Монодия. Афина (1/1)

Немного пояснений. Цикл ?сказание-монодия-сказание? сбился, потому что Невидимка пропадает невесть где. Потому тут еще одна монодия, а за ней будет еще одна?— Персефоны. Такие дела)—?Ты Мудрая,?— сказала ей мать однажды. —?Ты должна.Сказано о чём-то, что не помнится. Помнится только?— должна.Мудрость всегда должна кому-то.Обязана примирять метким словом склочных олимпийцев. Блюсти мир на земле и в небесах. Быть идолом для смертных, снисходя к их просьбам. Покровительствовать наукам и ремеслам. Изрекать то, от чего будут ахать: ?Ух, и сказала!? Прорицать будущее, толковать предсказания?— и чутко улавливать пожелания тех, кто над богами?— Прях.Знать, куда ведет твоя нить?— и следовать по ней.Быть Мудрой?— значит вечно быть должной что-то Ананке-Судьбе.Быть Мудрой?— значит быть одной. Потому что ничто не должно затуманивать холодный и чистый разум.Быть Мудрой?— быть как та.Та приходит редко и только в дурные, холодные ночи. Глядит грозно и обвиняюще, потрясает эгидой, с которой слепо пялится чья-то голова. Вскидывает голову и шевелит губами, и ее слова по губам прочел бы даже глупец.Я?— дочь Зевса Громовержца, вышедшая из его головы. Я?— Афина Мудрая и Воинственная, любимая дочь своего отца, покровительница наук и ремесел, олицетворение рассудочной войны. Та, к чьим советам прислушивается сам Эгидодержец, чье почетное место?— на Олимпе… Я та, кто слышит волю Ананки. Я?— та, кем ты могла бы стать, если бы не изменила своей мудрости…Она стоит, опершись на копье, и глядит с презрением. И от серых глаз веет ледяным, завораживающим, вечным одиночеством.Отвечать снам глупо, но единожды изменив показной, выхолощенной, придуманной кем-то мудрости?— можно изменить и второй раз.—?Да. Ты та, кем я никогда не позволю себе стать. Вечная должница и вечная пленница, для которой Мудрая?— не прозвище, а клеймо. Так пусть меня не будут звать Мудрой. Пусть будут звать Невидимой. Или пусть не зовут вовсе. Я?— дочь Метиды Разумной и Аида Невидимки, и одного этого было бы достаточно для меня сейчас… всегда.Мудрая глядит с издевкой, с пренебрежением. Словно на грязь. Колко спрашивает взглядом: не слишком ли мало? За ней, мудрой, стоит призрак?— безграничное величие Олимпа, и слава алтарей, и город, названный ее именем…—?Иногда мудрость в том, чтобы отказаться от чего-то?— и обрести большее. Глядя на семечко?— можешь ли ты предсказать, какие плоды оно взрастит? Можешь ты предсказать мне?— что я обрету и кем стану?Мудрая в снах кривит губы и молчит. Бросает упрямый взгляд, стараясь скрыть досаду от незнания. Выплевывает через силу:—?У тебя неправильно началось. И теперь даже Ананка не сказала бы?— чем закончится.—?Так не в этом ли и есть мудрость? —?спрашивает она тогда.Смотреть на ту, в доспехе, с копьем, с эгидой, овеянную славой?— все равно что глядеть на полуденное, злое солнце. Больно от искушения, больно от сомнения, больно от вечного вопроса: так у кого же закончилось правильно?!—?У кого? —?шепчет она, и сама слышит, что ее голос прорывает пелену сна, и мечется, пытаясь разрешить загадку. —?У кого правильно? У кого всё… правильно?У тебя? Нет, нет, у меня? Нет…—?У нас.Это не та, из сна. Это другой шепот?— живой и настоящий, щекочет висок.—?У нас будет правильно,?— уверенно повторяет кто-то шепотом. —?У нас с тобой все будет правильно, моя царица.И тогда Мудрость во сне уходит, краснея от зависти.Утро подкатилось под щеку румяным яблоком. Яблоко пощекотало алым боком нос, к плечу скатилось. Афина улыбнулась сонно, вдохнула яблочный запах. Захотелось опять закрыть глаза?— слетать во сне к материнским яблочным садам, пусть мать будет хмуриться и ворчать, и говорить, что она должна…Протянула палец, тронула яблоко тихонько. Плод был золотисто-алым. Прекрасным?— пальцы попросили ткацкого станка. Выткать золотисто-алые яблоки.Утро же, в отличие от яблока, было неправильным.Фальшиво безмятежным. Полным слишком заливистого птичьего пения: давно рассвело.Одиноким.За последние годы она привыкла просыпаться от ласк мужа. Арес поднимался всегда с рассветом, на неуловимую минуту раньше нее?— и частенько старался продолжить то, на чем закончили вечером. ?Не хватило тебе, что ли?,?— ворчала Афина, когда он прижимался сзади, начинал играть с разбросанными по ее плечам волосами, покрывал поцелуями плечи, стискивал грудь… ?Не хватило?,?— отзывался муж охотно. Говорил: мечтал о ней столько лет, что теперь насытиться трудновато.А я сколько-нибудь лет мечтала? —?задавалась вопросом Афина?— и не могла ответить. Потому что не помнила?— когда из вздорного, раздражающего юнца с Клеймом Кронида Арес успел стать большим. Мыслей о нем она стыдилась, чувства?— глушила, порывы?— убивала боями на арене. Когда все думают, что ты мудра?— легко убедить себя в том, что так и есть.Признаться себе, что ты полюбила брата, которого все прочат на трон, гораздо труднее.Афина приподнялась. Села в постели, покатала задумчиво в пальцах чудесный плод. Наверное, из сада титана Атланта, из сада Гесперид. Откуда только взял? Мужа рядом не было?— только выемка в постели, хранящая след его тела. Небрежно брошенное на стул стрекало: не взял колесницу. Спешил? Просто не хотел будить?Колесница. Вспомнилось на миг: летит смоляная квадрига, и ветер весело рвет одежду с плеч, намекает: зачем?! И вздымаются клубы пыли, и пьянит аромат близкого моря, и сильнее него опьяняет аромат свободы: все, хватит, я больше не должна…И где-то в бесконечной дали остаются проклятый Олимп и проклятое пророчество. И звучит, ободряя, только для нее: ?Хорошо сделано, дочка?.С отцом она советовалась часто?— не прибегая для этого к словам. Достаточно было полувзгляда, полужеста. Иногда и этого было не нужно: она знала, что он сказал бы.Знала, что он смеялся, когда услышал?— о том, как Арес похитил ее, безмятежно танцующую на лужайке. ?Безмятежно?! —?взмахивал руками Арес. —?Да ведь даже Деметра не поверит. Вот если ты охотилась или тренировалась в метании копья…??— ?И каким образом ты меня похитил, дорогой братец, если у меня было копье???— ?Уклонился от твоего броска. Или мы схватились, и когда копья переломились, уволок. Аполлон эпическую поэму об этом сложит, царица моя!?Своей царицей он назвал ее в первый же день?— когда кони начали выдыхаться, и пришлось прекратить бешеную гонку почти на краю света. Она тогда взглянула на пещеру, возле которой они остановились. Хмыкнула насмешливо:—?Не сожалеешь, царевич? Вместо пророчества?— изгнание, вместо трона?— камни, дворец?— пещера…—?Зато у меня в царицах?— Афина Мудрая,?— отозвался он и протянул руку?— помочь ей сойти с колесницы. —?Что мне троны?Потом еще всё не решался подойти: разводил костёр, подстрелил пару зайцев, пока она набрала диких яблок, распрягал коней, устраивал немудрящее ложе?— и поглядывал недоверчиво. Будто полагал?— взбалмошный мальчишка?— что Афина Мудрая способна сбежать от Олимпа понарошку.