Сказание 6.2. О похищениях на колесницах и просто похищениях. (1/1)

Кнут распевал вовсю?— звонко, радостно. Так, небось, птицы не поют. Должен был?— торжественно и сурово, а вот, попался какой-то голосистый, не постигаю?— откуда его Эвклей откопал. Голос кнута?— на фоне гробовой тишины и редких стонов?— казался неуместно легкомысленным. Кнут забыл, что нынче казнь. Остальные помнили. Солнце слепило глаза?— вцеплялось когтями, тоже хотело кого-нибудь казнить. Нотт-озорник подхватывал песню кнута?— и разносил по внутреннему двору, от бога к богу, от нимфы к нимфе… В песне было?— о том, как нельзя изменять Владыкам. ?— Хорошо, что Афина не пришла,?— сказал я тихо. Гера, застывшая по правую сторону от меня, вздохнула что-то почти неслышно. Она была в моём шлеме?— незрима. И, кажется, опасалась, что меня или ее все же услышат. Я был уверен?— что не услышат, а услышат?— додумают что-нибудь за нее и меня. Зелье Гекаты разило без промаха. Я просто позвал их ?освежиться перед неприятным зрелищем??— тех, кто хотел увидеть казнь. Слуги разнесли нектар и амброзию. Другие слуги вывели во двор подобие Геры?— можно было взять любую служанку, а после сбыть в подземный мир… Но я сделал проще: накинул облик царицы на одну из овец Нефелы. И бывшее облако обреченно проплыло к месту казни, и на его (ее?) спине вскоре заблестел поддельный ихор. ?— Думаешь, на нее не подействовало бы зелье? —?тихо спросила Гера. —?На Афину. ?— Уверен. Из тех, кто умеет видеть?— здесь никого, это радует. Гестия где-то в лесах, она все последнее время старается не проводить во дворце. Стикс убыла в подземный мир?— оставила за себя сынков, бичевать якобы царицу. Ни Фемиды, ни Япета… Вроде бы?— полный двор набился, а и опасаться некого. Нет даже Ареса?— видать, еще не донесли о моей беспримерной жестокости. Ну, зная сынка?— он вылезет, когда не надо, и устроит отцу неожиданность. Боги, божки, музы… Артемида с нахмуренными бровями и без брата. Гермес. Деметра?— она прибыла утром и все пыталась рыдать и просить за сестру, голосила так, что чуть игру мне не испортила. Зевс?— ну, куда ж без братика. Смотрит задумчиво?— то ли фигуру Геры оценивает, то ли прикидывает, что иногда бывает за измены. Удар?— стон, удар?— стон… брызжет на плиты подобие ихора. Напевает кнут. Позванивают цепи, которыми прикована овца Нефелы в облике царицы. Наковальни на ногах болтаются. И глаза?— не меньше сотни?— прикованы к наковальням, к исхлестанной спине, к развившимся волосам… И у всех?— у брата, у Деметры, у мелких божков… у всех затуманены тем, что им хочется видеть. То, что я подсказал?— увидеть им… И мне не хочется знать?— мог ли я им просто приказать. Махнуть рукой, указать?— вон там Геру бичуют, узрите! Описать в нескольких словах подробности: вот так она кричит, так изгибается, такие-то рубцы оставляет кнут… Не хочется знать?— потому что я знаю. Понимаю, о каком праве говорила Трехтелая там, в подземном мире. Понимаю, почему разочарованно молчит Ананка за плечами?— ей нечего мне сказать… ?— Что мне делать теперь? —?спросила Гера, когда ее подобие проплыло под охраной обратно?— в свои покои. На плитах внутреннего двора поблескивали брызги фальшивого ихора. Шептались зрители?— я только что приказал Гере не показываться мне на глаза. Деметра на цыпочки приподнялась?— сейчас побежит утешать сестру… ?— Что хочешь. Пойди в свои покои?— поплачься Деметре, когда она явится с объятиями. Расскажи о своей боли Афродите, когда за Деметрой явится и она. Пошли кого-нибудь к этому своему… Ифиту. Предупредить, чтобы не наделал глупостей. Надавай мудрых советов Аресу, когда он явится пророчество исполнять. Вскрикнула, схватилась за мое плечо. Стряхнул ее пальцы. Сквозь зубы прибавил: ?