Ярость 4 (1/1)

*Ярость 4*****Черное Солнце****Время…Оно текло подобно потоку. Потоку, превратившемуся из слабо текущего и порой капающего ручейка в обширную и полноводную реку. В реку, чей смертоносный поток сметал, смывая все на своем пути…Георг наслаждался. Он наслаждался своим счастьем, своей безнаказанностью и тьмой, поселившейся в его сердце. Он наслаждался каждым мигом своего бытия, каждым мгновением его с Симонной жизни. О, он прекрасно осознал, что он взаправду любит…Любит ее…Любит свое Черное Солнце, свою серафиму теней, своего Бармаглота. Он бродил по континенту…Бродил, забирая смерть из могил и теней обитателей планеты… Бродил, поглощая саму квинтесенцию жизни, чтобы создать еще один морион. Морион для Симонны, чтобы они вдвоем смогли перешагнуть грань времени и пространства и вернутся в реальность, в мир, в котором он все же был более живым, чем сейчас…Но чудесный камень ускользал от него. Он прятался от его взора и таился в всполохах рассвета и искрах грозы, словно пресловутая синяя птицы удачи. Он дразнил его. Дразнил, являясь во снах слепящим адамантом в сверкающей короне весны, что воплощала в себе богиня, отчего-то идущая под руку с его все еще не существующим сыном…Он злился…Злился, ждал и…Не терял надежды, ведь, как известно - ничто не вечно под небом, даже оно само…Черные цветы расцветали там, где он проходил. Они расцветали, оплетая здания своими мрачными бутонами, так похожими на траурные розы. Он и Симонна поистине наслаждались своим медовым месяцем, растянувшимся на долгие годы, ведь время в Зазеркалье текло так, как хотелось скованным цепями счастья. Они наслаждались, понимая, что нашли свое призвание в жизни - гасить свет в человеческих душах и обращать все цвета. Мир, благодаря их стараниям, приобретал оттенки монохрома, осыпаясь серебряным пеплом. Жители Мидганда боялись их. Они прятались, избегая встреч с ними. Им было жутко, неудобно, некомфортно и неуютно находится рядом с Георгом. Ведь он буквально выдирал души из их тел, но самое жуткое, что пугало их в нем - были его глаза…Глаза, полные холодной расчетливости, покрытой нетающим инеем стали и пустоты, столь любезно дарованной ему властью тьмы, граничащей со смертью…Одного такого взгляда хватало, чтобы они распадались на атомы, разлетаясь клочьями черного дыма. А стоило Симонне, коснутся земли или дерева, как все умирало, осыпаясь невесомым пеплом, и исчезало, падая льдом, буквально пронизывающим всю действительность…Она шла рядом с ним…Шла, кутаясь в тени…Шла, погружаясь в его тень. Ведь она была его крыльями, его плащом, его глашатаем, его жизнью и его смертью…Он подолгу вглядывался в стальное, затянутое тучами, словно затканное серыми нитями, небо. Вглядывался в поисках ответов, но оно молчало. Молчало, бессердечно игнорируя его, но он все чаще и чаще ловил на себе взгляды, бросаемые призраком, что явился ему в первый день его пребывания в Зестирии... Он видел - Алиса смотрит на него…Смотрит в самую его суть…Смотрит и улыбается…Улыбается странной улыбкой…Улыбается ему так, словно знает о нем что-то такое, о чем не знает он сам, и это злило его…Злило, раздражая, как вечный и неотступный зуд, но, тем не менее, ему все чаще и чаще снился тот самый зеленоглазый мальчишка, почему-то сжимающий в своих, залитых светом руках, его черное, все еще бьющееся и не желающее сдаваться, даже самой смерти, сердце…Снился мальчишка, явившийся к нему в обличье новой жизни. Ему снился этот мальчишка, по чьему следу шла вечная весна…Шла, даруя миру вечное лето. И Георгу казалось, что он слышит сонм голосов, все время шепчущих одно и то же имя:? - Сорей…?