—?С Афродитой ты тоже робок? —?спросила она, распуская волосы и скидывая хитон. —?Или полагаешь, что ты сможешь в изгнании уклониться от своих обязанностей? Или, может, хочешь подождать настоящей свадьбы, с обетами и благословениями родителей? Ждать придется несколько веков, так что ты…Осеклась, присмотрелась к ставшему столбом Аресу. Слишком восхищенно смотрит?— подумалось. Афродита что?— и не раздевалась перед ним никогда? Или нимфы, с которыми он убивал время, были так уж уродливы??Просто я думаю, что это сон?,?— сказали черные глаза незадачливого похитителя. Афина усмехнулась. Выбросила из-под ресниц ответный взгляд: ?Так я бы на твоем месте не медлила, Клименид: вдруг проснешься?.Потом было жарко и тесно, и он приподнимал ее бедра и сцеловывал с губ шепот: ?Если бы ты… так владел мечом… у меня бы на арене… не было ни шанса?, и в волосы набивались сухие травы, и он смешно боялся причинить ей боль (?Хаос, ты что, правда? Вспомни арену?), и звезды дружно прикрывались от смущения облаками Нефелы?— будто покрывалами.И все было правильно.Потом она учила его драться на мечах: ?Ну, есть же у тебя способности, ведь ты же его сын?. Он узнавал соседей, заводил слуг, начинал постройку дома. Рвался назад на Олимп, когда прошли слухи о бичевании Геры: ?Я знаю, что он не станет, я верю, но там что-то началось, и я должен… должен!??Не должен?,?— сказала Афина, угадав желание отца. Взъерошила мужу волосы. Сказала тихо: ?Он не хотел бы, поверь. Отец не первый год играет с Ананкой: как бы там ни было, он справится. Но ему трудно. Он?— на виду. И потому надежда на нас: нам нужно скрываться и наблюдать?.—?Наблюдать за чем?—?Чтобы понять.—?Понять?— что?—?Кто начал это. Войну нельзя выиграть, если не знаешь?— против кого воюешь.—?Войну?—?Да. Ты знаешь, что мать-Гея снова родила для себя? Безобидного ребенка, Офиотавра. Кто-то умертвил его. Кто-то, кто хочет, чтобы Гея ненавидела Кронидов. Кто незрим даже для Владыки Олимпа?— и потому мы должны оставаться здесь и наблюдать. Собирать союзников. И ждать.Арес нахмурился было?— ждать у него получалось плохо.—?Помни о пророчестве Мойр,?— напомнила она тогда. —?Не нужно тебе быть рядом с отцом в такой момент.Арес кивнул, принял игру, смирился. Он часто позволял себе соглашаться с женой. Когда они уже обзавелись домом, слугами и хозяйством, когда в их дом начал заходить и советоваться с Афиной Прометей Провидящий?— Афина краем уха смогла услышать обрывок разговора между Аресом и Эпиметеем. Брат Провидящего тогда только-только женился (по слухам?— жену ему в наказание за неуступчивый нрав подкинули боги Олимпа)?— и вот теперь хмыкал о том, что Арес как-то уж слишком покорен жене.—?Ты, значит, свою не слушаешь? —?уточнил Арес спокойно. Дождался кивка и обрубил:?— Потому что моя?— Мудрая, а твоя?— дура.—?Ты не Мудрая,?— бессильно шептала мать, к которой Афина осмелилась наведаться только через три года после побега. —?Иногда мне даже кажется?— ты не моя дочь. Променять все на мальчишку, которому предназначено…—?Ты растратила всю свою мудрость, кувыркаясь с Аресом в постели,?— презрительно фыркала бывшая подруга Артемида. —?Стоило оно того?—?Да какая уж теперь мудрая! —?отмахивалась молва.Афина кивала. Подтверждала матери: да, я не только твоя дочь. Усмехалась Артемиде в лицо: может, и стоило. Вслушивалась в молву.Подхватывала, будто нити, все, что случилось, ткала единое полотно: вот являются заговорщики, которых незнамо кто подначил… впрочем, ясно кто?— Мом Злонравный. Почти удавшееся свержение отца?— каким-то чудом заговорщики оказались поверженными, а Аид Невидимка освободил себе руки и едва было не посадил на трон Олимпа своего сына?— и любовника Геры.—?Двадцать лет,?— процедил Арес, когда услышал о том, как свергали Климена Олимпийского. —?Двадцать лет думал, что это я… Тартар бы взял этих Прях!Возвращаться на Олимп они не стали. Даже когда чаши качнулись было: вот она?— война с Посейдоном! С подземным миром! Вот?— война…Не та война.—?Будет другая,?— тихо сказал Прометей.Он пришел в тот день, когда Аид должен был нарушить клятву Стиксом. Афина знала: нарушит. Значит?— конец Посейдону… или кто там в его теле. Значит?— этой войны не будет.Хотелось отбросить проклятую мудрость?— которая говорила, что и здесь отец поступил правильно, выбрав самую малую цену. Неправильно. Неестественно. Не так, как любой из Кронидов?— не так, как кто угодно.Впрочем, разве кто угодно сойдет с трона сам? Или оставит в живых сына, о котором сказано было?— свергнет отца. Или добровольно отпустит жену к любовнику. Или…—?Другая,?— сказал Провидящий тихо.—?Кто начнет ее? —?спросила Афина?— и не получила ответа. Тогда она кивнула. Спросила иначе:—?Кто ее начал?—?Любимчик,?— шепнул Прометей, задумавшись. Вздохнул тихо:?— Со щитом было бы легче. Но он стал лучником… а стрела может обратиться против кого угодно. Теперь у него нет стрел?— остановит ли его это?Афина молчала. Думала об отце, который нынче шагнет в ледяные воды, предотвращая войну. Думала о том, что всю свою жизнь он старался предотвращать войны: сперва с Кроном, потом между братьями, потом с титанами, со своим сыном, теперь вот?— с подземным миром. Наверное, это мудро, вот только?— долго ли бегать от неумолимого? Рано или поздно, сколько ни отворачивайся, война явится на порог. Рано или поздно…—?Можно ли избежать? —?спросила она. Провидящий качнул головой. Потом вдруг прибавил тихо:—?Однажды я попытался свергнуть Климена Олимпийского. Участвовал в заговоре вместе с его братом, Посейдоном. Заговор не удался, и Климен спросил меня?— что я такого видел… Я видел его, творящего расправу над моим учеником. Видел войну между ним и Ифитом. Видел безумного тирана у власти…—?Мойры тоже видели,?— сухо сказала Афина. —?Как сын свергает отца.Подумалось вдруг: что они видели обо мне? Обет девственности? Эгида с оскаленной головой чудовища? Вечное соперничество с братом?—?Пророки видят лишь тот исход, который ближе всего,?— проговорил Прометей задумчиво. —?Видела ли ты их полотно, дочь Метиды? Я видел и касался его?— осязал призрачные шансы нитей. Чтобы предсказать один исход, нужно помнить о том, что настоящих исходов сотни.—?Так почему Судьбы не избежал Крон? Ведь и ему дали то самое пророчество? Почему он схватился за те нити, которые ведут к его свержению?— почему не смог? Почему не предусмотрел?Сорок тысяч почему?— выплыло откуда-то, то ли из прошлого, а то ли так?— из мыслей. Сорок тысяч почему?— и всего один ответ: потому что это ты, моя Ананка…Голубые глаза Провидящего прятались за длинными, как у женщины ресницами. И Афина вдруг поняла: его мучают те же вопросы. Нет. Наверное, те же вопросы мучают всех Мудрых.—?Прях?— тоже,?— тихо промолвил вдруг Прометей. —?