— Не забудь снять шлем. Может, в последний момент я попробую сбежать, кто там знает. Не хотелось бы до скончания века болтаться в Тартаре. В компании отца. Что ты там хотела сказать, Гера? ?Я сделаю все, чтобы наш сын не сверг тебя из-за меня?? Не трудись?— ты лишь одна из причин. Вторая…—?Владыка! К ногам твоим…Сговорились они, что ли? Только, понимаешь ли, закончил лгать окружающим и спровадил их на пир. Выслушал сто тысяч мольб быть снисходительным к глупой жене (Гера бы их за такие мольбы стрелами бы нашпиговала!) и не карать ее дальше. Только вот обещал подумать… и опять что-то в ноги валится.Что-то светловолосое, пышногрудое, в легкомысленном хитоне и с дикими глазами.Тартар знает, что за она. То есть, наверное, Гера знает?— она же половина моего всезнания, в особенности о том, кто кому кем приходится.Вторая половина?— шлем-невидимка?— тоже не в помощь. Остальные пирующие молчат. Подавились вином?— потому что два раза за одни сутки…Разве что вот Деметра вскрикнула шепотом: ?Левкиппа, что ты тут…?Спасибо за подсказку, сестра.—?Радуйся, о прекрасная. Можешь смотреть. Не Левкиппа ли ты, нимфа, что дружна с моей сестрой Деметрой?И гул?— в пиршественном зале: ?Вот ведь все знает…?А нимфа трясется так, будто я в нее вот-вот стрелу метну. И перебегает глазами?— с меня на Деметру, с меня на Деметру…—?Поведай же, что привело тебя ко мне!—?Владыка, я… покарай меня, Владыка… Великая Деметра, покарай меня! Повелитель морей, Зевс…Карайте меня все, я уже понял.—?Что случилось?—?Кора… Кора похищена. Кора…Крик ужаса Деметры вспорхнул подстреленной птицей. Зевс саданул ладонью по столу в гневе:—?Кто?!—?Аполлон…Теперь вообще все заорали. Ну, кроме Владыки. Владыка там, кажется, малость, закоченел на своем троне?— наверняка от гнева. Все же не каждый день?— невесту сына из-под носа…Мне бы подняться, что ли. Загасить шум. Спросить: как?! А вот, молчу, будто и дела никакого нет. Внимаю в суровом (наверное) молчании: да, она танцевала, цветы собирала… а он прилетел, как Геката, в золотой колеснице, схватил и увез. Нимфы и опомниться не успели. Теперь вот просят, чтобы их побыстрее покарали, потому что не догнали колесницу.Вот и что с этим делать Владыке, а?! Ясное дело?— что: расколоть череп Мому-насмешнику. Вот ведь он невовремя со своей историей об измене Геры. Я-то, конечно, сделал, что мог, и определил казнь, только вот кифаред Аполлон…—?Мы сбежим,?— звенит в висках сказанное юношеским голосом. —?Я украду тебя, как мы раньше и собирались, не бойся, теперь уже?— только так…И?— слабый девичий голос:—?Владыка обещал мне…—?Опомнись! Неужели ты не слышала, что я рассказал тебе? Как он поступил с собственной женой?— а ведь было ее слово против слова Мома-насмешника! Он насмеялся над тобой, Кора, ему нельзя верить.—?Ты совсем его не знаешь. Я пойду к нему опять, я спрошу его, я скажу ему…—?И он не выпустит тебя с Олимпа. Кора, говорю тебе?— только бежать! Иначе он заточит тебя в темницу, выдаст за Ареса силой…—?И ты не боишься разгневать его?—?Я боюсь за тебя. Только за тебя. Его я не боюсь. Ни его, ни гнева отца…—?Молокосос!!Зря, очень зря. Гнев Зевса?— это вам не копыто сатирье. Поражает мгновенно, бьет как следует?— чтобы уж с одного раза.Младший встал?— нет, вырос из-за стола. Сверкнул вечным солнцем в волосах, полыхнул гневом в глазах. Левкиппа, заскулив, поползла поближе к моему трону.—?Брат. Позволь мне покинуть твой пир. Позволь мне… найти мальчишку и показать?— каково это бывает: когда берешь чужое. Тебе незачем тревожиться, брат: я сделаю это сам…Понимаю, Зевс. Ты так старался устроить эту свадьбу (просто так или чтобы угодить Аресу?— кто там знает). Так гордился тем, что мы поженим наших детей. И тут вдруг другой твой сын подкидывает такой подарочек. Впору и впрямь разозлиться?