А затем они начинали шептать второе, такое же, как и первое, обладающее странной, сокрытой силой:? - Миклео…?Из-за этого тихого, навязчивого шепота ему начала мерещиться Луна, омытая мертвенным, серебряно-жемчужным светом. Он видел, что от звуков этих имен алый цвет покидал ее…Кровь исчезала из Луны его Симонны, а Его Солнце становилось Солнцем Живых…В его видениях перед ним кружилась светловолосая девушка. Стройная красавица, одетая в звездное марево невесомых мотыльков, а вокруг нее тлели миражи неизбежных перемен, руша и создавая хрустальные замки из розовой мечты. Она кружилась. Кружилась, поворачивая к нему аметисты своих нечеловеческих глаз. И черное сердце светлело. Светлело, очищаясь и преисполняясь благостью и триумфом. Он буквально слышал смех на фоне безумного воя сотен тысяч волков. Он слышал и буквально видел, как в жуткой, смертельной схватке сходились черный и белый Драконы…Он видел златоокую богиню и ангела, держащего в ладонях грядущее. Он видел, как падали с небес сотканные из теней Драконы и Бармаглот исчезал. Исчезал, ломая свои величественные, грациозные крылья. Он видел это. Видел и лишь сильнее сжимал когти. Сжимал их, воя, как безумный зверь истинного Рагнарёка. Он выл, и мертвые восставали из своих могил, стремясь присоединиться к его несметному мертвецкому воинству, а затем…Затем Мидганд все же ответил…Герои встали у него на пути. Встали с целью остановить и уничтожить навечно, дабы даровать миру покой и благоденствие.Они стояли у него на пути - Пастырь и Серафим…Стояли, облаченные в свет и стихию. Они являлись один за другим…Они являлись раз в столетие. Являлись, а он убивал…Убивал их…Убивал, выпивая саму природу их душ…Он не знал, как долго это длилось: год, столетие, тысячу лет или всего лишь один миг? Время давно потеряло для него свой смысл, его теченье более не затрагивало его, огибая и оставляя вне своей власти - вечным и неизменным.Он жил тьмой, и тьма жила в нем, а затем…Затем все как-то внезапно закончилось. Закончилось самым мрачным для него образом. Он пал…Пал, будучи убит Пастырем…Пастырем, держащим в руках весь гнев света…Златоглазая дева, одетая в тени и облаченная в безумие грома и молний, обрушила на него всю мощь Абалла и Камланна. Она была ужасна…Ужасна в своей ярости, но при этом и прекрасна…Прекрасна в своей решительности и сквозившей, в каждом кванте ее бытия, страсти. Он понимал, что это - правильно…Правильно и неправильно одновременно, но спорить с судьбой было лишь себе дороже и…И он не отказался. Он принял бой…Он принял бой, что все же был неравным и неправым. Он принял его. Принял и проиграл…Проиграл, хоть она и была облачена лишь в свет. Он проиграл не ей. Он проиграл миру…Проиграл Миру, Его Воле и стремлению Жить... Он проиграл мечте миллиардов… Проиграл самой силе жизни…Проиграл, приняв поражение…Проиграл, будучи изгнанным из мира…Изгнанным, но не сломленным и… И живым, а Симонна…Его Симонна…Она осталась там…Осталась в Зазеркалье…Осталась ждать его…Она осталась ждать его вечно…Ее заточили в тенях, в тьме мира, но…Но она не сдалась, она сбежала, вырвалась на свободу…Вырвалась из своей тюрьмы, как вездесущий дух противоречий…Вырвалась, принявшись искать способ вырвать его из когтей реальности и вернуть обратно…Обратно в столь сладостный для нее мир Зазеркалья, ведь уйти к нему - в реальность, она все же не могла…Алиса держала слишком крепко. Держала, смеясь ей в лицо. Она буквально