Пролог (1/1)

…И только маленький мальчик,Не затоптанный строем,Не знающий слово "страх",Очень хочет быть новым последним героемС красивой гитарой в руках.Запрокинута вверх голова,Он не дышит, он слышит слова.Он не дышит, он слышит слова:"Только помни, ты будешь одинИ на самом краю.Только помни, что правда всегда победит,Даже если погибнет в бою.Береги каждый деньПока ты живой.И пока твой ангел с тобой — Пой?. *…Но что-тозаставит звучать еле слышную ноту.И кто-тооткроет ворота на солнечный свет.Мы вместеидём, распеваем хорошие песнипо ПреснеИ в мире нет смерти и времени нет.**** Изумрудная зелень окрашивает окрестные холмы и деревья. Откуда-то доносится задорное треньканье ручейка. Крошечным водопадиком он резво прыгает по камушкам и, недолго проплутав между камней, вырывается на простор, успокаивается, блестит горделиво, отражая небо и солнечные лучи?— мол, глядите каков я! Но возглас его почти не слышен из-за смеха гостей. На грани слуха трубит слон. Слышится музыка, которая сопровождает работу карусели.Напрыгавшись, набегавшись и наигравшись, можно отправиться в кино. Все рассаживаются, всё затихает в ожидании волшебства. Дети льнут с двух сторон, умильно щебечут, заглядывая в глаза: каждый надеется, что именно его просьба сегодня будет исполнена, и на экране оживут чудеса, которые хотелось бы посмотреть.С легким шуршанием раздвигается занавес, открывая дверь в страну фантазий, и внезапно застревает прямо посередине экрана. Но ведь мультфильм уже начался, а техники почему-то не спешат исправить поломку. Он встает, чтобы пойти и разобраться, но дети не пускают.Свет меркнет. С каждой минутой он все хуже и хуже видит. То ли слепота, то ли мрак… Голоса отдаляются и затихают. Принс и Пэрис дергают за руки, умоляя уйти скорее. В голосе их чуткое ухо слышит испуг. Испуг сменяется ужасом. Он пытается вдохнуть. Не получается. Так уже было однажды. Тогда вокруг было море. Вода заливалась в рот, нос и уши. Он еле выбрался… Теперь то же делает воздух.Он видит, как Принс вдруг падает на колени. Он пытается помочь подняться?— ведь сыну больно, и он плачет! Лишь на миг отпускает руку Пэрис, и черные щупальца пронизывают её маленькое хрупкое тельце. Рука Принса становится влажной и скользит… скользит… Он пытается схватить маленькую ручку, но страшный хохот парализует. Тихий шепот из-за плеча взрывает слух:—?Ты?— отец? Это ты-то отец? Жалкий уродец! Ты не можешь защитить даже себя! Им будет лучше там…?Там, там, там?,?— повторяет многократно эхо, отражаясь от бесчисленных стен и сводов громадной пещеры.?Лучше, лучше, лучше?,?— вторит гулко земля под ногами.—?Папа, папочка, помоги! —?истошный визг постепенно затихает и переходит в глухой ропот…?Ты не можешь защитить даже себя! Какой же ты отец? Для них было бы лучше, если бы никакого отца у них вовсе не было, чем такой, как ты. Мы заберем их… Так будет лучше для всех…?Голос страшный и вкрадчивый сипит и шипит, змеёй проникая в испуганно мечущиеся мысли. У голоса есть сила, у него есть право… Право? Право на что??Нет… Нет! НЕТ!?Ропот, нарастая, переходит в звериный рёв.***Мужчина кубарем скатывается с кровати, натыкаясь на мебель и стены, нашаривает, наконец, дверь. Дверь, разделяющую две спальни?— его и ту, в которой спят его дети. В первые минуты он не видит ничего и никого. Слабый свет вспыхнувшего ночника разбавляет тьму.—?Где они? Их забрали… —?бормочет он бессвязно, жадно глотая воздух.Сердце грохочет. Ещё немного и оно выпрыгнет из грудной клетки. Ладони противно влажные, скользят. Он не может ухватиться за ручку двери или за стену, за что-нибудь, чтобы обрести точку опоры и удержаться на слабеющих ногах.—?Майкл! Что с вами? —?голос на краешке слуха произносит какие-то слова. У слов нет смысла. Они рассыпаются на отдельные бусины и падают под ноги, ранят их, не дают пройти.Вот голос слабеет, поглощается шумом гулко пульсирующей в ушах крови. Мужчина задыхается, мечется из стороны в сторону. Внезапно перед глазами возникает детское личико, в раме белых кудряшек. В слабом свете блестят огромные глаза. В движении детских губ угадывается: ?