— до белой, обжигающей ярости, вскипеть хуже Посейдона и приготовиться нестись и карать.Хотя я бы не стал на твоем месте так опрометчиво связываться с лучником, знаешь ли. Пусть и против трезубца.Угомонил бы жену лучше?— вон, голосит и волосы рвет, готова впереди твоей колесницы бежать на розыски Коры.—?Пусть твоя жена расспросит Левкиппу, брат,?— тихо сказал я, глядя Зевсу в глаза. —?Идем. Мы поговорим с тобой вдвоем… и не на пиру.Дурацкий день, хоть и последний. Половина гостей уж точно вообразила: сейчас Климен Милосердный еще больше забудет о своем милосердии. И наедине устроит Владыке Морскому головомойку?— мол, как так, что ж ты слова не держишь и за отпрысками не следишь?!Похоже, Зевс думал точно так же. Не успели мы еще удалиться от мегарона?— начал:—?Стиксом поклянусь?— я не знал, что этот щенок…Я махнул рукой. Нашел наконец уединенную комнату, где не подслушивают. Подозвал от стен два равных кресла.—?Да знаю я… сговор отзову. Аресу объясню… слушай, у тебя там в пучинах морских… нет чудовищ каких-нибудь пострашнее?Зевс моргнул, остывая от вспышки ярости. Потер лоб недоуменно.—?Чудовищ?—?Пострашнее.—?А тебе зачем?—?Как выкуп. Вряд ли этот твой сын… Аполлон… сможет расплатиться за Кору песнями. Золото и цацки мне не нужны. Остается подвиг потруднее. Есть такое?— пострашнее, но чтобы справился?—?Что ты вообще…?!—?Ты. Объявишь через Гермеса, других своих детей, любых вестников… что Аполлон получит в жены Кору, если совершит такой-то подвиг. Если своих уродов нет?— попроси у Посейдона, его подданные и без того на поверхность зачастили.—?Да что ты мне, брат… —?прошептал Зевс. —?А Арес? Невесту отберешь? Заявишь: раз похитил?— значит, теперь его?! Не кара?— выкуп? Я знаю, что тебя называют Милосердным, но это уж…Безумие?— не это ли хочешь сказать, младший? Перенапрягся старший?— править. Тут еще измены жены, похищенные будущие невестки… вот и несет что-то странное?— так?!Я-то думал?— став Владыкой Глубин, ты научишься хоть немного смотреть вглубь.—?За Ареса не волнуйся. Не будет преследовать ни ее, ни его. Ну, хочешь?— потом пришли ему даров. Или другую невесту подбери: да вот хоть у Гефеста Афродиту отними…—?Он пошел против моего слова! Против твоего слова! Похитил мою дочь!Вот бы кому править?— Зевс точно знает свое место. И что делать. Непокорный юнец пошел против отцовской воли?— нужно наказать. Против воли Владыки?— нужно покарать как можно суровее…—?Скажи, брат, если бы ты похитил понравившуюся женщину?— ты стал бы медлить с тем, чтобы овладеть ею? Полгода в щечку бы целовал, любезности шептал на ушко?Отдалось?— безудержной горечью воспоминания: падает с обнаженных плеч плащ… призывно сияют глаза в ресницах, окованных медью.Сказать ему, что ли, что Кора была не против похищения? Так ведь не поймет, да и вообще?— кто спрашивает у женщин?— против они или не против?—?Если похитил, значит, она уже?— его. Что?— заставишь ее вернуть девственность, потом отдашь Аресу? Чтобы он стал вторым? В чем, по-твоему, больше позора?Молчит младший. Скрипит зубами. И взглядом?— синим, как предгрозовая глубина моря: все равно я верну дочь, а этого кифареда…—?А теперь скажи мне, брат: Аполлон у тебя дурак?—?Что?Дрогнула мина гнева. Сменилась удивлением.—?Дурак, говорю? Не понимает, что ты решишь его искать? Не представляет, что ты не успокоишься, пока не вернешь дочь? Не знает, что ты будешь гневаться?—?И что с того?—?А то, что на твоем месте опасался бы стрел. Я предлагаю тебе отдать ему в жены дочь и примириться с ним, пока еще не поздно. Потому что если ты промедлишь…Он ведь не трус у тебя, Зевс. Просто осторожен, осмотрителен… более дальновиден, как положено лучнику. И если ты не остановишь его сразу же, сейчас, то он…—?