создала бурю. Бурю, что сверкая тьмой, разъедала реальность, затягивая в свой мир все новых и новых жертв. Симонна, видя это, позволила Алисе бесчинствовать, распространять свой яд иллюзий дальше. Она сделала это, потакая богине, страстно мечтая только об одном - вернуть своего Пастыря, свое сердце. Она мечтала об этом. Мечтала, запечатав в глубине своего сердца, рвущегося на части от недоброжелательности и неизбывного гнева Бармаглота… Бармаглота, который лишь ждал счастливого случая, чтобы вырваться на свободу. Вырваться и пожрать весь мир, все грехи живых. Вся тьма сердец жителей концентрировались в сердце планеты. Концентрировалась в нем, даруя зарождение новому злу, а она…Она продолжала искать…Продолжала, отказываясь сдаваться. Она искала, а Алиса…Алиса понемногу осознавала себя живой. Осознавала и начинала понимать, что ей не хватает какого-то последнего штриха, какой-то сущей мелочи. Мелочи, что непременно сделает ее завершённой, цельной и целостной. Она осознала, что ей не хватает любви. А осознав это, она перешагнула грань мира и дозволенного…Перешагнула, лишь на миг, но этого хватило. Ее сила, вырвавшись на волю, разнеслась по Мидгарду. Разнеслась, сея семена порока, призванные принести ей плоды ее ожиданий. Она сделала это, и память стала возвращаться к тем, кто вернулся в Мидгард, ускользнув из ее цепких пальчиков, позабыв ее сладостное царство сладострастных снов…Они вспоминали, а грань между мирами начала истончаться…Истончаться, ожидая назначенного судьбой часа, когда рухнут само пространство и время, а миры…Миры сольются воедино, связанные навечно любовью божественных сердец. Богиня и Серафимы искали своих Пастырей, а Пастыри, блуждая по дорогам миров, все не спешили возвращаться обратно, ведь время, будучи рекой, вело себя безумно и непредсказуемо. Оно менялось, то ускоряясь, то замедляясь. Оно менялось, меняя судьбы всех, меняя их так, что никто не мог представить, что будет дальше. Ведь встречаясь на границе дня и ночи, они смотрели в глаза друг друга. Смотрели, держа в своих руках одно и то же сердце - Сердце Мира…Мира, что украл у них души…Они тоже ждали…Ждали своей истиной встречи, что только еще должна была произойти. Ждали, не ведая, что Алиса изменила время жизни тех, кто перешагнул врата ее обители, и что оно перестало быть властно над ними. Она стерла им память…Стерла, переписав воспоминания.Она поступила так, лишив их возможности на счастье…Она сделала так, чтобы они тоже познали, что такое отчаянье и вечное одиночество…Над обоими мирами начиналась великая буря, а в ее сердце сверкали зеленым огнем глаза вечной весны. Сверкали солнечными зайчиками, глядя в далекое прошлое, сквозь призму непостоянства.Сорей смотрел на деянья рук своего отца…Смотрел, читая чужую Книгу Судеб…Смотрел в душу Владыки Бармаглота…Смотрел, а из его глаз текли слезы сострадания, ведь он понимал истинную глубину его сердечной бои. Понимал и от этого сочувствовал, жалея его... Он жалел Георга и Симонну, Алису и Бармаглота, а мир…Мир перерождался…Перерождался, обретая новое начало…Начало, ведущее вперед, туда, где в пламени восхода кружился феникс новой эры. Кружился феникс, ведущий всех к свободе, к жизни. Он смотрел и мир оживал... Оживал, пробуждаясь от сна, навеянного несчастной богиней перемен. Он смотрел, а Морион, очищенный любовью его сердца, сиял в короне Миклео...Сиял, даруя новую надежду, счастье и новую жизнь. Он сиял, осуществляя своим чудесным блеском сокрытые в их сердцах мечты. Его будущее только начиналось…