Думаю, и Пряхи не знают ответа на это, дочь Метиды. В конце концов, Мойры не вездесущи. Говорят, даже их мать…Замолчал, устыдился великого кощунства, которое чуть было не полезло с уст. Потому что разве не Ананка Неотвратимая знает все и обо всех? Разве не она видит все будущие, какие только могут сложиться? Ведь должна же была та, которая где-то вращает ось мира, прозреть это все: двое, бегущих от Олимпа на колеснице, сына, не свергающего отца, жену царя, сбегающую с любовником-кифаредом, и сломанные крылья бога смерти, и его сватовство к огненной богине… Должна была?!Должна была предусмотреть и предвидеть, что вдруг треснет и вывернется наизнанку привычный уклад, что песни начнут стыть у аэдов в глотках, что Лисса-безумие сама признается: ей до такого не додуматься… должна?Ананка?— вечно мудрая, а мудрость всегда?— должна предвидеть.Потому что если бы вдруг не предусмотрела и не предвидела?— она посчитала бы нас всех, вышедших за грань, слишком непонятными, слишком спутавшими пряжу ее дочерям… что делают с паразитами, путающими пряжу?—?Будет война,?— шепотом повторила Афина. —?Другая.Промахос вздрогнула, очнувшись. Потянулась к мужу мысленным зовом?— и словно ударилась в глухую стену. Словно зовешь не просто далекого?— того, кого и нет вовсе.Ногти вонзились в яблоко?— плод брызнул золотистым, пахучим соком. Афина, опомнившись, вскочила. Отшвырнула одеяло. Прислушалась слухом воина?— по утренней привычке.За стенами спальни перекликались служанки, пахло мясной похлебкой. Утро было в разгаре: звенели птицы, где-то дробно стучал нож. Промахос нахмурилась. Отбросила яблоко, проводя по телу ладонями?— облекаясь в короткий, боевой хитон и дорожный хламис.Муж исчез неспроста. Яблочный сок отдавал горечью извинений. Мнимой беспечностью (?Я ненадолго, не беспокойся?). Ложным призывом не тревожиться (?Кушай яблочко и не волнуйся, женушка!?).Афина призвала яблоко обратно в ладонь. Задумчиво покрутила так и сяк, пораздумала: послать, наподобие метательного диска, в голову? Достойно Деметры, а не Мудрой. Я еще сделаю так, что ты на яблоки не сможешь смотреть, муженек. Особенно за то, что усыпил?— а что усыпил, в этом нет сомнений: она привыкла вставать с рассветом.Осталось решить, куда мог отправиться блудный муж. Промахос неспешно прошлась по двору: в последние годы хозяйство разрослось. На поклон являлись не только племена с краев земли?— и старые знакомцы: боги, лапифы, кентавры. Недовольные тем, как правит Зевс Сияющий на неизменном Олимпе. Вкусившие правления нового тирана и готовые вернуться к старому?— явись сейчас Аид, они бы пали ему в ноги и покаялись всем хором. Но Аида не было, и притекали по старой памяти?— к ней… и к тому, кто был так похож на отца, о ком все привыкли думать, что за ним и для него трон Олимпа. И тут уже?— откручивайся, не откручивайся, а союзников в новой войне приходится приобретать. Пусть даже эти союзники думают, что война будет?— против Зевса и за трон. Набежало столько?— Арес шутил, что впору города строить… ?Построим?,?— соглашалась Афина.А теперь?— глядя на послов, ждущих у крыльца дома, на сам дом, обнесенный чередой построек (скоро придется дворец строить, чтобы уместить гостей-послов-прислугу!)?— гадала, куда бы мог деться муж.За отцом? За отцом он бы позвал ее с собой, только вот?— как найдешь того, кто невидим среди смертных… К дружкам? Тоже вряд ли: гостем в доме Афины и Ареса был разве что Гермес. За умение молчать, когда требуется, всюду пролезать и болтать… тоже, когда требуется. На разведку?— так какая разведка посреди ночи… К любовнице? Всплыли в памяти жалобы Деметры на неверность Зевса. Афина фыркнула носом. И тут же неприятно кольнуло внутри: вчера была свадьба Гефеста и Афродиты, гремело основное пиршество, так что если бы вдруг…Фыркнула носом еще раз и пошла?— разговаривать со служанками и на всякий случай удалять со двора посторонних, послов… меньше глаз, меньше ушей?— меньше пищи для стоустой Молвы.Служанки позевывали, терли глаза. Перекрикивались зычно: ?Будто песку кто насыпал!? Афина кивнула коротко, выслушала рассказы-близнецы: никто не видел, как Арес ушел. Распустила служанок, освободила от дел, сказала: должно быть место и для отдыха.Кажется, это сочли еще одной мудростью. Как и то, что она сказала следом: что хочет побыть в одиночестве, ибо Мудрость никогда не одинока. Иногда Афине казалось, что стоит только сделать серьезное лицо, произнести любую чушь, пусть бы и что-то из бессвязных фраз Лиссы?— и все заахают, достанут таблички, увековечат на сырой глине, понесут потомкам…Мудрость никогда не одинока,?— повторила Афина, проходя во внутренний двор, обустроенный для тренировок. Даже если рядом есть лишь небо с безмятежными овцами Нефелы. Мудрость всегда найдет собеседника. Себя. Или прошлое. Или…Промахос сделала ещё три шага. Мгновенным движением призвала в пальцы копье?— и отточенная тяжелая бронза в тот же миг свистнула и ушла в безмятежные небеса.—?Сдурела, Мудрая?! —?возмутились небеса в ответ.Расщедрились и послали гонца: белые перья встрепаны, физиономия перекошена, в руках?— чашка с сонным зельем. Брат смерти кривился и потирал лоб?— на лбу набухала изрядная шишка.—?По делу пролетал… —?шипел Гипнос, обнимая чашку. —?А если бы ты чашу у меня из рук выбила? Или к овцам Нефелы бы приколола?—?Мало чести для овец,?— отрезала Совоокая. Призвала копье обратно?— покачала в пальцах. —?И если бы я хотела ранить тебя?— я метала бы копье острым концом.Бог сна уставился сердито?— но в серых глазах нет-нет, да и мелькала опаска.—?Так это ты на овец Нефелы охотишься, от великой-то мудрости? Или развлекаешься?— сбиваешь с крыльев случайных путников в небесах? Мог быть Гермес?— или Чернокрыл…—?У твоего брата нет крыльев,?— Афина говорила холодно и тихо, на бога сна вроде бы и не глядела?— рассматривала копье. На деле же?— ловила боковым зрением: не попытается ли Гипнос удрать? Бог сна бурчал и примерялся к своей чаше, но пробовать воинственную дочь Метиды на скорость не пытался. Ждал?— что скажет.—?Я не люблю соглядатаев.Вздрогнул, заполошно захлопал крыльями. На себя принялся указывать: я?! Соглядатай? Да кто тут вообще…—?И не люблю лжецов, сын Нюкты. Для того, кто просто пролетает по делам, ты летишь слишком неторопливо. Сколько ты следишь за мной?— час? Два?Копье хищно дрогнуло в пальцах, уставившись богу сна в переносицу. Тот забормотал было: ?Овечки же… уж и отдохнуть нельзя? И вообще, у меня с Нефелой…?—?Мудрость терпелива,?— задумчиво проговорила Афина. Поправила упрямую прядь. —?Но про меня говорят, что я лишилась мудрости. Стала обычной слабой женщиной…—?Слабой,?— фыркнул брат смерти и потрогал набухшую на лбу шишку. —?Тьфу ты, вот и в кого ты удалась, честное слово. Или от мужа нахваталась? Этот сразу на подходе?— душить…Раздул щёки, выдернул перо из белоснежного крыла. Буркнул?— ?Совсем облезу с вами?. И заговорил, не дождавшись вопросов?— потому что увидел, как взгляд Афины оборачивается копьем.—?Я к вам сюда ночью с вестями?