Что? Против меня? Этот?! Ты это хочешь мне сказать, брат?!Я молчал, плотно сжав губы. Внутри отдавалось?— отдаленным грохотом: ?Тебя свергнет сын, сын, сын…?Клеймо Кронида.—?Примирись с ним, Зевс. Я мог бы приказать… Но дочь твоя, сын твой. Примирись с ним, я улажу остальное. Пока не началось.—?Началось?Зевс метнул пронизывающий взгляд?— будто тоже был лучником. Сел напротив, стиснул пальцы. Спросил как будто бы даже с интересом:—?Может, поведаешь, до чего ты дошел в размышлениях, Мудрый?—?Ты бы тоже дошел до этого. В размышлениях. Если бы не гневался на сына. Я же спросил у тебя?— дурак ли Аполлон. Могу ответить вместо тебя: нет. Значит, он не пойдет против тебя в одиночку. Он будет искать союзников. Скажи, к кому он обратится первым делом?—?Всегда есть те, кто недоволен правлением. Тот бывший рыбак?— я тебе говорил?— Главк… Ты рассказывал?— титаны Кой, Лелантос, Астрей, Крий…Вспомнил, наверное, и о великанах, и об остальных. Об одном только позабыл.—?Посейдон,?— подсказал я тихо. —?А теперь скажи мне?— на что это похоже.На то, что мы с тобой, брат, полетим с тронов вверх тормашками. Ну, я-то?— понятно, почему, тут же Арес еще явится с разговором о матери и о несостоявшейся свадьбе… Только вот если Аполлон заберет твой престол?— не думаю, что они договорятся с Аресом. Мой сын, знаешь ли, вообще не умеет договариваться. А это значит?— война неба и земли, там еще Посейдон где-нибудь будет…Все, конец Золотому Веку. А ведь какая сказка была.Зевс тряхнул головой. Послал мне светлую улыбку.—?Ты видишь мир слишком мрачно, брат. Странно для того, кто правит небесами. Но спасибо тебе за то, что предостерег. Теперь я знаю?— откуда ждать удара.—?Предотвратить ты его, конечно, не хочешь?Зевс только поморщился?— пойти на поводу у сыночка!—?Владыки не уступают. Я подумаю… но ты только представь, что Деметра вытворит, если я о таком хотя бы скажу. Думаю, она-то готова Феба на куски разорвать.Я кивнул. Поймал в искрящихся глазах брата?— отблеск еще не погасшего гнева. И упрямство: сколько можно слушаться Мудрого, сами помудрее будем…—?Пора,?— сказал я. —?Не медли.И ведь это еще чуть за полдень?— день-жизнь только в расцвет входит. Что будет к вечеру-старости?— страшно вообразить.Миги увязли в минутах, минуты застряли в часах. Капли застопорились в клепсидре?— не сдвинуть. Разговаривал с Артемидой?— пытался убедить, чтобы нашла брата и привела его с Корой под мое покровительство. Клялся, что защищу от гнева Зевса. Артемида кивала и не верила (ну да, она же видела бичевание). Прятала глаза и разрывалась?— между любовью к Зевсу и любовью к брату. Говорила, что с братом уже пару месяцев почти не видится?— и тут была честна.Значит, Аполлон мог готовиться спихнуть отца и раньше. Уже до помолвки, когда отправил ко мне Кору…Беседа с Деметрой тоже ничего не дала?— кроме рыданий и обещаний кое-что Аполлону укоротить. Деметру успокаивала Гера?— хмурая, прекрасно понимающая, куда мы влезли, и почти что забывшая изображать почтительный ужас при моем виде.—?Я мог бы сам устроить их брак,?— под конец сказал я, решив, что нужно бы ляпнуть хоть какую-нибудь глупость. —?Не спросив позволения у Зевса.Гера высказалась сложнее, она прошипела: ?И как это будет выглядеть? Слабостью? Издевательством над сыном? Плевком в лицо брату?!?Деметра же просто с ужасом икнула, подняла на меня красные глаза и выдала:—?Зевс пойдет на тебя войной.После чего опять начала рыдать о дочери?— чем и занималась, пока Гера не заставила ее малость успокоиться и не спровадила с Олимпа вслед за муженьком: ?Будь спокойна и положись на Климена: он все знает, все придумает, все сделает…?.—?Моя вестница не нашла Ифита,?— поведала потом супруга покаянным шепотом. —?