Папа?? Страх в этих глазах отрезвляет моментально. Ужас накрывает с головой, едва приходит мысль, что он испугал их, поднял среди ночи своими воплями. Он хочет обнять, успокоить, но руки трясутся. Нет сил справиться с ними.Мягкий голос пробивается сквозь вату, заложившую уши:—?Успокойте детей, Грэйс, я справлюсь.Что-то теплое и мягкое обволакивает туловище. Слышен гипнотизирующий стук. Стук иного сердца, тепло чужого тела. Умиротворяющий звук проникает, отвоевывает пядь за пядью у паники, охватившей сознание. Кто-то мягко и настойчиво увлекает его в сторону. И, не успев осознать, он покорно следует. Чьи-то руки тянут прочь. Но тут же он рвется назад: все, что ему нужно сейчас это просто посидеть рядом со своими детьми, посмотреть, как они тихо и спокойно засыпают. Резкий рывок едва не увенчался успехом, когда он услышал жалобные всхлипывания из-за закрывающейся двери.—?Майкл, вы увидите их. Я обещаю.Кто может увести его от собственных детей, когда он нужен им? Когда они так нужны ему? Он хочет вернуться, но мягкие руки увлекают его прочь. Он чувствует, что сейчас у него нет сил на сопротивление. Всё отнял всплеск ужаса и порожденной им энергии, которая сейчас стекает, уходит в пол, оставляет лишь дрожащие подгибающиеся ноги. Но он сопротивляется всё равно.—?Майкл, ваши дети здесь, они рядом,?— говорит не?кто, женский голос, мягкий и уверенный. Он не приказывает, не требует, он покоряет своей нежностью. —?Они сейчас спят. Скоро вы сможете их увидеть, я обещаю. Они любят вас, они никогда вас не покинут.Его лицо в ответ искажает страдальческая гримаса: никогда не покинут. Эти слова?— уловка палачей.Без сил он падает на невысокий диванчик. Быстрый взгляд в сторону закрывающейся двери. Тяжкий полувздох, полувсхлип. Он прячет лицо в больших ладонях. Мягкий свет ламп заполняет пространство и вот его руки уже в плену у чьих-то мягких и теплых пальцев. Они осторожно гладят, успокаивают. И под воздействием этих простых и интимных движений постепенно утихомиривается сердце, дыхание становится ровнее.Мужчина смотрит на сидящую прямо перед ним на корточках девушку. В тускловатом свете лампы она кажется слишком юной и очень маленькой. Темные короткие волосы ореолом окружают маленькое личико сердечком. Раскосые темные глаза смотрят с нежностью и доверием. Это выражение он не привык видеть в чужих глазах. Он силится вспомнить это лицо и приходит в ужас от мысли, что он, вероятно, просто теряет память, поскольку не помнит его совершенно:—?Ты кто? —?голос хрипит. Он пока не может решиться на длинную фразу.—?Я?— Мойра.Мойра… Богиня судьбы…Под пристальным взглядом девушка краснеет и опускает голову. Но в следующий миг её лицо вновь направлено вверх, навстречу его пристальному взгляду. Она улыбается мягко и осторожно. Эта улыбка оглаживает его сердце так же, как делают это её пальцы с его руками.—?Откуда ты взялась, Мойра?—?Я ваша служащая, мистер Джексон.—?Служащая? —?он хмурится.—?Да, я работаю на вас,?— отвечает она слегка застенчиво.—?Давно?—?Уже полгода.Он сокрушенно качает головой, снова пытаясь вспомнить. Ведь совсем не так давно он знал наперечет всех, кто работал на него. Знал всех по именам. Всех тех, кто создавал комфорт в его доме… Доме! Перед внутренним взором моментально вспыхивают кадры полицейской хроники обыска в Неверленде, показанные в суде.Все подробности его жизни стали достоянием общественности, все мельчайшие детали. Когда все глазели на его дом, внутреннее убранство его комнат, любимые и памятные уголки и безделушки обтирались грязными взглядами, охочими до сенсаций. Ему казалось, что сердце его разрезают на куски, швыряют на пол. Кто сможет увидеть, как все самое дорогое распинается на кресте жадного человеческого любопытства, препарируется, объясняется и обсуждается, покрывается грязью человеческих страстей, зависти и ненависти, и остаться в собственном уме? Он был лишен даже права на безумие.По щекам катятся слезы. Он плачет тихо, без вздохов и всхлипываний. Сейчас ему уже все равно.