— только подлетел еще, а он сам из дома выскочил. Я еще рот раскрыть не успел, а он за горло хватать. Молчи, говорит. Глазами, говорит. Ну, я пикнуть не успел, а он уже в глаза, до донышка, а потом только кивнул… Говорит?— давай свой настой, чтобы жена уж точно до утра не заметила. Плащ сгреб, меч сгреб, копье хватанул, говорит потом: посматривай тут. А за кем посматривать, что делать, куда сам ушел…И развел крыльями, лучась честностью. Ничего, мол, не знаю. Хочешь?— Стиксом поклянусь?Афина упрямо тряхнула головой.—?Ты направлялся к нам ночью? С вестями? От кого и с какими?—?Так от Чернокрыла же,?— охотно пояснил Гипнос. —?У них там, понимаешь ли, Персефона пропала. Ну, дочка Деметры…Кора. Невеста Ареса,?— вспыхнуло внутри невольно. С которой вместе танцевали тогда, у Парнаса, на помолвке. Нет, Мудрая,?— это глупо.Не невеста Ареса. Жена отца. То есть, Кора говорит, что она жена Аида?— и ей почти никто не верит… только вот даровавшие Коре новое имя Мойры вряд ли ошибаются.—?Пропала?—?Да, после пира. Сама история?— на триста песен, а если в двух словах, то сбежала с олимпийского пира… можно сказать, от любящего папочки.—?Сбежала от Зевса? —?усомнилась Афина.С Персефоной они не виделись с мнимого похищения Афины. Теперь Промахос знала о бывшей подруге немногое. Знала?— что та ждет возвращения Аида и ищет его. Знала о жалобах Деметры на отбившуюся от рук дочь: Гера говорила, что сестра часто ей жалуется… Знала то, что говорили мать и Гипнос: что Персефона пытается разыскать своего мужа среди смертных. Не знала только?— как ей удается оставаться незамеченной. И потому догадывалась?— кому перед уходом отец мог отдать подарок, полученный от Метиды. Цену рождения Афины.Но неужели же правда…—?Так ведь там Чернокрыл вступился за царицу, а за Чернокрыла вступилась его невеста?— ну, и пошло… В общем, они теперь скрываются от гнева Эгидодержца. Не во дворце Таната, конечно: так ведь недолго и на материнский гнев напороться, а уж Нюкта Чернокрыла выдаст Зевсу с удовольствием. Нашли убежище, словом. Персефону не нашли?— вот в чем дело. Сгинула?— будто бы с концами. Может, конечно, где между смертных… только кто знает, куда ее могло вынести, с перепугу-то.Афина нахмурилась. Шагнуть с Олимпа по-божественному не так просто. Против воли царя Олимпа?— еще сложнее. Пусть себе царя шутливо и по углам называют Зевсом Полувладычим, путь опасливо шепчутся, что левая сандалия Климена?— и та правила бы лучше…Трон?— это трон.Вынести Кору, теперь уже Персефону, могло где угодно.Только вот это порождало сотню других ?почему?. ?Почему? лезли друг через друга, попискивали, толкались?— вот еще, я первее! Почему все же ушел Арес, почему за Корой, почему услышал ее?— если, конечно, он ее услышал, почему ушел так, что его не дозваться…Сотню ?почему? задавливало одно неуклонное ?неужели?.Персефона говорила, что она жена Аида. До этого говорила, что любит Аполлона. А до того была обручена с Аресом.Но неужели…—?Кхм,?— напомнил о себе Гипнос. —?Делать-то что? Если, конечно, ты раздумала убивать меня, Мудрая.—?Трудно убить того, кто бессмертен,?— выплюнула Афина. —?Держи подальше от меня свою чашу. Лети, разошли своих сыновей, если только уже этого не сделал. Кору нужно найти.—?А… а ты?Брови понадобилось сдвинуть совсем чуть-чуть?— нашел ту, которая будет перед ним отчитываться! Бестолковый братец смерти шарахнулся, захлопал крыльями, буркнул что-то о том, что вот?— что муж, что жена в одном Тартаре деланы…Афина осталась исполнять самое трудное.Ждать.Ждать сложнее, чем биться. В сотни, в тысячи раз сложнее. Отец никогда не говорил об этом, но она знала: перед тем противостоянием с Кроном ему сложнее всего было?— ждать.Ждать, когда ничего не можешь сделать. Потому что сделано все: лишние глаза и уши спроважены, гонцы разосланы. И осталось вязкое, тревожное ожидание, в котором больше всего хочется метаться, кричать, разрубать кого-то мечом…Как ждет Деметра своего мужа от его многочисленных любовниц? Гера как-то признавалась: она не спустила бы измен. Отомстила бы, отыгралась за ожидание. Деметра только плачет?— и ждет.Только вот нынешнее ожидание нельзя разбавить даже и ревностью, потому что против ревности восстает проклятая, текущая в крови мудрость. Доставшаяся от матери. Подаренная отцом. Мудрость гасит пламя Флегетона в крови и шепчет, что к любовницам?— даже к возлюбленным?— не уходят так. Подложив жене под щеку золотистое яблоко, которое хранит тепло твоих пальцев. Усыпив ее?— чтобы не рванулась за тобой.Так уходят в ловушку. Так идут в пасть Тартара. Шагают туда, откуда нет возврата, где тебя никто не услышит, рассуждая по пути: я-то пропаду, но ведь будет война, и у войска должен быть предводитель, и Афина должна остаться здесь?— принять бой, если вдруг…Должна. Должна. Должна.Афина сомкнула губы, стиснула пальцы на копье. Стояла?— статуя самой себя?— отвернувшись от своего дома, на площадке?— той самой, где учила мужа биться на мечах. Не вглядывалась?— вслушивалась.В Ареса?— и не слышала его совсем. Слышала только прошлое: вот он приподнимает голову, тихо выскальзывает из-под одеяла… торопливо бросает кому-то на пороге: ?Кропи!? Касается ее плеча, кладет под щеку душистое яблоко, шепчет?— ?Прекраснейшей…??— и шагает торопливо, не оглянувшись… куда?В мать?— и слышала только отдаленную, вечную укоризну: ?И ты поверила словам мужчины! Ты?— Мудрость, ты?— должна…?В отца?— и голос того, кто скитается между смертными, сказал строго и ясно: ?Ждать. Только ждать?.Жены ждут мужей с битвы. И потому я не хотела становиться ничьей женой?— чтобы не узнавать этого чувства беспомощности.Гера говорила: Кора ждёт отца. Как она вынесла это?— столько лет? Если даже несколько часов?— неопределённости, скованности…Ты?— Мудрая,?— искривились губы. Ты должна.Так будь мудрой и жди.Секунды показались днями. Минуты?— годами. Час?— столетием.Арес шагнул из воздуха прямо на арену?— на выглаженный, ждущий нового поединка песок. Афина открыла глаза и рванулась было к мужу, но?— Мудрая?— остановилась и вгляделась.Он шел с усилием?— стиснув зубы, глаз не видно из-под черных, спутанных прядей. Брел, подволакивая правую ногу: на ноге была глубокая рана, воздух тут же пропитался запахом ихора. Оружия при Аресе не было. На руках безжизненно лежала Кора… Персефона.Бывшая подруга, теперь уже мачеха.—?Война… началась,?— сипло бросил Арес, не доходя до нее. —?Уже началась.Передал ей Кору: руки Афины?— руки воина?— легко приняли ношу. Шатнулся, удержал равновесие, опершись на плечо жены, она взглянула коротко?— и увидела оставшееся: очень измотан, дышит тяжело, по острым скулам сползают капли пота. И еще бледность, и еще что-то страшное, о чем лучше?— потом…Остатки гнева на взбалмошного мальчишку, который ночью кинулся не пойми в какую ловушку, рассеялись.—?Что с ней?Кора тоже была бледна. Гиматий и хитон порваны, испачканы в ихоре и грязи. На руках?