Нереиды не знают, где найти его, а к Нерею Ирида не осмелилась являться.Я прошелся по покою. Запустил пальцы в волосы?— и родное золото венца оказалось чуждым. ?— Он у тебя не лучник, случаем? Хотя что я спрашиваю, знаю уже. Впору надеть шлем и окончательно сделаться невидимкой?— ну, или мишень на спине нарисовать. Два кифареда-лучника, разгневанный Зевс, собирающийся воцариться в подземном мире Посейдон… ?— Не нужно было тебе ходить в подземный мир,?— сказала сестра. —?Сидела, кусала губы, на щеках?— красные пятна от слёз. —?Я заслужила десяток таких бичеваний. Совершила глупость, когда поддалась искушению?— а глупость нужно карать. В синих глазах, наполненных слезами, вяжется цепочка. Начинается с нее?— с измены. А заканчивается?— лучше не видеть, чем. ?— Скажи служанкам?— пусть тебя высекут. Послушай рыдания Деметры или вкуси стряпни Афродиты: есть много способов покарать себя. Мне недосуг заниматься этим. У меня тут, знаешь ли, такое намечается, что уже почти что хочется взять сына за грудки, встряхнуть и заявить: ?А ну свергай! Свергай живо!? А потом отправиться в Тартар, оставив остальных разбираться с тем, что начнется. Только вот чтобы взять сына за грудки?— нужно, чтобы где-нибудь неподалеку присутствовал сын. А он что-то не торопится, хотя молва точно до края света долетела?— поведала и о бичевании Геры, и о похищении Коры… А я вот по своему дворцу круги в недоумении наворачиваю. Где, Тартар побери, Арес с местью за мать? За Кору?! Да хотя бы с разговором, что ли?! Эй, безжалостные Мойры! У меня тут рок куда-то потерялся?— не отыщете ли?! Мойры вняли. Расщедрились, старые, в ответ на просьбу (последнюю? а, кто там знает…). Метида Разумная явилась во дворец?— получаса не успело пройти. Оторвав меня от размышлений?— что мне, собственно, делать с норовистым Зевсом, норовистым Аполлоном, такой же норовистой Корой… ах да, Деметра еще… Разумная явилась с таким лицом, что вообще оказалось не до размышлений. Оказалось?— нужно только кивнуть всем на дверь. Еще и дверь запечатать. Чтобы не услышали, что может обрушить воплощение разума на воплощение неразумия. ?— Твой ублюдок-сын… Не узнаю тебя, Метида. Волосы растрепались, изломались губы, лицо кислое, будто недозревшее яблоко. В глазах пылает нечто, совсем чужеродное разуму?— но это и понятно, под стать истории. О несчастной Афине, похищенной моей судьбой. Украденной Клеймом Кронида на колеснице, прямо когда… ?— …она просто танцевала и собирала цветы, а он…! Ты… ты позволил ему это! Глупец, неужели забыл, что она твоя дочь… И десяток свидетелей. Все в один голос: Афина безмятежно резвилась на лужайке (Афина! Безмятежно резвилась!!) И тут вдруг?— Арес, на колеснице и как из-под земли. Хватает, не слушает отчаянных мольб (о Тартар?— мольб у Афины!)?— и уезжает с рыдающей жертвой наперевес. Одного не понимаю?— свидетелей-то они откуда достали?! ?— Ты… смеешься?! Лисса-безумие посетила тебя, Литос?! Почему бы и нет. Я, знаешь ли, Разумная, ждал, что меня сын будет свергать. Вот прямо сегодня. Но у Ареса нашлись дела поважнее?— что мне делать-то остается? Хрипло гоготать над избитым сюжетом: ах, она танцевала, ах, колесница, похитил, увез… ?— Вижу, Ата гостила в твоем дворце не напрасно, Разумная. Раз уж Афина сумела даже тебя убедить в том, что могла безмятежно собирать цветочки… Метида тихо охнула?— ее стихия напомнила о себе, продравшись сквозь материнские чувства. Пробормотала: ?— Так ты… не веришь? ?— Ты?— веришь? —?спросил я. —?Что Арес похитил ее? Вскинул на плечо и был таков? Тот, кого она одолела во всех поединках? Веришь, что она не сопротивлялась? Мне проще поверить в обратное?— сидел себе мой сынок, распевал песенки, а тут Афина на колеснице. Через плечо?