—?Я не помню тебя, Мойра.Он извиняется за свою память, которая подводит так некстати.—?У вас было очень много забот, мистер Джексон…Она улыбается. Касается мягкой ладонью его щеки, стирая слезы, осторожно проводит по всклокоченным волосам. Он неосознанно тянется следом за рукой, желая продлить эту ласку, но быстро берет себя в руки.—?И какие же у вас обязанности, Мойра?Он достаточно успокоился теперь, чтобы вспомнить о манерах. Но зачем спрашивать? Чтобы убедиться, насколько он невнимателен и занят только собой и своими бедами? Насколько он теперь отличается от себя прежнего? Наверное. Чтобы уж добить себя окончательно.—?Меня наняли на должность администратора,?— еле слышно отвечает она, говорит так, словно не желает, чтобы слова были произнесены.Горький смешок срывается с его губ. Он смотрит на маленькую девушку, сидящую перед ним на полу. На ней какая-то старомодная ночная рубашка, закрывающая её полностью. Видно только ступни, ладони и голову. Она опускает глаза и неуверенно теребит ворот, стянутый у шеи завязками.Он, не глядя, протягивает руку и включает торшер поблизости. Ещё один источник освещения. Она вздрагивает и вжимает голову в плечи. Он тут же щёлкает выключателем, погружая гостиную в прежний полумрак. В краткий миг освещения мужчина успевает заметить?— она босиком. Впрочем, он и сам бос и теперь чувствует, какой холодный здесь пол. Он прячет ступни под диван, как будто стыдится того, что они такие большие и оголенные.—?Вам холодно, Мойра,?— констатирует он. Хлопает ладонью рядом с собой. А когда она отрицательно качает головой, мягко замечает,?— я не кусаюсь, Мойра. Идите сюда, ведь вам холодно на полу.Смущенно улыбнувшись, она забирается на диванчик; садится, подбирая под себя ноги. В этой одежде она напоминает маленькую нахохлившуюся птичку, и ему хочется обнять её за плечи, хочется провести рукой по волосам. Нежность распирает грудную клетку почти так же, как это делало горе некоторое время назад. Однако, стеснительность и память о недавнем происшествии не дает чувствовать себя здесь и сейчас свободно и раскованно. Он хмурится, вспоминая себя.—?Что это было, Мойра?Девушка откликается мгновенно, словно ждала именно этого вопроса:—?Паническая атака…Он усмехается. Как будто со стороны слышит свой голос, ставший вдруг злым и жестким:—?Ну вот, теперь я и в самом деле чокнутый Джеко.—?Нет! —?она вцепляется в его локоть с такой силой, что ему больно. У неё такие острые пальцы! Мужчина, охнув, отдергивает руку?— девушка краснеет. Краснеет так сильно, что это видно даже в полумраке комнаты.—?Нет? —?он потирает локоть.—?Нет,?— едва слышно отвечает она и смотрит пронзительно, словно хочет что-то передать взглядом.—?Да, верно, я… я просто очень боюсь,?— он резко прячет лицо в ладонях и горько выдыхает,?— я очень боюсь, что их отнимут у меня.По его телу пробегает спазм. Мужчина борется со слезами…—?Вы сможете защитить их,?— пальцы девушки осторожно касаются его руки, и он вздрагивает, вжимая голову в плечи, качает головой.—?Голос прав, я не могу защитить даже себя…—?Думай, верь, претворяй в жизнь! —?голос девушки звенит чистыми колокольцами, озвучивая давний девиз. Мужчина выпрямляется так резко, словно его ударили. Ошарашенно разглядывает невозмутимое девичье лицо, повернутое навстречу его интересу, встречает смелый и открытый взгляд. От услышанных слов перехватывает дыхание и в первые мгновения он даже не знает, что сказать, просто открывает рот, как рыба, брошенная на песок. Слишком часто и слишком рьяно повторялись эти слова. И не они ли привели его туда, где сейчас его место? Но и правда не молчит. Она тихо шепчет, пытаясь отвоевать свое право у горечи и несчастья, испытываемых так остро: ведь эти слова и со?здали его.Он встает, прерывая волшебство касаний и музыки голоса.—?Мистер Джексон,?— в её голосе так явно звучит растерянность и раскаянье. Мужчина смотрит на девушку сверху вниз: она выглядит такой маленькой и хрупкой на большом, пустынном диване.—?Просто Майкл… пожалуйста,?