— царапины. К груди она крепко прижимала знакомый шлем?— легкий, стрельчатый, серебристый. Еще сжимала какие-то листья или траву.И?— то же самое, что у Ареса, только отчетливее, звонче. Печать ужаса от увиденного.—?Испугалась,?— скривился муж. —?Устала… Обессилела.—?А с тобой?—?И со мной.Остановился, перевести дыхание: казалось, даже идти к дому?— и это отнимает силы. Усмехнулся слабо.—?Вижу, слуг убрала. Хорошо, царица моя. Может, твоей мудрости хватит на то, чтобы справиться с этим…В доме Афина сразу же затолкала мужа на женскую половину. Пристроила Кору на ложе в гинекее, Ареса заставила сесть. Раненым воинам?— особенно тем, которые принесли дурные вести?— помощь всегда важнее, чем случайным жертвам.Призвала полотно, втиснула в слегка дрожащую руку мужа кубок с нектаром, сама стала промывать и перевязывать рану: ихор не желал униматься. Попросила тихо:—?Теперь подробно. Все как было.Арес длинно выдохнул сквозь стиснутые зубы.Рассказывать он не любил, не умел: сказывался порывистый нрав. Рассказ разлетался, будто куски щита под ударами копья. Дробился, рассыпался.Ночью не спалось. Почему? Потому что. Может, мысли, может, предчувствия, может, скорбь об Афродите, которую где-то там выдают замуж. Не смотри так, моя царица, это шутка. Так вот, не успел еще задремать, как услышал зов Коры. Не зов?— просто отчаянный крик, полный ужаса. Крик тянул, звал за собой, и воздух с готовностью изламывался под шагами, готовился пропустить?— Хаос знает, куда. Он понял?— нужно идти. Понял?— может быть опасно.—?И приказал Гипносу усыпить меня,?— ровным голосом прибавила Афина, накладывая на рану целительную мазь. —?Вместо того, чтобы…—?… поступить мудро.Арес развел руками. Показал: мол, хочешь прибить?— давай.—?А ты бы меня отпустила?—?Еще чего,?— отрезала Афина,?— понесся бы в драку, не разбирая дороги. Хаос чего бы натворил.А про себя подумала: нет, не из-за этого. Это ведь одна и та же кровь у нас в венах. Аида Странника.Аида-Одиночки.Отец все всегда стремился делать сам, даже вот борьбу с Посейдоном свел только к одной жертве. Наверное, нужно от этого отвыкать.Арес молчал и потирал лоб?— пытался найти слово, которое объяснило бы все. Потом нашел. Откинулся в кресло устало. И выдохнул:—?Флегры…?Флегры. Флегры. Будет. Будет?,?— затукало было сердце, потом дрогнуло было?— сменило ритм, выбило: ?На-ча-лось…?Флегрейские поля?— когда-то плодородная почва на берегах вулкана. Вотчина Геи-Земли, в которой…—?Она опять родила? —?спросила Афина?— и получила кивок в ответ.—?Кого?—?Войну,?— ответил тот, кого когда-то назвали воинственным. —?Войну… царица моя.Взял ее пальцами за подбородок?— и распахнул взгляд, впуская туда?— на черную, выжженную пустошь нового сада Геи.Пылают костры. Возле них разгуливают фигуры, перешвыриваются валунами, взлетают на крыльях, перекрикиваются. Разные фигуры, странные?— какие-то похожи на богов, а какие-то нет. Змееногие, многоглавые, многорукие… Один десяток, два… много, очень много.И разворачивает перед глазами скользкие, змеиные кольца дорога: пойдешь по ней?— и нет возврата, и лезет под кожу ощущение ничтожности, хочется закрыться, стать букашкой на скалах, только не видеть того, что будет.Будет. Будет.Только тонет и захлебывается где-то поблизости отчаянный девичий крик.—?Из пустоты,?— сказал Арес, пытаясь ухмыльнуться. —?Она, видно, просто от страха… кричит, а я не всё могу понять, где она. Твари эти еще подхватились. Ловить кинулись. Она по всем полям мечется, я за валунами пытаюсь на глаза этим не попасться…—?Не попался? —?уточнила Афина, леденея. Арес пожал плечами, показал жестом: попался бы?— не разговаривали.—?Много мне желания, чтобы меня жена потом за дурость прибила… Вот копье раз метнуть пришлось: там один… почти схватил Кору, она следы на пепле было оставила… метнул. Как иголкой уколол. Смотри дальше, моя царица.В черных блестящих глазах?— отблеск полированной бронзы. Нагретый металл в руке: вспомнить старые уроки отца?— как бить из засады. Швырнуть?— и тут же незаметно за другой валун. Потом еще, еще… и глянуть: ранил? Не ранил.Но хоть отвлек. Один из нового племени?— волосатый, с пудовыми кулачищами?— хватает бронзовое копье как тростинку.—?Эй! —?голосит радостно. —?Плесени-то тут много! Эй! Айда травить!И земля ласково стонет под топотом новых детишек?— травить…И время вспыхивает и прогорает в воздухе, оседает пеплом на сгоревшую землю?— крутануться, за скалу, нет, еще за одну…—?Хо! Догонялки-пряталки!—?Братья-Гиганты! Играть!…от костров тянет ароматным травяным настоем?— запах перебивается горькой вонью самих Флегрейских полей?— бескрайнего пепелища. Вливается в букет запахов аромат жареной дичины?— видать, сыновья Геи решили ночью перекусить. Спрыгнуть со скалы, упасть по колено в душистые неизвестные травы. Только?— по колено. Прятаться негде. Земля гудит. Случайно прилетевшее откуда-то копье?— его же! —?ударяет в икру, он стискивает зубы, выдергивает копье из раны… Запоздало мелькает мысль?— вот Тартар, зря, сейчас ихор хлынет, весь воздух пропитается.Поздно. По икре сползает струя божественной крови, аромат наполняет воздух, топот оживляется?— ближе, яснее…—?Эй! Там он, чуете!Все. Теперь уже только драться. Вспыхивает внутри коротко?— хорошо, жену будить не стал…Теплая ладонь из ниоткуда хватает за руку.—?Арес… тише, это я, просто невидимая… Бежим.—?Я ранен, учуют. Беги одна.—?Ничего, я придумаю, пойдём…Под ногами Флегры?— плодородная почва, давшая жизнь новым семенам. Поднимаются, раскрывают лепестки невиданные лилии?— крупные, с одуряющим запахом, похожим на ихор.—?Вот так,?— усмехается Арес. —?Начинаю понимать, почему отец выбрал малышку-Кору. Афродита бы уже без сознания валялась… а эта еще и додумалась, как нас вытащить. Зарастила там все этими цветами. Со следа их сбила. Только вот обессилела совсем, так что нести пришлось. А добирались так долго, потому что пешком: оттуда не уйти по-божественному. Пока за границу сада… целую ночь и часть утра так и прошагали. Только когда за пределы Флегр зашли?— выбрались. А если бы не шлем…—?Если бы не шлем? —?эхом повторила Афина. Столкнулись взгляды?— железо и бронза.?Если бы не шлем?— что, муж мой? У них есть способ убить бессмертного???Еще и как есть, царица моя. И мне почему-то кажется, что удар бессмертного им нипочем. Любой удар. Любого бессмертного. Мать-Гея вырастила беду для всего живого…??Плесень,?— покривились губы мужа, и от этого он постарел и стал похож на другого?— того, который скитается среди смертных. —?Мы для них?— плесень?.Афина закончила повязку. Долила нектара в бокал мужа и призвала для себя второе кресло?— теперь можно было сидеть так, чтобы их лица были на одном уровне.Можно было задавать мудрые, правильные вопросы.—?Кто отец?Арес жмет плечами. Он?— не бог очага, не бог семьи. Под подол к Матери-Земле не заглядывал?— так и дрожит на насмешливых губах мальчишки. Все-таки юнец еще, пусть и муж…—?