III. (1/2)

— выше. Правее и слегка вздёрнув

подбородок.

Донук не любит чужие вещи, не любит новые. Ему неудобно, неловко и холодно от отражающего в спину ветра, продувающего дыры в странной мешковатой футболке и задевая острые лопатки своим обжигающе холодным дыханием.

Дин надругался над ним, не иначе. И сейчас ведёт себя так, словно не знает этого неуверенно парня вовсе, позволяя себе безразлично смотреть на эти старания показаться модной личностью. Донук же наоборот.

Не личность. Не личность в этих шмотках, непонятного бренда. Не личность с этим броским макияжем и через чур зализанной причёской.

Он превращается в Дина, который выглядит примерно так же, только чувствует себя в своей тарелке, иногда подскакивая к фотографу и смотря в камеру на то, что он нащелкал там.

— тебе надо расслабиться. Мы только так похоже выглядим. На фото ты, откровенно говоря, как школьник перед девчонкой, которая нравится.

Он пьёт воду залпом, жмурясь и стараясь не размазать хрупкий макияж. За спиной Дина опыт, хоть какой-то. А за спиной Пеномеко — долги перед Зико.

— не любишь фотографироваться? - он останавливает старшего, дабы продолжить говорить. - не смей шутить про мою рожу. Тут дело не в ней.— по-твоему возможно стать моделью без смазливого лица, роста и телосложения вешалки для пальто? - Донук готов рассмеяться, если младший согласно кивнёт.— а по-твоему лучше год работать во две смены грузчиком, чтобы выплатить Зико за тачку?

— лучше было не просить тебя вообще помочь.Язык его враг. И Дин это знает, отрицательно кивая и хлопая старшего по плечу. Этот парень странный. Он вряд ли запускает себя с обрыва, представляя себя самолетиком. И вряд ли мечтает обменять это тело на бумажную текстуру и острые углы.

У него в голове что-то серьезнее, нежели постепенное самоуничтожение себя и своего достоинства. Он мыслит глобальнее, никогда ничего не озвучивает и считается с самим собой. Должно быть он был бы замечательным собеседником, если бы не это странное безразличие. Только не сейчас, когда Донук уже готов сдаться и гордо признаться Зико в том, что ему глубоко и долго похрен на его машину, выставленный долг и в общем на этого самого ублюдка, поставившего себя и своё кредо до уровня нечитаемой позиции.

Но как слаб тот, который не может дойти согласия сам с собой.

— отлично. Думаю этого хватит. - фотограф вешает камеру на шею и Дин замерло становится самим собой. Слегка горбит плечи, зевает и подобно любому человеку на этой планете, хочет спать.

Пеномеко расслабляется, когда это же делает младший, сбрасывая с себя уже настолько противные шмотки, что юноша кривит душой, чтобы не сорвать их с себя силой.

— эй, нет, это было Дину. Тебе надо исправить некоторые кадры. Думаю ещё полчаса.

— вы ведь говорили про два часа.

— в таком случае сумма окажется меньше.

И это работает лучше любого уговора. Ему нужны деньги и он хоть и не готов, но согласен предоставить полчаса своей жизни этим пяти людям, крутящимся возле него с камерами и косметикой.

— хорошо, тогда увидимся вечером? - Дин будто забывает и недавней грубости старшего. - до связи?— до связи.

На часах фотографа Пеномеко засёк уже очень позднее время, осознанно принимая свою участь на сегодня как противное, но должное. После он просто швырнёт эти бабки Зико в лицо, послав его самым последним словом.

— ногу вперёд.

— боком.

Девушка, держащая в руках косметику зевает.

Мужчина с ноутбуком молча редактирует фото для наброска.

Визажистка смотрит на него, наклоняясь к экрану и о чем-то шепчет на ухо, смотря в монитор.

Но не смотреть туда. Нужно сконцентрироваться на позе, выражению лица и советах фотографа. Он больше не должен замечать различные мелочи. Ни одна из них не стоит его внимания и хрустящих купюр, которые мужчина вручает юноше прямо в руки ещё через десять минут после этого. Донук обещает себе забросить их на счёт завтра, когда заваливается в квартиру и плюхается на мягкую постель.

Любая деталь не стоит его внимания, даже если она весьма важна для других. И непонятно, откуда в его голове столько мелочей о Зико. Его, почему-то, не очень приличные слова, которы он каждый раз бросает в громко орущую (то ли от выпитого алкоголя, то ли от восторга) публику каждую пятницу и иногда субботу. Его длинные пальцы, сжимающие микрофон до побеление и прикрытые глаза, во время все того же выступления.

Он наверняка получает от этого удовольствие, которое никогда не сравнится с тем полупустым взглядом Дина, когда камера навсегда захватывает момент его позы.

Наверняка причина не только в этом. Но Дин больше не лезет в голову так же навязчиво как Чихо. Донук вспоминает Инчхон. Аэропорт неподалёку от частного дома, в котором он жил. И рейс одного и того же самолёта, летящего в сторону океана. Большего лайнера, перед которым облака расступаются и дорогу даёт даже самый сильный ветер в мире. Он везёт людей на другой континент, на невиданную мальчишеским глазам землю. В Америку, говорит отец, тепло улыбаясь и листая детскую энциклопедию с большими и яркими фотографиями различных уголков мира, где Донук мечтал остаться хотя бы на пару дней.

Он бы отдал все в своей жалкой жизни, чтобы ещё раз послушать этот рассказ и никогда не поехать в столицу, игнорируя предупреждения и советы. Пеномеко все так же смотрел бы на лайнер со своего окна на втором этаже, утопающего в зелени персиков и вишни, и мечтал бы о взлёте своего личного самолетика.ххх

Dean:

извини, но сегодняшнюю фотосессию я заберу. Скину тебе половину суммы.

Донук облегченно вздыхает, когда дочитывает до последней точки. Он понимает, что деньги нужны, но это вымотало его вчера больше, чем любая другая подработка в ночную смену. И становится чертовски странно, как Дин остаётся таким, ещё и напрашиваясь на работу сам.

Penomeco:Ок.Юноша не хочет вставать на учебу, кутаясь в одеяло и хватаясь за подушку тонкими пальцами. Глаза смыкаются обратно, а уши активно продолжают игнорировать вошедшего в комнату Ноэля, скрестившего руки на груди и нарочно пинающего дверь, дабы создать шум.— что тебе надо?— ну, уже вообще-то не утро. Ты собираешься на тусовку?