— и в закат. Зачем только дочке это понадобилось? Держать подальше от меня? Где?— в плену? Да в каком, к Хаосу, плену. Вот, значит, почему она не явилась посмотреть на наказание Геры. Хотел бы я знать, куда теперь понесет этих двоих?— Войну и Мудрость… впрочем, что тут гадать?— наверняка удалятся на край света и составят компанию Прометею. Будь счастлива, дочь. Надеюсь, ты научишь Ареса получше сражаться на мечах. ?— А во что веришь ты, Литос? В то, что моя дочь могла оставить тебя сейчас? Оставить Олимп сейчас? Оставить меня, попрать свое предназначение, свою мудрость и сбежать с этим… Может, ты веришь, что она полюбила его? Его?! Этого… Выговорись, Разумная. Я вот тебе бокал вина поднесу?— мне ли не знать, каково это, когда дети оказываются совсем не тем, чем ты их воображаешь. Словно зачарованный сундук с сокровищами: терпеливо годами складываешь в него то, что тебе дороже всего?— чтобы однажды поднять крышку и обнаружить под ней клинок?— вместо монет, свиток?— вместо панциря, лук?— вместо кубка. Перечисли же?— насколько это невозможно, пока я проникаюсь своей виной, слушая твои ?Взбалмошный юнец… ни капли разума! Эти его выходки… Драки… Дерзкий… С Афродитой!! Она не могла, не говори мне, она не такая…? Может, тебе и впрямь стоило родить ее из головы. Превратиться в льва, слопать какого-нибудь смертного. Не покупать у меня ночь?— за шлем. Потому что это ведь моя кровь там, в венах у твоей дочери. Это она кипит и заставляет?— обходить предназначение, попирать мудрость, влюбляться с одного раза и намертво. Так что не обвиняй себя, Метида. Это не твоя вина. ?— …поступить настолько неразумно!! ?— Неразумно,?— сказал я тогда,?— и мудро. Кто знает, Разумная. Может, мудрость?— не в том, чтобы разбрасываться советами и изрекать с глубокомысленным видом истины, которые все равно кто-то уже изрек до тебя. Может?— она не в том, чтобы быть рядом с Владыками, лезть в войны и отдалять неизбежное. Иногда мудрее всего?— держаться в стороне. Строить свой дом и защищать его. Зажигать очаги?— спроси об этом Гестию, она расскажет. Может?— наша дочь поняла что-то, что нам недоступно? Метида, вцепившись в кубок с вином, смотрела потемневшими от гнева глазами. Ясно было?— не верит. И не простит. Ни меня с моей кровью, ни Ареса, в котором?— та же самая непредсказуемая кровь. ?— В одном ты прав,?— сухо сказала она, вставая. —?Мудрость вовремя покинула твой дворец. ?— Мудрость не всегда присутствует только там, где есть её богиня,?— возразил я. Она не обернулась от дверей?— остановилась на миг, потом бросила: ?Как и война??— и исчезла в коридоре. День-жизнь вздрогнул, опомнившись. Пополз понемногу к старости-вечеру. Гикнул и подстегнул своих коней Гелиос в вышине. С удивлением, должно быть, глянул на лежащий внизу Олимп: что это там изменилось? Немудрый Олимп. Лишенный войны. И Клейма Кронида. Правда, сам Кронид что-то прохаживается по саду, который ему в подарок насадила сестра-Деметра. Непонятно?— то ли он яблочек покушать решил. То ли вдруг вообразил, что пора дышать полной грудью. Меч, как-никак, убрался от макушки. Не сорвалась с тетивы стрела, наведенная в спину. Если Афина решилась держать Ареса подальше от меня и поближе к себе?— я-то знаю, эта удержит… И значит?— день не последний, и время из моей клепсидры не растеклось по полу, и может?— еще даже не скоро… Одно плохо: я в это не верю. Потому что знаю: Ананка там, за плечами, молчит неспроста. Неспроста?— не получается вздохнуть полной грудью. Неспроста так и звучит в груди неумолчное ?Будет?. Но если не Арес?— тогда…? ?— Хорошо, когда у тебя есть сын. Еще лучше?— два сына. Или больше. Чтобы если вдруг одного убьют?