Нужно будет спросить у кого-нибудь, кто может знать. Геру, Гестию… кто ведает всем этим.—?Или отправиться туда соглядатаями и узнать самим.Вспыхивают глаза у Кронида?— готов отправляться, только вот нога болеть перестанет. Вот глотнет еще нектара, возьмет шлем невидимости?— и…—?Забудь. В первый раз вы едва ушли. Во второй… мать-Гея может оказаться на месте. Туда больше не пойдет. Никто.Арес хмурится, сейчас спорить начнет?— что вот, все равно нужна ведь разведка?— кто они, эти Гиганты, или как их там, какие способности, точное количество, какие вожди… Афина кивает задумчиво?— ты прав, муж мой. И все-таки…—?Думаешь, нас там могут ждать?—?Вы выдали свое присутствие. Мать-Гея неглупа. Она поймет, кто был в шлеме невидимости. Она поймет, что там был и кто-то еще. Копье. Ихор. Я только не знаю?— почему она медлит с нападением на Олимп… ?— А чего ей торопиться? Юность бывает не хуже мудрости. Афина медленно кивнула. Мать-Гея спокойна за своих детей. Каждый бог, который попытается нанести удар по Флеграм, обречен. Были соглядатаи?— пусть. Предупредят Зевса? Пусть… Тем хуже будет тем, кто поднимет руку на ее саженцы. ?— А Зевса-то хоть предупреждать? Понятно, конечно, что нужно?— а то еще войну проворонит. Как предупреждать будем, Мудрая? Между двумя скрещенными взглядами вспыхнуло послушно: ?Гермес?. Точно, Гермес, кто еще бы мог залететь на Флегры. Значит, побывал там случайно, в поисках Коры. Что увидел?— не понял, чуть ноги унес по воздуху, очень встревожился, кинулся докладывать отцу… ?— С Гермесом поговорю,?— заверил Арес. —?Распишет как нужно. Боюсь только?— как бы не кинулся дядя ломать дрова после таких новостей. Он, конечно, не Посейдон, но иногда как выкинет… ?— В кого только ты удался? —?притворно удивилась Мудрая. ?— В папу с мамой,?— с достоинством отозвался Воинственный. —?И соглядатай на Флеграх все же нужен. Скрестились взгляды?— удар, еще удар. Копье?— щит, стрела?— мишень, клинок?— клинок… Упрямство против упрямства. Служанки вздыхали: ну, что за парочка. Ссорится редко, но уж если поссорится?— такое начнется… ?— Туда… нужно вернуться. Афина вспомнила со смущением: они совсем забыли о Коре. О Персефоне, объявившей себя женой клятвопреступника, ждущей его… отца. Молодая царица приподняла голову. Не стала ждать даже, пока ужас сбежит с лица. Прошептала чуть слышно: ?— Нужно вернуться туда скорее… как можно скорее. Сейчас. ?— Вот,?— сказал Арес тут же. —?Понимает. Но и сам выглядел изумленным. Чтобы сразу?— опять на Флегры? Вот так быстро, после того, как еле ноги унесли? Туда?— и сейчас? Нет,?— читалось в удивленных глазах Ареса,?— конечно, меня жена считает взбалмошным мальчишкой. Порывистым и неосмотрительным. Но чтобы так…! Афина наполнила нектаром еще один кубок. Подошла, присела рядом с подругой, с которой не виделась почти двенадцать лет. Убрала с ее исцарапанного лица волосы, помогла напиться нектара. Спросила тихо: ?— Почему? ?— Потому что вот. Девочка с трудом села, провела дрожащей рукой по лбу?— и вдруг отвердел мягкий овал лица, в глазах зажглась решимость. На ложе сидела царица подземного мира?— приоткрывала ладонь, показывая черные, с прожилками серебра листья. ?— Там, на Флеграх… там сад Матери-Земли. И Гиганты… я слышала, как они зовут себя… они?— не только ее дети. Ее саженцы. Новые плоды. Войну она начнет, когда придет пора сбора урожая. А до тех пор они не должны покидать материнский сад, в котором их не взять ничем. Никаким оружиями и никакими силами. ?— Значит, если вдруг их за пределы Флегр выманить… —?оживился Арес. Кора взмахнула рукой, и он послушно замолчал. ?— Мать-Гея ждет, пока саженцы вызреют. Но еще она хочет сделать их сильнее. Хочет дать им такую же неуязвимость, как и на Флеграх. И она вырастила это. Я закричала, когда увидела. Обрывок черного листа истекает серебром в горсти. Отдает невнятной горечью?— то ли старым, запекшимся ихором, то ли полынью поражений… ?— Они пили отвар из него. Чудесный отвар. Который сделает их неуязвимыми для ударов бессмертных. И потому теперь они… Задохнулась, откинулась на подушки, преодолевая усталость и страх. Афина смотрела на Кору с изумлением. Девочка же сбежала с Олимпа, где ее домогался Зевс. Угодила на Флегры. Выглядит перепуганной, измученной?— как и должно быть. Но неукротимый зеленый блеск в глазах, твердость сжатых губ, бесстрашие… откуда?! Наверное, тем, кто столько ждал, не страшны уже даже Флегры. Молчали долго. Афина помогала Персефоне допить нектар. Арес тихо ругался в свой кубок. ?— Они неуязвимы… совсем? —?наконец спросила Афина. Кора тихо качнула головой. Показала: кто знает. Может, не совсем. Может?— временно. Может, им нужно выпить еще с десяток котлов чудесного зелья из чудесного растения. А может?— не десять котлов. Может?— один. Тук-тук,?— неосмотрительно, немудро сказало сердце. В наивной попытке подсчитать миги, которые, может быть, у них есть. Только вот?— есть ли? ?— Что будет, если отвар из этой травы выпьет бог? Девочка слабо пожала плечами. ?— Станет сильнее. Может быть, будет неуязвим перед другими богами. А перед ними… перед Гигантами… перед ними мы все… Плесень. Зараза. Сорняки, которые нужно истребить с корнем. Арес встал из кресла. Попробовал опереться на раненую ногу?— одобрительно кивнул. Сделал пару шагов?— хромоты почти и незаметно. ?— Знаешь, женушка,?— заговорил почти что весело. —?Меня ведь Гермес как-то спрашивал, чем я тут буду заниматься на краю света. Овец, что ли, пасти, сад-огород разводить или в чужом копаться? Оказалось?— и впрямь, в чужом садике копаться. Только вот много ли смысла, если мы эту траву?— под корень, а мать-Гея себе вдвое больше вырастит? ?— Не сможет,?— тихо отозвалась Кора. —?Она сейчас должна быть… истомлена родами. И такое можно вырастить лишь раз. Такое?— лишь раз. Тонкий девичий палец тихо вел по прожилкам. По серебру в черноте. По неуязвимости, до которой?— рукой подать. Только вот есть садики, до которых легко дойти, но которые непросто покинуть. ?— Царица моя… Афина отмахнулась?— погоди, сама понимаю, что нужно туда идти. Что нужно?— сейчас, потому что к следующей ночи будет поздно. Что Мудрость не поможет. Не поможет даже армия.Поможет только кровь того, кто века невидимкой бил в спину. Пользуясь не мудростью?— хитростью и изворотливостью. Набирая свою армию из себя самого. ?У тебя есть армия,?— пришел голос того, кого нет среди бессмертных. —?Вот она?— смотри. Шлем невидимости. Богиня, которой покорны цветы и травы. Твой муж?— воинственный. И ты сама. Разве этого мало?? Нет,?— ответила Афина мысленно. Этого не мало. Этого просто недостаточно. ?— Они бодрствовали ночью,?— сказала вслух. Девочка на постели?— царица подземная? —?кивнула устало. Арес понял быстрее: за годы они отлично научились слышать друг друга, даже не глядя в глаза. ?— Сейчас позову,?