Часть 6 (1/1)

У Роберта и Маризы Лайтвуд никогда не было идеальной семьи, хотя все вокруг и считали иначе. Их брак всё время своего существования держался на тонкой ниточке из-за измен мужа и чрезмерной строгости и консервативности жены. Да, у них были дети, они были в законном браке, но любви между ними не было. Когда-то давно, ещё в те времена, когда Мариза не была известной балериной, а Роберт только заканчивал университет, между ними была страсть. В те же времена они поженились. Никто не думал, что всё это зайдет так далеко, но вскоре стало слишком поздно: статус, загруженность, дети?— развод казался глупостью. Мариза терпела измены, закрывала глаза на странное поведение и всегда, абсолютно всегда держала лицо на людях. О семейных проблемах Лайтвудов не догадывался никто, и это была полностью заслуга их главы?— Маризы.Всё могло бы так и продолжаться, на самом деле. Последней каплей стала смерть их общего сына. Как бы ужасно это ни звучало, Макс помог Маризе сделать первый шаг на пути к своему освобождению.—?Мама! —?залетая в просторную бальную залу, позвал Алек.Он явно пришел не вовремя, потому что Мариза стояла в другом конце помещения, скрытая толпой учеников, а из колонки на полу громко пела нежная мелодия.Впрочем, музыка стихла, а Мариза всё же подошла к сыну, выводя его в коридор.—?Мама? —?недовольно подняла бровь она, намекая на несоблюдение Алеком субординации, но тот лишь отмахнулся, показывая, что это сейчас не главное.—?Ты съехала в отель? —?голос старшего Лайтвуда звучал очень недовольно, но он пытался сдержать себя, чтобы не переборщить.Мариза уверенно посмотрела на него снизу вверх, складывая руки на груди.—?Сбавь тон! —?прикрикнула она, и Алек тут же встал ровнее, смыкая руки за спиной.—?Прости.Мариза смотрела на сына строгим и недовольным взглядом, а затем резко смягчилась. В её глазах мелькнуло тепло?— настоящие огоньки, и она тяжело выдохнула.—?Да…—?Но мама,?— опять встрепенулся Алек, наклоняясь к ней,?— ты не можешь жить в отеле.—?Квартира по документам принадлежит твоему отцу,?— спокойно разъяснила она, и на её лице Алек тут же прочитал усталость.Мариза Лайтвуд впервые выглядела как женщина, которая не контролирует ситуацию, а просто плывёт по течению от усталости. Алек с ужасом прочел в ней угасание.Да, иногда его мама была чересчур строгой, но это ведь всегда было её сутью?— металлический стержень, полная уверенность и профессионализм до самого кончика ногтя?— без всего этого она бы уже не была Мариз. И вот теперь сын увидел, как мама буквально на его глазах теряет все это, сдаваясь. Он увидел женщину, которая просто вселенски устала за что-то бороться, что-то сохранять, контролировать, которая просто упала уже на холодную землю и сказала ?хватит?. Последним ударом с плеча Маризы Лвйтвуд стало решение о разводе. После него драться ей уже не хотелось?— не было сил.—?Мама, ты не будешь жить в отеле,?— отрезал Алек, он не собирался так и продолжать глупо смотреть на все это.—?Я уже там живу.—?Мы с Джейсом заберем сегодня же твои вещи и отвезем ко мне.Александр смотрел на маму своим самым уверенным и строгим взглядом. Он никогда не позволял себе так на неё смотреть раньше. Смотреть так же, как смотрела она.Мариза молчала несколько секунд, смотря на сына, а потом аккуратно, сдержанно улыбнулась.—?Спасибо, Алек,?— она погладила его по плечу, сжимая губы, и вернулась к своим ученикам, оставляя сына в пустом коридоре.Как только Мариза ушла, Александр тяжело выдохнул. Он бы не хотел повторять опыт подобного общения по отношению к матери, но после этого разговора почувствовал какую-то странную уверенность?— он всё сделал правильно.***Первый час пребывания мамы в квартире сына проходил хорошо, в основном благодаря Джейсу, который занимал её своими долгими и увлекательными разговорами о путешествиях, тем самым не давая освоиться. Алек старался в это время быть хорошим сыном, раскладывая на освобождённой специально полке женские платья. Спальная комната была отдана во власть Мариз, потому что именно для этого её увезли из отеля. Алек хотел, чтобы маме было комфортно, чтобы она хоть ненадолго отвлеклась от всего, что навалилось на неё. Когда ушёл Джейс, Алек решил приготовить ужин. Он не был кулинаром, но в нём горело желание помочь, порадовать, спасти. Вот только ужин пошёл не совсем по плану, и в итоге ?порадовать?, ?спасти? превратились в ?избежать?, ?отвлечь?.Мариза встала в дверном проёме между кухней и гостиной с небольшой кипой бумаг в руках. Первые две секунды, если не меньше, было не понятно, что именно она держит, но в какой-то миг в голову Алека ударило осознание. Он кинул сковородку с жаренной картошкой обратно на плиту и подлетел к маме, судорожно закусив губу.