говняно / Ян Хонвон (Young B), Чхве Хамин (Osshun Gum), Пак Чжунхи (kuzi) G (1/1)

Стараясь максимально беззвучно проникнуть в собственный дом во втором часу ночи, Хонвон спотыкается о чьи-то ласты сто сорок шестого размера и сдавленно матерится. Он что-то не припомнит у Чжунхи близких друзей с такими лыжами. Да и у себя, если быть честным, не припомнит. Не считая Усон-хёна, конечно, но с ним они расстались около часа назад и хён точно отправился к себе. Пока Хонвон в задумчивости изучает кеды-вторженцы, в коридор выруливает Чжунхи и смотрит на него со смесью облегчения и лёгкого осуждения.– Там этот твой припёрся. Сказал, что будет тебя ждать. Весь мозг мне вынес.Он демонстративно зевает, а Хонвон пытается понять, что вообще может значить загадочное “этот твой”. Из тех, кто может вломиться сюда на ночь глядя, у них с Чжунхи уже все плюс-минус общие. Но продолжать мысль Чжунхи не собирается, а с Хонвона на сегодня хватит интриг, он выворачивает на кухню и обнаруживает там Хамина. Чхве, мать его, Хамина, собственной персоной. Который вообще непонятно, какого хрена здесь забыл.– Привет, – лыбится тот, как обычно, – Вот проходил тут мимо и решил зайти, тебя проведать. Твой друг сказал, что ты на съёмках, но вот-вот вернёшься и предложил подождать.

Хонвону сразу перестаёт быть стыдно перед Чжунхи за то что Хамин несколько часов доставал его своим обществом. Сам впустил этого троглодита, сам предложил остаться, идиот, сам и терпи. Хамин же примитивный как младенец, просто вежливость с ним не срабатывает, всё принимает за чистую монету.Но Хонвон бы послушал, о чём в течении нескольких часов могли говорить эти двое.Чжунхи уходит спать, всем видом показывая, что его дозор на сегодня закончен, а Хонвон немного залипает, не понимая, за что взяться. Вообще он планировал прийти домой, немного потрепаться с Чжунхи о съёмках, если тот будет полуночничать, может выпить по пиву, умыться наконец и завалиться спать. А теперь что?– Слушай, – говорит Хонвон, – я сейчас уставший, как собака и вообще не в настроении ни для чего.Он хочет предложить постелить Хамину на диване и даже собирается сделать это вежливо, но слова как-то не складываются, Хонвон хмурится и теребит пальцами край рукава.Хамин смотрит на него внимательно, чуть прищурившись и наклонив голову в сторону. И когда Хонвон уже готов поинтересоваться, чего тот вылупился, вдруг спрашивает.– Тяжело тебе?И первое желание Хонвона – послать его нахуй, ещё и дверью подпереть в спину, чтоб наверняка. Потому что даже если да, то кто сказал, что он готов об этом разговаривать – раз и, тем более, с откуда-ты-вообще-вылез-Хамином – два. Хонвон сжимает и разжимает кулаки, затягивая паузу, смотрит хмуро. Но что-то ломается в нём там, на собственной кухне в два часа ночи под взглядом этого самого Чхве, мать его, Хамина.– Довольно говняно, – признаётся Хонвон, отводя глаза.– Так и думал, – бормочет Хамин.Хонвон не спал уже примерно двадцать часов и большую часть этого времени он держал лицо, думал о том, что и как говорить, как он при этом выглядит, не перегнул ли палку. Думал о том, что могут подумать те, кто будет на него смотреть, хотя поклялся не заниматься этим. Закручивал свою внутреннюю пружину всё сильнее и сильнее. Держался. Сдерживался.Хамин смотрит на него внимательно, как будто прямо сразу в душу. Хотя откуда он, чтоб его, может хоть что-то знать или понимать. Он же блаженный.