— согласился муж, уже стоя на пороге спальни. Не удержался, фыркнул:?— Может, яблочек с собой взять?— под щеки им подкладывать?* * *Утро влилось в день, как в ручеек в реку. Колесница Гелиоса где-то там, вовне, весело мчалась над головой?— лила золотое сияние на все, на вся…Сада матери-Геи на Флеграх ее лучи не достигали. Сад должен быть?— спокойным, тихим. Тенистым, удаленным от любопытных глаз.Чтобы нежные саженцы не побеспокоили плесень раньше времени.Плесень?— она ведь тут как тут. Дождалась затишного полдня, подползает, невидимая, к нежным саженцам. А саженцы…А саженцы храпят. Так, что грудь роженицы-Земли сотрясается?— наверное, от умиления. Так, что скалы дрожат, а камни подпрыгивают. В пятьдесят глоток… или все-таки больше? Ну да, тут же у некоторых?— по десятку голов.Слитный, монолитный храп висит над выжженными пустошами Флегр?— над когда-то плодородной, а теперь взрытой и перепаханной почвой. Детишки матери-Земли разбросали игрушки?— улеглись спать. Игрушки лежат вокруг безмятежно, пылятся: вот тяжкая булава, которую с места не сдвинут вместе Гефест со своими помощниками, а вот гладкие копья блестят адамантом, вот мечи?— что-то много, россыпь, палица, дубина, дротик…Плесень выводить?— нужно много игрушек.Зазеваешься?— подкрадется. И сожрет.Правда, плесень не торопится жрать пока что. Плесень смотрит издалека. Зоркими глазами воина?— из невидимости. Соизмеряет противника, оценивает?— сколько там рогов? Голов? Хвостов?—?Копейщик… —?шепчет плесень. —?А этот против Ареса… вот Зевс, а это кто же… Ифит?Плесени, кажется, скверно. Если бы ее не держали за руку?— давно подошла бы, вгляделась вблизи, догадки свои какие-то проверила. Только вот?— держат.—?Пора,?— шепчет голосок Персефоны, царицы, ни дня не сидевшей на троне. —?Идем же.И вторая ладонь, мужская, мозолистая, напоминает: пора, идем, насмотрелись.И Афина с усилием вспоминает: нужно идти, должна. Отворачивается от вязкой, затягивающей дороги, от которой нет возврата. От умоляюще распахнутых в немом крике глаз, которые мерещатся там, за дорогой.—?Веди.Кто там знает, сколько отвар Гипноса будет действовать на Гигантов. Бог сна висит сейчас над Флеграми, отдувается и кропит, но все равно?— лучше поторопиться.Храп. Едва слышный шепот Ареса: ?Перерезать бы им глотки, пока спят, и дело с концом?. Одернуть мужа: хватит безумств на сегодня. Еще непонятно?— получится ли перерезать им глотки. Получится ли это вообще у кого-нибудь. И всем разом глотки уж точно не перережешь. А остальные?— как только проснутся, двинутся на Олимп.Мстить плесени?— насмерть.—?Ты успел увидеть?— чем они бьют?—?Вообще ничего особенно не успел… а что?— собираешься проверить, царица моя?Качнуть головой?— не хотелось бы. И вообще?— давай уже… тише.За скалами, по осыпям и мягкому пеплу. Между костей животных, смертных… может, и богов. Тихо… тихо…—?Вот.Трава кажется знакомой: продолговатые, темные листья. Горьковатый аромат. Только пальцы Коры стискивают запястье все сильнее. Девочка шагает в траву, оставляя их с Аресом видимыми?— и ее пальцы перебирают, колышут стебли.—?Постойте, это же не то, не то…Прожилки листьев горят не серебром?— багрецом.—?Не то место,?— бормочет и Арес. —?То было к северу, вон там.—?Взгляну,?— шепчет Афина и под прикрытием скал пробирается на север.Воздух скрипит на зубах, давит грудь, сыплется внутрь прогорклым пеплом.Смотреть не на что?— на севере выпаленная земля. Остатки стеблей разлеглись между трещин на почве, из которой выпили все соки. Земля отдала что могла. Растения тоже.Теперь вернуться туда, где Кора бродит по колено в ?не-тех? цветах?— если не те, почему их Земля вообще вырастила?—?Поздно, сжали урожай. Может, конечно, еще не выпили, сложили где-нибудь…Осмотреть котлы? Подойти к кострам? Это значит?— нужно близко, совсем близко… Арес качает головой, в запальчивости открывает рот: не позволю.—?Ты после раны,?— шепчет в ответ она. —?Будь здесь. Ее вот защищай.Кора-Персефона мимоходом сует ей в руки отцовский шлем. Без страха отдает невидимость, усмехается взрослой, безразличной усмешкой?— кого другого защищайте… Потом отворачивается. Бормочет что-то траве?— или спрашивает у нее? Афина Мудрая принимает шлем и становится?— Афиной Невидимкой.Мудрость отходит на второй план.Сандалии почти не оставляют следов на легком, сыпучем пепле. Храп Гигантов валит с ног, еще сильнее валит с ног вонь: сладковатый запах падали, смрад немытых тел, запах чего-то горелого?— нарастают с каждым шагом. В огромном костре валяются части целых деревьев, куски плоти?— вот торчит копыто сатира, а вот нежное предплечье нимфы…?Мать-Гея,?— шевелятся губы. —?Что ты сделала, что ты сделала?!?Перевернут котел?— душистый отвар со знакомым запахом утекает в землю, последние капли. Наваливается дремота: ну, конечно, там же Гипнос в воздухе?— и на плечи будто падает остров Флегры. Вздор?— я выдержу, выдер…Плывут косматые тела, запрокинутые шеи искусно подставляются под меч?— нет, нельзя, теперь уже правда, их не возьмет простой удар, теперь уже?— только знания. Соберись, Мудрая. Смотри, Мудрая. Вглядывайся в лица, тела, оружие. Пытайся понять?— чем бьют?Перебирай, будто отточенные клинки в оружейной.Они и есть отточенные клинки. Серпы, которым предстоит сжать бессмертных: неуязвимые, неотвратимые, порожденные плодоносностью Земли… и Тартаром.Великая Бездна распахивает приветственный ощер за каждым из них?— Хаос, как же просто, Мать-Гея, разозлившись на своих внуков и правнуков, собирается освободить своих детей. Те, которые?— в Тартаре. Те, которые ждут.Бездна смеется, лезет в глаза Мудрой: гам! Гам! Раскрывает рот там, за плечами спящих детей, будто голодающий птенец. И нужно встряхнуть головой, убрать из груди липкий ужас, нужно?— понять.Тартар нельзя открыть, пока за ним стоит воля его царя. Пусть себе царь шатается где-то между смертными: великая Бездна будет закрыта, пока такова его воля. Пусть себе на подземном троне разместился кривляка-Мом?— все знают, кто одолел Посейдона. Все знают?— чье это место.Да, пока что Тартар держит еще и Зевс?— после ухода брата в Стикс Владыка Олимпа может распоряжаться и подземным миром как своей вотчиной. Но Зевс?— легкая задачка. Как орешек щелкается. Вот лежит и спит решение?— яростное, с трезубцем, с крыльями. Оружие против тирана-Громовержца.Но Тартар… Тартар не откроется просто так даже если и Громовержца не станет. Значит, должен быть ключ. Должен быть…Ноги врастают в землю.Афина стоит и смотрит на молодого Гиганта?— не огромного, просто высокого, мускулистого. Тот спит тихо, тревожно?— укутавшись в пятнистые шкуры. Лицо скрыто черными волосами?— только проступает неявно острая скула. А пальцы сжимают оружие. Древнее, потертое, знакомое оружие, от которого сразу же нужно отвести взгляд?— будто это оружие тут же проткнет горло. И уходить, уходить быстрее, не задумываясь, обо всем можно подумать после, а теперь?