— можно было утешиться. Под деревом сидела, раскладывая по холщовой сумке невиданные плоды, сгорбленная старушка. Бабуля-Хтония, какой помнилась мне по Криту. Так, будто она каждый вечер тут под яблоньками сидит. Внучка поджидает. ?— Что,?— спросил я почти весело. —?Кого-то еще похитили? На колеснице, в танце, с зеленой лужайки?Хтония подняла глаза. Оглядела с ног до головы. Поджала губы.—?День еще не закончился, пастушок. Может быть всякое.—?Что же тогда? Или пришла просто яблочком угостить?—?Я нынче выращиваю другие плоды, Кронид.Плоды?— алые, внутри посверкивают капельками. Кровь смешалась со слезами, влилась в красные сосуды, сияет зернышками изнутри…Чья?—?Сегодня я погребла сына. Когда ты заточил других моих сыновей в Тартар… я молчала. Я думала: вдруг ты опомнишься, найдешь выход… Я решила родить еще. Мой мальчик… Офиотавр… никому не причинил зла. Но кто-то отобрал его жизнь. Кто-то из тех, кому самое место в Тартаре и кто еще не там… Кто-то из вас. Олимпийцев.—?Почему ты думаешь так?В ее взгляде?— в густой коричневатости распаханной нивы?— ничего не поймешь. Там перемешаны боль и зола от сожженного кем-то тела мальчика-Офиотавра, беловолосого и голубоглазого, безобидного и улыбчивого. Там?— алые цветы от его крови, упавшей на землю и проросшей деревьями?— напоминанием.—?Я найду того, кто отнял у тебя сына, Хтония.—?Я не за справедливостью к тебе, Криводушный. Ты помнишь наш первый разговор? Когда ты говорил, что не будешь править. Что вызволишь моих детей… Уже после того, как ты воцарился, я должна была понять о тебе все.—?Я освободил Циклопов.—?И взамен заключил туда других. Моих сыновей. Не воевавших с тобой сыновей. Веривших, что ты хочешь мира. Ты стрелял в них из лука, который получил от меня. И даже тогда я молчала. Когда ты построил свой Золотой век, полный лжи, как все, к чему ты прикасаешься. Я молчала и верила?— что это тебе предназначено было стать Владыкой, стрелять из лука Неба… И только сегодня я спросила себя?— не я ли впихнула тебе в руки твое предназначение?Молчит сад, только сладко пахнут яблоки. Ветер овевает беззащитную спину пастушка-Владыки. Спину лучника, в которую так и нацелена стрела… или даже?— несколько?И не знаешь?— откуда прилетит, роковая.—?Что ты сделаешь? —?спросил я тогда. —?Откроешь Тартар? Поднимешь своих детей на восстание, породишь чудовищ? Свергнешь меня?—?Отойду в сторону.Фраза упала не шелухой?— кованным бронзовым лезвием на кожу. Блеснули зеленью глаза матери-Геи.?Я знаю, что грозит тебе и твоему трону… дворцу… Олимпу. Я знаю куда больше, чем знаешь ты?— кого называют вездесущим. Не знаю только?— не ошиблась ли я, отдавая лук Урана в твои руки. Поэтому я принесла тебе подарок, Кронид. Этот плод?— чтобы ты помнил, чем оборачиваются слова, которые не держишь. Чтобы ты помнил о подарках, которые можно дарить и отнимать?.Кажется, она добавила еще что-то. Прежде чем ушла?— гораздо тише, чем Метида, просто растворившись.?Теперь есть только ты, Кронид. Да еще твоя Ананка?.Ананка молчала из-за плеч, пока я бежал по коридорам дворца. Открывал двери, пороги перепрыгивал.Может, ей не было дела до пастушка, что когда-то прыгал по кочкам на Крите?— а теперь вот так же по своему дворцу скачет. А может?— тоже готовила мне подарочек. Из тех, которые можно давать и отнимать.Я мог бы сразу позвать, но я бежал по коридорам?— распугивая слуг, в свою спальню, как будто должен был увидеть собственное изголовье, чтобы окликнуть то, что проросло в кровь и в кожу, стало частью меня…Позвал, влетев в комнату. Потом еще раз. И еще раз. Изголовье, столик, кресло с брошенным плащом…Лук Урана не отозвался, покорный воле той, которая выплавила его из себя.Легкого стрельчатого шлема-невидимки тоже не было видно.Только невиданный алый плод одиноко лежал на столе?— хранил тепло то ли слёз, то ли крови.