— он возвращает власть над собой и своим голосом. Её рука, пытающаяся удержать его, прерывает движение и падает на диван. Маленькая, красивая рука с перламутровыми лунками ногтей. Девушка сжимает пальцы в кулак, и нежная рука вдруг приобретает вид властный и решительный.Он стоит недолго, бросив один лишь взгляд в сторону закрытой двери, где теперь все тихо и спокойно. Минутное сомнение –и он решительно направляется к двери в свою спальню.***Майкл сидел на кровати.Минувший эпизод был почти забыт. Сон уже не имел над ним прежней власти, но все ещё мог вызвать слёзы. Слезы бессильной ярости и всепоглощающего ужаса от мысли, что предсказанное может случиться на самом деле. Он совсем не был уверен в своих возможностях.Кто-то поскребся в дверь. Он встал и распахнул её. Мойра. Глаза её сверкали, как фонари. Робкая улыбка скользила по губам:—?Я принесла вам чаю,?— тихо произнесла она,?— с ромашкой,?— пояснила смущенно и опустила глаза в ответ на его пристальное и беззастенчивое разглядывание. —?Мама говорила?— он хорошо успокаивает.—?Спасибо, Мойра,?— он взял чашку и пальцы на миг прикоснулись к её руке.Румянец проступил пятнами на высоких азиатских скулах.—?Доброй ночи, … Майкл,?— она глянула вопросительно.—?Доброй ночи, Мойра,?— ответил он, улыбаясь сквозь слезы.*** Мойра свободна. Она прошла в свою комнату. Тщательно и методично заперла дверь. Её комната не столь шикарна, как у босса, но тоже ничего. Аккуратная кровать, два кресла торшер и лампы на тумбочках. Огромное окно, наполовину задернуто шелковыми шторами.Мойра прошла к кровати, опустилась на колени, сложила руки на шелковое покрывало, склонила на них голову.С губ слетело привычное приветствие:—?Здравствуй, мамочка… —?немного погодя последовало признание,?— сегодня я, наконец, начала платить по нашим счетам. Ты мной довольна?В свете луны, подглядывающей в окно, Мойре почудилось лицо пожилой японки. Женщина улыбнулась ласково и чуть-чуть печально. Глаза её осветились немым абсолютным обожанием. Короткие седые волосы сверкали в лунных лучах, как капельки росы.Умиротворенная, Мойра заснула под утро.***Закрыв дверь за ночной гостьей, Майкл возвратился к кровати. Лунные лучи беспрепятственно чертили серебристые дорожки на тёмном шёлковом покрывале, скомканном у края постели. Руки чувствовали приятную теплоту фарфоровой чашки, пальцы осторожно ощупывали узоры, покрывающие тонкую изящную вещицу. Мизинец неловко зацепился за фигурную ручку, и чашка полетела вниз, расплёскивая содержимое, которое теперь обжигало руки. Он пытался спасти чашку, подхватить, предотвратить её падение……и кубарем скатился с кровати.Комнату заливало яркое утреннее солнце. На полу?— никакого беспорядка: ни лужицы от пролитого чая, ни осколков от разбитой чашки! В голове звон: падая он сильно ударился о тумбочку. При попытке подняться спину прошила резкая боль: наследство давней травмы, разбуженное неловкостью.—?Майк, с тобой всё хорошо? —?прибежавший на шум Джермейн помог подняться, придерживая за талию, усадил на кровать.—?К черту! —?голос хрипит и не слушается. —?Эрм,?— пальцы вцепляются в руку склонившегося брата,?— Эрм, где-то здесь работает девушка, найди её…—?Тебе нужна девушка,?— Джермейн изумленно приподнимает брови, удивление сменяется озадаченным выражением, когда он окидывает его взглядом с головы до ног. —?Прямо сейчас?—?Дубина! —?Майкл морщится. —?Узнай кем и с какого времени она работает. Она работает на меня, я уверен. Её зовут Мойра, она японка или китаянка, словом, азиатка.—?Хорошо,?— отвечает Джермейн, в глазах его сквозит озабоченность, когда он оглядывает лицо Майкла,?— азиатка по имени Мойра, я понял. Тебе ничего не нужно?—?Нет,?— Майкл обессиленно укладывается на бок, подтягивая колени к груди,?— сколько сейчас?—?Пять часов. Мама на ногах?— готовит завтрак.—?Я скоро встану, спасибо, Эрм.Обернувшись от двери, Джермейн видит, как брат прячет лицо в подушку, сжимается в комок, пытаясь сделать себя маленьким и незаметным.Начинается новый день. День, в который общественность должна услышать показания Гевина Арвизо…