— бежать отсюда…Поздно. Гигант подхватывается, будто кто-то шепнул ему на ухо: опасность! Прикрывает глаза, прислушиваясь к дыханию братьев?— и Мудрая замирает, не смея ступить. Увидит, почувствует, а тогда уже…Древний, тусклый металл приковывает взгляд.—?Кто здесь? —?спрашивает Гигант почти что весело. —?Эй, покажись, невидимка!И поворачивает голову, и черные, пронзительные глаза нашаривают, ищут, ощупывают воздух.Только бы Кора успела уйти,?— взмолилась Афина мысленно. Только бы Арес…Боевой клич ударил вовсе с неожиданной стороны: она оставляла мужа на севере острова, а клич раздался на юге. Весело прокатился между скал.—?Эй, сони! Привет из подземного мира! Давно гостинцев-оплеух не получали?Черноволосый Гигант обернулся на клич, перетек в боевую позу. Ног у него не было?— ниже пояса шло черное змеиное тулово.Пальцы сжали страшное, старое, истертое оружие. Разжались неохотно.Вокруг, потревоженные криком Ареса, уже вставали другие Гиганты. Расправляли крылья, разевали рты в зевках.—?Это что это еще? Из подземного мира? А?Молодой Гигант дернул плечами. ?Так, мелочишка?,?— пробормотал разочарованно.—?Эгей! Убогие! —?радостно крикнул Арес, и Афина чуть было не застонала в голос. —?Что-то вы там медленно?— может, пинком под зад поторопить?Саженцы матушки-Земли задвигались, загомонили.—?Да мы тебя… самого пинком… пле-е-е-есень!Повскакивали на ноги, загрохотали горным обвалом навстречу одинокой фигуре, стоящей между скал.?Чего ждешь? —?издевательски спросил голос отца из-за плеч, и Афина чуть было не обернулась, чтобы посмотреть?— не стоит ли Аид за спиной. —?Овдоветь захотела??Обогнать лавину трудно. Афина бежала, превращаясь в вихрь, и чувствуя, зная, что проклятые Флегры вытягивают из нее силу, неслась?— вперегонки с гибелью своего мужа, не слыша собственных шагов из-за топота позади.Бежала, забыв о мудрости, слыша только?— иступленный стук выскакивающего из груди сердца.Успела?— схватила за руку за мгновение до того, как Арес, размахнувшись, метнул копье.И тут же, под разочарованный вой позади, дернула мужа за скалы, за камни: шлем скрыл обоих, и теперь нужно было уходить, как можно тише…Уходить?— пока за их спинами почему-то смыкается темнота.—?Ночь, что ли? —?взревели за спиной негодующе. —?Нечестно, плесень!—?А-а-а, подземные! Искать их надо!—?Хотел драться?— дерись!—?Трусы! Вернись! Пинков надаем!Грохот столкновений, грохот искрошенных скал. Грохот?— скрывает следы. Грохот?— и каменистая почва под ногами, пальцы стиснуты ладонью Ареса, из-под отцовского шлема скользят капли пота, стекают по щекам, на лбу мешается проклятая прядь?— вылезла, непокорная! Отрежу, в Тартар заброшу?— хотя очень может быть, что они тут сейчас вместе с Аресом в Тартар…Всей семьей.Но погоня кричит и мечется позади?— погоня отстает, только швыряет валунами вдогонку так, что долетает каменная крошка. С небес тоже слышны растерянные крики: потеряли из виду, теперь негодуют, да еще и спать хочется…—?Где Кора?—?С Гипносом. Уходим.Шепот?— в ответ шепоту. И тишина?— только легкое шуршание сыпучего пепла под ногами невидимок.Заговорили они позже. Заговорили?— через час, а может, два пути к окраине Флегрейских полей: до того шли молча, под невидимостью, не размыкая рук, следя только?— чтобы мокрая ладонь не выскользнула из чужих пальцев.—?Дурак,?— наконец выбросила сквозь зубы Афина, поперхнулась едким пеплом и закашлялась.—?Сама не лучше,?— огрызнулся муж. —?М-мудрая, тоже. Я как увидел, что этот поднимается, вот-вот тебя учует…—?Я могла бы быть уже на полпути к вам.—?Ага. А головой он водил туда-сюда просто так, со сна зазевался.Скрипит под ногами пепел. Скалы ощериваются. Каждая?— черным маленьким Тартаром.—?Спасибо, Гипнос понял, что пора уходить: слетел, подхватил Кору… отнесет ее к нам.—?А если эти увидят?—?Увидеть?— не догнать. У сна быстрые крылья. И все равно отвар его действовать перестал?— так хоть какой прок…Паузы?— длинные, тягучие, будто загустевшее оливковое масло. Воздух не хочет идти в грудь?— лежит камнем. Будто в колесницу впряглась.И впрямь, колесницу бы, а то шаги Ареса звучат неровно: опять хромать начал.—?Откуда тьма? Которая нас укрыла?—?Думаю, от малышки Коры. Я не мастер в темные облака перекидываться. Хотя отец… учил. Значит, они с Гипносом ушли не сразу: девочка следила… Хорошо подыграла, а? Услышала про подземный мир…—?Зачем ты крикнул про подземный мир?Пожатие плечами она определила на слух.—?А чего б нет. От нас подозрения отвести. Пусть Гея погадает?— какие подземные гости и зачем к ней шастают. Повезет?— еще с Гекатой или Нюктой передерутся.Одна кровь,?— вспомнила Афина сумрачно. Бьющего в спину. Пусть себе?— разные матери, только…—?Это было мудро.—?Ну, надо ж мне было хоть чего-то нахвататься. Не только?— на мечах…Путь кажется бесконечным. Минуты застыли?— не хотят бежать, воздух колышется вязким, колдовским варевом. Ничего, Арес же шел. Еще и раненый, еще и Кору нес. Ничего.Путь вдвоем?— легче.—?Что там с той травой?—?Разобрались. То есть, Кора разбиралась, я все больше смотрел?— где там ты. Заставила увять, а после вырастила похожее?— но не то. Думаю, не разберутся. Только вот они ведь выпили отвар, да? Из той травы, которая дает неуязвимость от бессмертных?—?Выпили.—?А эта травка была иной. Давала неуязвимость от смертных. Понимаешь? Так что смертный, может, и смог бы их одолеть, только где ты возьмешь такого смертного?Невидимый голос, который Афина так часто слышала, засмеялся за плечами. Предложил: а давай кого-нибудь из сыновей Зевса в герои возьмем. Вон у него, много сыновей, можно даже всех собрать?— вдруг на что-то сгодятся?—?У них отец?— Тартар,?— прошептала Афина в ответ. То ли Аресу, то ли отцу, голос которого слышала. —?Гея хочет с их помощью освободить сыновей.—?Скверно,?— сказал Кронид и чихнул.—?Там есть двенадцать… оружие против каждого из нас. Тебя. Меня. Зевса. И есть один. Который может открыть Тартар. Который…Арес сжал ладонь, прося помолчать. Понял, мол. Догадался?— против кого оружие этот, который один. Который не будет участвовать в битве и шагнет прямо с Флегр?— открывая врата Тартара.Который неуязвим?— ибо не может быть уязвим тот, чьи пальцы сжимают гладкий, вытертый металл лука Урана.Муж молчал долго?— час, два, три. Только поглаживал ее ладонь пальцами, будто рукоять меча ласкал.Заговорил уже когда они достигли окраины Флегр?— и сделали шаг по-божественному, изламывая мир вокруг себя. И упали в вечерние тени, в душистые травы у своего дома. ?— Значит,?— сказал тогда муж, тяжело дыша,?— значит, здесь нужен тот, кто мог бы принести им смерть. А потом уже?— наше дело. Смертный… герой.Афина глядела в поблескивающее звездами небо. Звезды мигали, суетились?— видно, строили созвездие героя. Самой фигуры не было видно?— проступала только сложенная из звезд тетива.—?Нет,?— заговорила Мудрая со странной уверенностью. —?Не смертный герой.Смертный лучник.