжешь. Что бы ни говорили – я буду знать, что чиста, а ты станешь Аидом-насильником, незадачливым похитителем, который не смог удержать женщину…- Может, так, - сказал я, обнимая ее крепче. Ее последняя ошибка: нужно было бежать, когда я только поднялся со своего места. – Я ведь так и не поцеловал тебя по-настоящему, Кора. Подаришь мне это на прощание?Она рванулась, но я уже нашел губами ее губы, прижал ее к стене, одной рукой обнимая за талию, второй – пресекая попытки меня оттолкнуть. Весь жар, который мне доступен, все пламя, все, от чего я сходил с ума месяцами – в один поцелуй, так, что на несколько секунд она перестала помнить, где она и что происходит, так, что она не сразу заметила, как между наших губ проскользнули несколько гранатовых зерен, заметила с опозданием, вздрогнула под моими руками… Я отпустил ее немного погодя, чтобы она могла вдохнуть, чтобы маленькие предательские зернышки были проглочены вместе с воздухом.Я не ошибся в расчетах.По ее губам тек гранатовый сок – сладкий. Она тронула капельку и недоуменно посмотрела на палец, испачканный алым. Губы у нее тоже были слишком алыми – не понять, от чего.Подняла глаза на меня – полные слез и детской обиды.- Я тебя ненавижу, - голос был девическим, ломающимся.- Ничего, - шепнул я, не размыкая объятий. – Это со многими так. Ты будешь моей женой.Она вздрогнула, но подавила рыдания. Шепот был чуть слышным, но он был.- Я буду твоей женой, Аид Безжалостный.Когда я ее отпустил, у меня было такое чувство, что Титаномахию выиграть легче.* Кора - "дева".