– Выглядишь тоже говняно, – делится Хамин.Хонвон в ответ морщится, потому что на нём всё ещё макияж для съёмок и волосы похрустывают от лака, а с последней их встречи он сбросил ещё пару кило, так что рассчитывает на то, что выглядит если не отлично, то хотя бы неплохо и пошёл бы Хамин в жопу с такими заявами.– Я не в этом смысле, – Хамин неопределённо машет пальцами перед собственной мордой, – Тут всё отлично. А в смысле,видно, что тебе паршиво.Приглаживая рукой волосы, Хонвон мысленно снова посылает Хамина в жопу с его, типа, проницательностью. Тоже, блин, гений, Хонвон в курсе, что большую часть жизни выглядит злым или угрюмым. И не нужно быть экстрасенсом для того чтобы догадаться, что после того как фонтан хейтерских комментов в сети снова пришёл в действие, Хонвон будет чувствовать себя говняно. Не в первый и не в последний раз это случается. Не в первый и не в последний раз говняно.Погружённый в свои мысли, Хонвон не замечает, как Хамин успевает подойти ближе и, вытянув ручищу, сгобастать его в объятия.И пока никто не смотрит, и никто не узнает, Хонвон поддаётся. Потому что отбиться невозможно. И потому что онслишком устал. А ещё потому, что Хамин огроменный, наглый и сильный. И совсем немного потому, что Хонвону это и правда не будет лишним.Хамин прижимает его к себе, обнимая двумя руками, тычется носом куда-то в макушку и дышит глубоко и спокойно. Подстраиваясь под его дыхание, под движения грудной клетки, где-то на самой грани возможного чувствуя плечом, как бьётся его сердце, Хонвон постепенно успокаивается и сам начинает дышать ровнее.Не спрашивая, что именно не так, не прося поделиться и вывернуть душу, Хамин медленно гладит его по спине и загривку и предлагает:– Ты там поплачь, если надо, я никому не скажу.– Обойдусь как-нибудь, – лениво огрызается Хонвон.Хамин фыркает и продолжает гладить. По затылку, шее, лопаткам, мягко, ровно. Не хочется признаваться, но это правда успокаивает. Закрывая глаза, Хоновн чувствует, как постепенно перестаёт хмуриться, как чуть ли не в первый раз за день расслабляются плечи. Чувствует, что дышать глубоко и спокойно лучше.– Я не шучу, правда пореви, полегчает, – предлагает Хамин ещё раз.– Отвали, – вздыхает Хонвон.Хамин обнимает его за плечи и немного крутит из стороны в сторону.– Если что, ты отлично выглядишь, прямо красавчик.– Ты смотришь мне в макушку, – бормочет Хонвон ему в плечо.– Ну я типа раньше насмотрелся, – хмыкает Хамин.Его толстовка пахнет стиральным порошком и совсем немного пивом – отличные запахи. Почему не продают свечи с таким ароматизатором? Хонвон бы купил.– Спать хочу, – признаётся он и зевает.Останавливая свою карусель, Хамин немного отстраняется, и, наклонившись, прижимается губами к хонвонову виску. Тот закрывает глаза и мысленно считает до пяти.– Фу, – говорит он, закончив, – правда отвали.Хамин не обижается, он, как оказалось когда-то, терпеливый как космос.– Хочешь посплю с тобой в обнимку? Приставать не буду.– С Чжунхи иди поспи, – Хонвон фыркает.Он заставляет себя разлепить глаза, потому что ещё немного и вырубится прямо так, стоя посреди кухни. А это прямо-таки плохой план.– В другой раз, – отвечает Хамин и не очень понятно, это он о Чжунхи, или о Хонвоне, или о чём-то ещё, что Хонвон прослушал.– Спать, – отрезает Хонвон.Швыряя в Хамина подушку и одеяло, чтоб постелил себе на диване, Хоновон, старается не думать о окологейской фигне, которую в очередной раз затеял Хамин. Вместо этого он размышляет о том,что неплохо было бы умыться и стереть с себя остатки макияжа. Но средство, кажется, всё-таки закончилось, а девушка Чжунхи, которая время от времени оставляет у них свои баночки-бутылочки и так его недолюбливает. Хонвон всегда чувствует себя тупо, покупая подобное.

Уже потом, после сомнительной попытки умыться водой и новых бежево-чёрных разводов на полотенце, Хонвон наконец проваливается в дрёму, слушая как примерно сто восемьдесят сантиметров Хамина ворочаются на примерно ста пятидесяти сантиметрах дивана. Немного жестоко, но в свою кровать он это недоразумение пока пускать не собирается. Хотя сегодня Хамин был на удивление небесячим, почти нормальным и не лишним.Признаться ему в этом Хонвон, конечно же, не будет. Но он благодарен.