—?Я знаю его,?— медленно произнесла женщина, поднимая один из карандашных рисунков к Алеку.Тот в свою очередь молчал, пытаясь срочно придумать оправдание, которое смогло бы уберечь его от последствий понимания мамой не только того факта, что он гей, но и что он уже влюблён. Но в голову ничего, как назло, не лезло.—?Алек? —?она не хотела озвучивать свою догадку, но в выражении её лица Александр понял, что он спалился. В этот момент ему подумалось, что лучше бы он сотню раз признался и был бы отвергнут Магнусом, чем видел сейчас мамину реакцию.Алек молчал, как партизан на допросе, ему не следовало сейчас открывать рот, оправдания звучали бы глупо.Под потолком скопилось напряжение, которому некуда было выйти. Лайтвуд дрожал, опустив взгляд.—?Алек… —?она положила кипу бумаг на стол, а затем вернулась, положив ладонь на грудную клетку сына. Её голос звучал мягко, и это вселяло в мужчину надежду.—?Я… —?начал было он, но мама перебила его, возвращая себе строгость.—?Я не буду осуждать тебя, потому что ты мой сын, но мой сын не будет позорить нас на весь Институт, показывая миру, что он по уши влюблён в какого-то высокомерного парнишку.Слова ранили Александра глубоко в сердце, но он лишь сглотнул, продолжая слушать.—?Я видела этого мальчика, и он не тот, кто тебе нужен. Он высокомерный, гулящий и ветреный. Он побалуется с тобой, опозорит и выбросит, как игрушку. Тебе не нужно это, Алек. Он не нужен тебе,?— она потянулась к его щекам, поглаживая их обеими ладонями, предотвращая слёзы, подступившие к глазам.Алеку не хотелось это слышать. Магнус ведь был не такой, он ведь был хороший. Мама нежно и заботливо гладила сына по лицу, стараясь нежно заглянуть ему в глаза. Алек отворачивался, ему не нравилось быть разбитым, слабым, но ещё сильнее ему не нравилось видеть маму такой бескорыстно заботливой. Он действительно видел в ней сейчас того самого родного человека, и от осознания того, что выразилось это в вопросе его любовных увлечений, становилось как-то грустно.—?Алек, ты ведь у меня такой хороший… Добрый, милый мой мальчик…Возможно, даже очень, что Мариза вспоминала себя в таком возрасте, что думала о Роберте, о своих чувствах в то время. И сейчас, живя в настоящем моменте с кучей проблем, которых, возможно, могло и не быть, переживала, что её старший ребёнок повторит её судьбу.Они ещё долго стояли в проходе на кухне, не представляя, как закончить разговор или, скорее, уже молчание.Мариза снова взяла в руки красивые рисунки, лежащие на обеденном столе, и какое-то время просто смотрела на них, словно на что-то решаясь. Алек всё ещё не плакал, смахивая с мокрых ресниц влагу. Он держался, в принципе не понимая, почему вообще начался этот разговор. На секунду он пожалел о своём решении пригласить маму к себе, потому что в ином случае она бы так и осталась для него своеобразным эталоном, а не стала тем, кто рушит его воображаемый мир.Громко шмыгнув носом, Александр подумал, что на этом можно было закончить, и уже собрался пойти спать, напрочь забыв об ужине, но в следующий миг услышал скребок спички, и будто облитый керосином деревянный дом сам вспыхнул.Он не успел ничего сделать, не смог даже подобраться чуть ближе. Ему оставалось только смотреть. На то, как игривые языки пламени, словно смеясь над ним самим, пожирали белую бумагу. Он смотрел, как сначала покрывается чернотой, а затем и вовсе исчезает чужое, такое безумно красивое, лицо, которое он так старательно вычерчивал. Он смотрел, как полностью исчезает один рисунок, и понимал, что следом за ним исчезло ещё с десяток таких же.Он заплакал, порываясь спасти хоть что-то и, крикнув, подбежал к Маризе. Но она лишь отбросила горящие листы в раковину, сжимая плечи сына ладонями, шепча, что так будет лучше, что это поможет. Но Алеку было все равно, ему не хотелось слышать это, он жаждал только спасти, вернуть, потому что для него это было каким-то алтарем, символом. Он рвался из материнских ладоней, на самом деле очень спокойно и тихо, не яростно, он был разбит, ему было больно. В этот момент он не был сильным. Мариза была слабее его, и при желании он мог бы вывернуться, раскричаться и громко ударить по столу, но ему не хотелось этого. Ему было больно даже не от того, что горели его труды, его любовь, а от того, что это сделала его родная мать.Алек остановился на какой-то миг, когда ещё не всё обратилось в пепел и, проведя тыльной стороной ладони по лицу, выпрямился. Он не сказал ни слова?— только посмотрел так, что стало холодно в этом разгоревшемся пожаре, а затем ушёл.